отпустил, надо было после встречи его назначить, а то Подкидыш слабоват еще
в работе, путается в трех соснах.
-- Все мы когда-то начинали, -- нейтрально отвечал ему Патрик, -- и
Нестор попервости был дурак дураком. А с Подкидышем я провел уже инструктаж
насчет завтрева, да вечером повторю, да и утром не поленюсь, -- так он
ничего себе, но...
-- Что -- но? Малька все забыть не можешь?
-- У Малька талант, может, поболе моего будет. Зря ты его от меня
отправил...
-- Заткнись и не ной. Утрясем дела, вернем Малька. Хочу к нему
присмотреться -- уж больно он непонятен мне. И не верю, что из него будет
толк: есть в нем... гнильца не гнильца, а... ну не лежит у меня душа к нему.
-- Зачем посылал тогда?
У Дяди Джеймса надулась вена поперек лба:
-- Так ведь... ты должен был поехать, дружочек... Запамятовал, да? Ты
ведь уже спрашивал, а я отвечал. Ну так и заруби себе на носу: если его
придется убирать там, в Марселе, то это исключительно из-за тебя, урод
конопатый.
-- Какая же необходимость его убирать, Джеймс?
-- Нет такой необходимости... пока. Лет двенадцать тому назад досиживал
я свой последний -- он же второй -- срок за кассу. И пытался меня согнуть...
хотя нет, напрягалова не было, пытался обработать меня один тип, чтобы я
барабанил на своего соседа -- шпиона немецкого, не помню восточного ли,
западного... Не суть. Ну, я наотрез, и он с тем отвалил, может, нашел
кого... Так вот, эту харю я на одной фотке видел чуть ли не в обнимку с
нашим Червончиком особаченным. Эти орлы -- не с уголка. Они правил не знают
и знать не желают, и с ними не договоришься. Что им успел Червонец напеть?
От этого все зависит. Ему я никогда про ниггера не рассказывал и даже тебя к
"похоронам" не привлекал, а ищут его, черного, до сих пор и по всему земному
шару... Но они могли вычислить либо догадаться, что след ко мне тянется и
что Швейцария не случайна, вот что погано.
-- А если бы я туда вместо Гекатора поехал, что бы изменилось?
-- Тебе я верю. Ему нет.
-- Извини, Джеймс, за тупость: не веришь, а послал салабона под большую
ответственность? Что это за ребус такой?
-- Когда все более-менее, он вполне подходит, да еще из-под твоего
крыла... Но когда паленым запахнет -- я его не знаю, как он себя поведет. Он
молод еще, он малец, а не взрослый мужчина... После поговорим об этом.
Теперь давай спланируем бабилонскую часть нашей помолвки, если она
разладится....
Субботнее утро выдалось сумрачным и тихим -- ни ветерка, ни дождинки.
Кадиллак мощно шелестел над пустынным загородным шоссе -- Дядя Джеймс любил
скорость на хорошей дороге. Он сидел на заднем сиденье молча и только
позевывал нервно: все-то ему казалось, что важные детали при подготовке к
сегодняшнему дню упущены, что его люди нечетко сработают, да и вообще
чересчур беспечны. Спал он плохо, лег поздно, а настроение было тем не менее
почти приподнятым: рутина обрыдла, даешь перемены при любом исходе встречи,
но хорошо бы договориться с макаронниками...
Патрика всю ночь одолевали кошмары: крысы и пауки лезли в окна и щели,
пищали нагло, шебуршали и омерзительно щекотали кожу, особенно раздражал
крысиный писк. Патрик просыпался, включал свет, пытался заснуть при
зажженной лампе, но это плохо помогало. Окончательно он проснулся в пять
утра, принял холодный душ, завывая под жесткими струями, полчаса
помедитировал -- в полной отключке от реальности -- и взялся за разминку.
Час с лишним он "прозванивал" и "прослушивал" все мышцы, сочленения,
рефлексы и навыки и только потом позволил себе выпить крепкого чаю без
молока и сахара. А там уже и Подкидыш нарисовался, бибикнул коротко по
дороге к шефу.
