звал, сами напросились. А лекарства там тоже быть должны, поищешь. И
автомобильную аптечку захвати на всякий случай. Пойдем, только в темпе,
Патрик, в темпе...
Глава 7
Я иду впотьмах.
И дрожит в пустых руках
Неведомое.
О, Швейцария! Страна озер и банков, фондю и револьверов, многоязычная и
благополучная... Над необъятной Британской империей в пору ее расцвета
никогда не заходило солнце, но и мирной жизни она не знала. А крошечная и
уютная "кантония", лишенная забот по защите родной земли от прежних ее
владельцев, помнила слово "война" по старой привычке и потому еще, что
соседи, подарившие ей свои наречия, отличались куда более неуживчивым
нравом.
А на чем, собственно, зиждется благополучие сухопутной и
благовоспитанной страны? Уж не на туризме ли? И на туризме, и на трудолюбии
аборигенов. А еще Швейцария -- финансовая печень Европы. Банки, банки,
банки! В Цюрихе их побольше, чем в Лугано, к примеру...
В Лугано слишком много итальянцев. Гекатор крупно рисковал и поэтому
стерегся хотя бы в мелочах: он двинулся прямиком в Цюрих с американским
паспортом от Механика, стараясь уже не употреблять итальянский язык. Звался
он теперь Энтони Радди.
Ранним утром, выйдя с территории Центрального вокзала, он просто пошел
вдоль изумительно опрятной и не очень-то широкой улицы. Он знал из
путеводителя, что называется улица Банховштрассе, что она -- именно та, куда
он должен был прибыть около двух лет тому назад, чтобы вместе с напарником,
Червончиком гнойным, назначенным ему Дядей Джеймсом, вынуть деньги из сейфа
и доставить на родину, в Бабилон, столицу Республики Бабилон, где родился и
вырос Гек.
Гек решил не торопиться, благо некуда, при любом развитии событий,
ознакомиться с достопримечательностями, проверить, насколько это возможно,
нет ли за ним слежки, устроиться в гостинице, которая потише и подешевле.
Главное же -- унять трясучку нетерпения и большого страха...
Тем временем улица вывела его к небольшому симпатичному озеру, почти
голубому в утреннем июньском солнце. Гек выбрал скамеечку и пристроился на
ней, развернув туристскую схему. Он и так довольно четко помнил карту --
изучал такую же в Бабилоне и (украдкой) освежал память в тюремной
библиотеке, но сейчас ему было любопытно сравнить непосредственное
впечатление от увиденного и то, каким представлялся ему Цюрих по схемам и
фотоснимкам.
В реальности город выглядел не таким пряничным, но зато буквально
излучал сытую и безмятежную благожелательность. Откуда-то справа забренькал
колокол -- с кирхи, видимо; прохихикала мимо стайка девчачьей малышни --
наверное, в школу...
И Гека отпустило, судорожное напряжение исчезло, растворилось в
безмятежном, чисто вымытом утре, захотелось есть и пить. Он достал из
внутреннего кармана пиджака лопатник и пересчитал наличность: за глаза и за
уши -- одна тысяча двести сорок один доллар "гринами" и на две сотни местных
франков, и мелочь в карманах. Он упорно копил и экономил деньги в тюрьме,
готовя рывок, понимая, что нет смысла рассчитывать на заначку под камнем, на
берегу Кастелламарского залива. А вот -- случилось, повезло, можно считать,
и насколько легче дышится с деньгами на кармане. Можно было бы и не ехать
сюда, не рисковать, на первое время бы хватило... Гек выпил чашечку местного
кофе со сливками, чтобы заесть какую-то сладкую пакость с орехами, и
пустился кружить по старому Цюриху.
Вот отель "Пальма", где четыре с лишним года назад проходило "одно
очень важное совещание с нашими друзьями", в котором участвовал на первых
ролях дон Паоло (о чем они совещались и как-то он сейчас?), а вот и
гостиница, где он должен был тормознуться и через некоего турка передать
сообщение об этом Червончику... Да, через турка. И ждать.
