голова. А Майлин запела, сначала низким бормотанием, которое входило в
душу, пульсировало в венах, нервах, мускулах. Пение становилось все
громче, западало в голову, изгнало все, кроме стремления к цели, к которой
она призывала нас, и делало из нас единое оружие, державшееся в ее руке
крепче, чем меч в руках жителей равнин.
Я увидел, как серебряный жезл двинулся, и послушно пошел за ним, как
и вся остальная мохнатая группа. Майлин и ее присягнувшие-на-мече
выступили в поход.
Я ничего не помню из этого путешествия с холмов, потому что я, как и
те, что шли со мной, был полон только одним стремлением утолить жажду,
вызванную во мне песнью Майлин, - жажду крови.
И вот мы тайно подползли к лагерю. Он выглядел пустынным, только казы
били копытами и кричали в своих загонах. Но мы чуяли, что те, на кого мы
охотимся, еще здесь.
Майлин снова запела - а может быть, во мне все еще звучало эхо ее
прежней песни, - пошла вниз по склону, покачивая жезлом. Ночью жезл горел
в лунном свете, и теперь, когда уже светало, он все еще сверкал, и из его
верхушки капал огонь.
Я услышал в лагере крик, и мы кинулись туда.
Эти люди обычно имели дело с животными, которых считали низшими
существами: охотились на них, убивали, приручали. Но животные, которые не
боялись человека, которые объединились, чтобы убивать людей, - такого
просто не могло быть, это противоречило природе, люди это знали, и
необычность нашего нападения с самого начала выбила их из колеи. Майлин
продолжала петь. Для нас ее песня были призывом, поощрением, а чем она
казалась изгоям - не знаю, но помню, как двое людей в конце концов бросили
оружие и катились по земле, зажимая руками уши и издавая бессмысленные
вопли. Так что расправиться с ними было нетрудно. Конечно, не всем нам
повезло, но мы узнали об этом только после того, как песня кончилась. Мы
остались в лагере и подсчитывали потери.
Я как бы проснулся после яркого страшного сна. Увидел мертвецов, и
одна часть меня знала, что мы сделали, но другая проснулась и отогнала все
воспоминания.
Майлин стояла тут, но не глядя на тела, а уставившись куда-то вдаль,
как будто боялась смотреть на хаос, возникший вокруг нее. Ее руки
безвольно повисли, в одной из них был жезл, но он более не мерцал живым
светом, а был тусклым и мертвым. Ее лицо было пепельно-серым, глаза
смотрели в себя. Я услышал жалобный крик.
К Майлин ползла Симла, на ее заду была большая кровоточащая рана.
Затем послышались крики и визг других раненых животных, пытающихся
добраться до своей хозяйки. Но она не видела их, глядя в пространство.
- Майлин!
Страх закрался в мой мозг. Не было ли то, что стояло здесь, не
обращая внимания ни на что, лишь пустой оболочкой женщины Тэсса?
- Майлин! - снова мысленно закричал я, собрав все силы.
Симла застонала, подползла к ногам Майлин и положила голову на ее
пыльную обувь.
- Майлин!
Она шевельнулась, почти неохотно, словно не хотела возвращаться из
небытия, державшего ее. Пальцы ее разжались, и жезл покатился в кровавую
грязь, к мертвецам. Затем ее глаза ожили и взглянули на Симлу. С отчаянным
криком Майлин опустилась на колени и положила руку на голову венессы. Я
понял, что она снова вернулась к нам. Теперь надо было перевязать раненых,
посмотреть, что можно сделать для оставшихся в живых. Из людей не выжил
никто. Я нашел ведро и принес воды, потом еще и еще: Майлин варила питье
для раненых. Во время третьего такого похода мой нос, освободившийся,
наконец, от захватившего его зловония, сказал мне об опасности.
Человеческий запах, сильный, свежий, уходил в кусты. Я бросил ведро и
обнюхал след, но дальше не пошел, потому что пришел мысленный оклик,
приглашающий меня вернуться.