Подкидыш обеспокоен был только одним: не облажаться перед шефом в
очередной раз. Таким тупым и бестолковым, как в последние дни, он давно уже
себя не чувствовал. И не то чтобы Дудя шпынял его сверх меры, напротив,
держался по отношению к нему куда мягче, чем к Нестору, но Подкидыш сам
видел и ощущал свои промахи и неоднократно уже с тяжелым вздохом вспоминал
простую и такую понятную жизнь рядового бандита. Хорошо хоть Патрик с утра
не долбит плешь наставлениями, сидит себе рядышком и молчит. Подкидыш слегка
замедлил ход перед столбом, отмечающим девятнадцатый километр: где-то за
поворотом проселочной дороги, отходящей от шоссе, должны сидеть ребята с
полевой рацией, чтобы сообщить по эстафете дальше -- все в порядке, либо
наоборот... Патрик так же молча кивнул, видимо, увидел все, что считал
необходимым увидеть.
На вчерашнем большом говорилове именно ему была поручена дорога и
подстраховка при непосредственном контакте. Герман готовил людей к боевым
действиям в городе, он же отвечал за то, чтобы внешне это никак не
проявилось до последнего мгновения: спровоцировать подозрительных сицилийцев
легче, чем загасить пожар жестокой войны, которая приносит только убытки и
ненужные смерти. Люди Боцмана фиксировали опорные и жилые точки сицилийцев в
поисках подозрительных шевелений, но с утра ничего такого замечено не было.
Сицилийцы также были не лыком шиты и почти зеркально повторили в
сторону конкурентов все принятые против них меры. Но поскольку они заранее
точно знали, чем должна закончиться встреча, то к штабу на Старогаванской и
к местам проживания авторитетных деятелей из дудинской банды были посажены
снайперы, каждый из которых должен был, согласно контракту, убрать только
одного (лично ему порученного) клиента и тотчас делать ноги. Такие повадки
не были новостью для аборигенов, и всюду была организована контрсека. Но в
борьбе щита и меча шансы второго всегда предпочтительнее, поэтому Дядя
Джеймс велел своим людям не светиться возле своих привычных мест обитания:
жилья, забегаловок, красных фонарей и шалманов... Кроме того, пятеро человек
из привычных бойцов тихо сидели в номере, неподалеку от места рандеву, для
подстраховки.
Беда была в том, что уже два часа как они были мертвы, все до единого.
Дядя Джеймс прибыл, как и обещал, через пять минут после того, как на
автомобильной стоянке у загородного мотеля припарковался шестиместный
"линкольн", принадлежавший Гиене со товарищи. Приветственно мигнули фары, из
машины выбрались двое -- худощавые, но крепко сбитые мужчины в просторных
хлопчатобумажных куртках, расстегнутых так, чтобы видно было отсутствие
обрезов и автоматов под ними. Они тотчас же направились к входу и скрылись
за дверями. Патрик засек время входа и не поворачиваясь, стараясь не
шевелить губами, прошипел:
-- Без жилетов, в кобурах есть -- не видно что, но не "бормашинки".
-- Ничего не значит, -- откликнулся Дядя Джеймс. -- Зато в моторе у них
лишний; мы же договаривались: четверо плюс шофер.
-- Арнольд, одолжи зажигалку, -- вдруг попросил Патрик, не отрывая
взгляда от входной двери.
Удивленный Подкидыш вынул из кармана "ронсон" и положил Патрику в
протянутую ладонь.
-- И сигарет пачечку...
-- Но ты же... -- Подкидыш подавился и несколько секунд не мог
вздохнуть: Патрик вывернул кисть левой руки, собрал пальцы в щепоть и очень
ловко сунул их прямо в солнечное сплетение Подкидышу. Сигареты из нагрудного
кармана он вынул сам, той же левой рукой. Дядя Джеймс равнодушно смотрел в
окно -- раз Патрик делает, значит, так надо...
Наконец вернулись те двое; один из них наклонился к заднему окошку
своего автомобиля и сообщил что-то, другой же приветственно помахал в
сторону Джеймса. Обе машины, как по команде, заглушили двигатели, и высокие
договаривающиеся стороны покинули салоны, чтобы через несколько секунд
предстать друг перед другом. Подкидыш продолжал сидеть на месте, в другой
машине остались двое.