А этот мужик с мечом на коленях -- Герман Великий. Внезапно Гек
остановился, завороженный: из-за угла вывернул трамвай -- точь-в-точь как у
них в Бабилоне, только номер другой! На Гека нахлынули воспоминания, заныло
сердце по родине, ведь он никогда ранее не покидал ее пределов, да еще так
надолго... Неожиданный этот трамвай пробудил что-то такое... непонятное,
отчего становится сладко и грустно; кажется, что вот-вот вспомнится важное,
заветное, без чего жизнь не в жизнь... -- но нет, трамвай прогрохотал, и
наваждение растаяло. И трамваи здесь тихие на удивление, не то что наши...
Сколько там на часах? Пора.
Давно ему не было так хорошо. Гек выбрал гостиницу неброскую, хотя и
довольно дорогую. Но это не важно, через пару часиков цена за номер не будет
иметь никакого значения при любом исходе предстоящего дела. Гек потратился,
заказал такси и уже на нем подобрался поближе к "Швейцарскому объединению".
Мучительно хотелось разжиться пистолетом, но некогда, и денег жалко, и
погореть очень легко. Хотя оружия тут навалом... К черту! Гек выбрался из
такси, попросил водителя подождать, купюру положил на сиденье и свернул за
угол. Через несколько секунд Гек легким и уверенным шагом вошел в прохладное
чрево банка...
Такси пригодилось, и еще как! Чемодан был велик и тяжел, Гек получил
его безо всяких затруднений. Гек почему-то боялся, что даже если груз еще
никем не востребован, то потребуется доплачивать за длительное хранение, а
денег не хватит, или потребуют объяснить, что там лежит и сколько его, или
еще какую дрянь придумают... Последние метры до такси пришлось тащить
чемодан чуть ли не волоком. Шофер догадался, выскочил и помог забросить в
багажник. Первым побуждением Гека было не отдавать чемодан в багажник,
поставить в салоне рядом с собой, но здесь не Бабилон -- уж больно дико бы
показалось местным. Да и мысль могла найти дурную какую-нибудь голову: "А
что интересного может быть в таком тяжелом чемодане?"
У себя в номере он прежде всего отдышался, снял пиджак, галстук, запер
изнутри дверь, потом откупорил банку с кока-колой и уселся в кресло, не
отрывая взора от темно-вишневого вместилища. Ему нравилось предвкушение
открытия, даже если оно -- всего лишь открытие чемодана.
"С миллион будет", -- неуверенно подумал Гек, но прикинул в долларах и
почувствовал, как сердце заколотилось, застучало вдвое против прежнего. Он
расстегнул воротник рубашки, рука зацепилась за что-то: крестик... Гек
рванул -- тонкие звенышки-серебринки не выдержали и двумя обрывками
замотались по сторонам потного кулака. Гек терпеть не мог побрякушек на
мужчинах, но -- терпел. А теперь хватит: он пропихнул сорванный крестик с
цепочкой в банку -- там на дне еще бултыхались остатки -- и встал, чтобы
выбросить ее в мусоропровод. Проходя мимо зеркала, машинально бросил туда
взгляд и остановился. Волосы растрепались, глаза кровью налиты, лоб, щеки и
в особенности уши огнем горят, тот еще видок!
Гек постоял у зеркала, плюнул в него и направился в ванную. Там тоже
было зеркало, но вмонтированное в стену, а не на гвоздике, как в комнате.
Гек с отвращением заглянул и туда, стал нашаривать мыло; банка все еще была
в руке. Гек выругался вслух на бабилосе и по-итальянски, выскочил из ванной,
выбросил жестянку в мусоропровод, вернулся. Только после того, как уши и
щеки приняли более-менее обычную окраску, он разрешил себе подойти к
чемодану.
"Видели бы меня сейчас дон Паоло или Суббота с Варлаком -- полюбовались
бы на дешевку на этакую..." Гек присел на корточки, перекусил толстую нитку,
на которой висел ключ, привязанный к чемоданному ремню, поочередно повернул
им в замках и повалил чемодан плашмя.