По-моему, лучше всего было бы как можно скорее идти по этому следу,
но я все-таки вернулся. Видимо, кто-то спрятался от битвы в фургонах, а
даже один человек может залечь над склоном и перестрелять нас из боевого
лука. Полный этими мыслями, я прибежал в лагерь. Прежде чем я успел
сказать о своем открытии, Майлин обратилась ко мне:
- Я должна сказать тебе...
- Майлин, там... - хотел я прервать ее.
Почти величественно она отказалась слушать меня и продолжала:
- Крип Ворланд, я привезла из Ырджара плохие новости.
В первый раз за эти часы я вспомнил о Крипе Ворланде и его бедах, и
меня испугала болезненность возвращения от Джорта к Крипу.
- Капитан "Лидиса" обратился к Закону Ярмарки, когда тебя увезли люди
Озокана, а твоего товарища ударили и бросили, считая мертвым. Его нашли, и
он рассказал о том, что произошло, опознал клан похитителей. Дело дошло до
Верховного Правосудия, и был предъявлен иск Осколду, на земле которого
нашли твое тело. Тело привезли в Ырджар и решили, что твой мозг разрушен
пытками Осколда. Врач "Лидиса" сказал, что оказать тебе помощь можно
только дома. И вот... - Майлин сделала паузу, ее глаза встретились с
моими, но ничего не выражали, потому что она смотрела мимо меня, на что-то
большее, чем Крип Ворланд или Джорт. - И вот, - начала она снова, -
"Лидис" ушел с Йиктора с твоим телом на борту. Вот и все, что я смогла
узнать, потому что в городе творится что-то страшное и тревожное.
Что-то подсказывало мне, что она говорит правду. Она говорила что-то
еще, но все это уже не имело значения, и я не слышал, будто она говорила
на другом языке.
Нет тела! Эта мысль билась в моей голове, звучала громче и громче,
пока я не завизжал в том же ритме. Это были только удары, и я ничего не
понимал. Теперь Майлин смотрела не в пространство, а на меня и, мне
кажется, пыталась добраться сквозь этот грохот до моего мозга. Но ничто не
действовало. Я не Крип Ворланд и никогда не буду им снова, я Джорт!
Я слышал звуки, я видел Майлин сквозь красный туман, ее большие
глаза, шевелящиеся губы. Ее команды доносились откуда-то издалека,
заглушаемые грохотом. Я был Джортом, я был смертью, я охотник...
Затем я шел по следу, что нашел в кустах у реки. Свежий сильный запах
наполнил мои ноздри. Убить... Только ради убийства стоит еще немного
пожить. Нельзя быть беспечным, барск коварен... барск...
Зверь с вековой хитростью овладел моим мозгом. Пусть Джорт будет
полностью Джортом. Я отогнал, спрятал, как ненужные остатки, то, что
когда-то было человеком, и следил за выходом зверя на его извечное дело -
охоту. Я различал три разных запаха, смешанные вместе. Не казы - эти люди
шли пешком. И вокруг одного был тошнотворный запах, говорящий о
повреждении тела. Трое направлялись к холмам. Их можно выследить, но для
этого потребуется хитрость. Туда носом, сюда носом, следить издали за
всем, что может оказаться засадой. Возможно, человеческая хитрость все еще
сочеталась во мне со звериной.
Похоже, они не могли подняться по более крутым склонам. Вероятно,
раненому было трудно идти, потому что перед его следами шли более легкие
следы.
Я нашел место, где они останавливались. Там виднелись окровавленные
тряпки, которые я пренебрежительно обнюхал. Однако они упорно шли вперед,
к границам земель Осколда. Я шел по следу захватчиков, и у меня и мысли не
было, что у меня отнимут добычу.
Мой мозг постоянно что-то дергало издалека, хотя я поставил барьер
против этого и отказался открываться зову. Я был Джортом, а Джорт
охотился, и это было единственной реальностью.
Выше и выше... Я дошел до места, где были срублены два молодых
деревца, а затем пошел по следу только двоих людей. Двое несли третьего, и
их шаг замедлился.