-- Почему здесь так безлюдно, господин Джеймс? Уж не ловушку ли вы нам
подстроили? -- с улыбкой, обозначающей желание пошутить, синьор Роберто, он
же Гиена, тряс руку Дяде Джеймсу.
-- Потому и здесь, что безлюдно. Не в полиции же нам встречаться. Все в
порядке? -- обратился он к одному из проверявших.
-- Да, -- ответил вместо него Гиена.
-- Нет! -- заявил дядя Джеймс. -- Не все! Почему в моторе у вас лишнее
рыло? Уговор был: четверо и водитель.
-- Не надо кипятиться, господин Джеймс, скоро вы и сами поймете, зачем
он здесь. Это всего лишь безобидный ботаник-фармаколог, специалист по
экзотическим растениям. Синьор Мелуза, выйдите на секундочку из машины.
Синьор Мелуза оказался пузатым Германиком в очках, потным и неважно
выбритым. Потоптавшись несколько секунд, он опять залез в салон.
-- Если мы договоримся, господин Джеймс, он прочтет нам небольшую
лекцию, которую и я с удовольствием послушаю еще раз. Он уникальный
специалист, я вас уверяю. (Специальностью синьора Мелузы, привезенного из
Штатов именно для предстоящих событий, была стрельба из короткоствольного
автоматического и полуавтоматического оружия, которым он пользовался
одинаково виртуозно левой и правой рукой, на слух и навскидку, а также
подрывные работы.)
Дядя Джеймс незаметно глянул на Патрика: тот, похоже, не увидел в
ботанике ничего подозрительного.
-- И все равно -- не дело так поступать. Пойдемте, что ли?
На пути к мотелю Дядя Джеймс возглавил процессию на правах хозяина,
Патрик шел замыкающим. В холле за барьерчиком сидела и бойко работала
спицами пожилая усатая тетка, незнакомая Джеймсу.
-- А хозяин где? -- спросил он, заранее зная ответ.
-- А в город уехал еще с вечера, к дочери уехал. К обеду обещался быть.
-- Вот как? -- притворно нахмурился Джеймс. -- Ну-ну...
Патрика внезапно окатило холодом: он почувствовал приближение скорой
смерти, ноги сделались ватными. Усилием воли он заставил себя двигаться
дальше как ни в чем не бывало, пытаясь разобраться -- нервы шалят или
интуиция подсказывает нечто. Он верил в интуицию, и в тетке, в ее поведении,
что-то царапнуло ему глаз.
Хозяин действительно уехал в Бабилон, выполняя приказ Дяди Джеймса и
оставив за себя двоюродную сестру. Таким образом он развязывал руки Джеймсу
и сам оставался в стороне при полном алиби. Но в городе его захватили
итальянцы, допросили с пристрастием и убили за ненадобностью в дальнейшем.
Сестру заменили утром: ее зарезали, даже не допрашивая, а труп отнесли в
номер, где остывали тела пятерых Дудиных бойцов. Семь смертей уже должны
были попасть в криминальную хронику города, а основные события еще и не
начинались. Да, итало-американцы задумали нечто из ряда вон выходящее даже
по меркам Бабилона, где шесть-восемь убийств в сутки -- обыденность. В
Нью-Йорке или в Палермо такое было бы немыслимо: полиция, законодатели и
общественное мнение слишком горячо откликнулись бы на кровавый гангстерский
разгул. Репрессии властей не заставили бы себя ждать, что повредило бы обеим
враждующим сторонам, но Бабилон -- особый город. Местные банды не умели
делать по-настоящему больших денег, они чересчур увлекались войнами с себе
подобными, тягаясь за авторитет, предпочитали дергать за курок, а не
договариваться о взаимовыгодном мире. Сицилийская кровь и закалка проложили
себе путь и в этих кошмарных местах, но им, даго, приходилось туго в грызне
с аборигенами. Они не привыкли играть вторые роли в собственных делах,
приняв покровительство одного из местных Дядей, а значит, вынуждены были
изнурять себя в бессмысленных войнах с ними. Расправа с крупной и свирепой
конторой Дяди Джеймса, а заодно и с корсиканцами, должна была наконец
показать этим дикарям, что не надо ссориться с теми, кого следует бояться.