"Да, а на каком языке я выругался? -- почему-то подумал Гек. --
Вспомнить бы надо". Но так и не вспомнил, а когда приподнял крышку, то и
совсем забыл об окружающем: в прозрачном полиэтиленовом мешке плотно и
тяжело лежали деньги -- доллары США, упакованные в аккуратные пачки. Гек
немедля принялся считать; набралось два миллиона сто семьдесят шесть тысяч
долларов купюрами по сто долларов, около тридцати-сорока тысяч "грантами" и
"джексонами", то есть пятидесяти- и двадцатидолларовыми бумажками. Гек
поленился их считать, поскольку они лежали россыпью, прикинул на глаз. Но
это был только первый слой: нижнюю половину чемодана занимали пачки каких-то
разноцветных бумаг. После долгого осмотра Гек пришел к выводу, что бумаги
эти -- государственные и муниципальные облигации разных выпусков, на три и
пять лет. Он принялся было считать и их, но вспомнил, что их продажная
стоимость может отличаться от номинала, в них указанного. Надо спуститься
вниз и купить газету с биржевыми котировками, только и всего! Гек так и
сделал. Он оставил на полу -- как есть -- груду бумажных сокровищ, только
закрыл дверь на ключ. Впрочем, через пару минут он вернулся с газетами "Нойе
цюрихер цайтунг" и "Ба-Бусинес", обе на немецком языке. Деньги разноцветным
холмом лежали там, где он их оставил. Гек вновь закрылся на ключ, выложил из
карманов блокнот и ручку, купленные в вестибюле вместе с газетами, сбросил
пиджак и приступил к работе.
Облигации были что надо: общая стоимость потянула на четыре с половиной
миллиончика, если перевести в доллары. Гек не владел немецким, вычитывал
только цены и названия бумаг. Надписи же на бумагах, выпущенных бабилонским
государственным казначейством и мэрией Бабилона, свидетельствовали о том,
что вместе с не вырезанными за два года купонами они тянут дополнительно еще
на пол-лимона.
Шесть с лихером! С ума сойти! Ну, красотища! На самом деле было даже
немного больше, чем думал Гек, поскольку в предвыборной суете городские
политиканы обещали в прошлом году держателям облигаций, что в случае победы
пересмотрят купонные ставки за весь год в сторону увеличения на два
процентных пункта. Но Гек еще не знал об этом. Он вынул стодолларовую купюру
из неполной пачки и разболтанной походочкой -- такую обожает обкуренная
шпана из негритянских кварталов -- подошел к зеркалу, поверхность которого
пробороздил по вертикали смачный харчок. Гек аккуратно, чтобы не коснуться
пальцами, принял его на ковшик купюры и бросил вместе с нею в унитаз. Потом
поколебался и не выдержал -- выбрал уже двадцатидолларовую, поистрепаннее,
помягче: скомкал ее, расправил и насухо протер гладкое стекло. Он сбросил в
унитаз и этот зеленый комочек, потянул за рычажок и тихо заулыбался,
наблюдая, как рычит и беснуется маленький водопадик.
"Красиво. Ну а что? Могу себе позволить -- не обеднею... Не каждый день
такое бывает. А могу и каждый день. Интересно, если в золоте -- сколько это
будет? -- Гек вернулся к столу, поднял газету и посчитал -- больше полутора
тонн! -- Это если по лондонским ценам, а если на черном рынке, то и
побольше. А на хрена мне побольше, да и откуда на черном рынке тонна золота
возьмется? Разве что я решу продать? Да и на хрена мне вообще-то и это
золото, когда деньги есть? А Дуде -- фиг с маслом, если он еще жив, что
маловероятно. Что же там все-таки случилось, что забыли об этаких
деньжищах?"
Радостное возбуждение понемногу улеглось, и Гек впервые крепко
задумался над тем, как быть дальше. Прежде всего следовало облигации
обратить в наличные, а наличные разместить в двух-трех банках, чтобы
проценты давали. С этим больших проблем не было. Здесь полно контор, где
охотно возьмут на себя решение такой несложной, в общем-то, задачи. Дон
Паоло неоднократно упоминал о том, что швейцарская "прачечная" не вечная,
что многие страны пытаются подорвать вольности местных банкиров при открытии
счетов и перекачивании через них преступных и полупреступных денег. Но пока