Я бросился вслед, потому что вошел в овраг между крутыми склонами и
подумал, что моя дичь может остаться внизу, но не понесся наугад, а пополз
от одного укрытия к другому. Я не тыкался носом ни во что пахнущее,
памятуя о трюке, сыгранном со мной разведчиком.
Настала ночь, а я все еще не видел их. Я даже удивился их способности
уйти так далеко с грузом - разве что они оставили лагерь еще до нашей
атаки. Луна помогала мне, где отчетливо выделяя пейзаж, а где пряча его в
тени, что скрывало мое продвижение.
Наконец, я увидел их. Двое стояли, прислонившись к скале. Затем один
соскользнул на землю и сел, опустив голову на грудь и безвольно уронив
руки между вытянутых ног. Другой тяжело дышал, но оставался на ногах.
Третий вытянулся на носилках, издавая слабые стоны.
Двое обессилены, решил я, но за третьим, стоящим, следовало
внимательно следить. Наконец, он пошевелился, встал на колени и поднес
фляжку к губам лежащего на носилках, но тот махнул рукой и с резким
раздражающим криком оттолкнул фляжку. Она ударилась о камень и разбилась.
На камне остались темные брызги. Тот, кто держал ее, хрипло заворчал, стал
собирать осколки, затем поднял голову и дико огляделся, как будто искал в
окружающей их дикой местности что-то, что могло бы избавить его от
несчастья.
Все это время сидящий не шевелился. Он медленно покачивал головой из
стороны в сторону, как бы вглядываясь в темноту. Затем он встал, опираясь
о скалу. Теперь луна освещала его лицо, и я узнал в нем того, кто охранял
Озокана с тыла, когда они вели своего раненого лорда в лагерь Тэсса. Я
узнал и другого: он выполнял волю своего лорда в тесной камере
пограничного форта.
Крип Ворланд... Кто такой Крип Ворланд, что призывает Джорта-барска к
мести? Неважно... Главное - убить...
Поскольку я рассматривал их как свою добычу, я выскочил на открытое
место, издав боевой клич своей породы - глубокий грудной вой. Тот, кто
лежал на носилках, скорее всего, был беспомощен, а двое других пусть
сражаются за жизнь. Это был самый лучший путь.
Я прыгнул на стоящего человека. Видимо, его отупевший мозг и уши не
известили его о моем присутствии раньше, чем я всем своим весом ударил его
в грудь, сбил с ног, и мои клыки нацелились куда надо. Легкая добыча!
Я грыз его и рвал, затем вскочил и встретил второго. Он ждал,
полусогнувшись, между мной и носилками, в его руке был меч, сверкающий в
лунном свете. Человек закричал. Был ли то военный клич или призыв на
помощь - какое мне дело? Это не для моих ушей, и меня не касалось.
Меч ожил, и мы закачались друг перед другом в сложном рисунке
какого-то ритуального танца. Я все время заставлял человека вертеться и
раскачиваться, и это помогло мне, потому что смертельная усталость
сковывала его члены. Наконец, мои челюсти сомкнулись вокруг его запястья,
и меч выпал. За этим последовал быстрый конец.
Задохнувшись от этого танца смерти, я повернулся к носилкам. Тот,
кого несли на них, теперь сидел. Может быть, страх поднял его ослабевшее
тело и вернул ему энергию. Я увидел, как дернулась его рука, вспышка света
мелькнула в воздухе и ударила меня между шеей и плечом, уколола сильно и
глубоко, как нож. Но поскольку человек не убил меня сразу, он не спас
себя.
И вот я лежал среди своих мертвецов и думал, что скоро здесь умрет и
Джорт, барск, который только частично был человеком. Это был хороший конец
для того, кто не имел больше надежды вернуться назад по странной тропе,
приведшей его в это время и место.
МАЙЛИН
15
Весы Моластера. Давно - ночи и луны назад - я вступила на этот
странный путь в согласии с весами Моластера. Но теперь они вышли из
равновесия, как всегда бывает, и вместо добра мои усилия приносят зло.
Удивительно, как много зла таится в надежде на добро. Я думаю, что
Моластер оставил меня, и я брошена в прилив и не могу выплыть. Видимо, я
