фундамент уцелел.
- С Йим-Сином поступили хуже. А кто эти люди?
- Насчет Йим-Сина мы знаем. Кто они? Люди, впавшие во тьму, выросшую
из откуда-то принесенных семян. Однако, они не преуспели в своем зле.
- Они убиты?
- Они сами себя убили, потому что не обратили внимания на стражников,
но после себя оставили руины.
- А те... те, кто находился под покровом Умфры... - начала она почти
робко. - Что с ними, Брат?
- Тот, кого ты держишь в сердце, жив. Некоторые другие отпущены
Умфрой по Белой Дороге.
Она вздохнула и, положив жезл на колени, потерла лоб.
Итак, Маквэд был жив. Я ухватился за это.
Приступ боли в груди заставил меня отползти назад и свалиться на мат.
Последние остатки сил покинули меня.
Яркий свет ударил мне в морду, проник у неплотно зажмуренные глаза. Я
попытался отвернуться, но меня удержали. Я вдохнул резко ароматизированный
пар, и в моей голове прояснилось. Я открыл глаза и увидел, что лежу в
комнате, а Майлин наклонилась надо мной с чашей золотистой жидкости, от
которой исходил пар, приведший меня в чувство.
Здесь был человек, чье старое доброе лицо было мне знакомо: когда-то,
очень давно, мы с ним сидели в тихом саду и разговаривали о жизни за той
звездой, что служит Йиктору солнцем, о людях, выполняющих свое назначение
во многих чужих местах. Это был Оркамур, слуга Умфры.
- Младший Брат, - его слова сформировались в моем мозгу, - ты
желаешь, в самом деле желаешь оставить свое теперешнее тело и получить
другое?
Слова, слова... Ну, да, конечно, я этого желаю! Я был человеком -
человеком! Я требую человеческое тело. И это поднялось во мне не как
простое желание, а как просьба, сконцентрированная со всей силой, на какую
я был способен.
- Будь по вашему желанию, сестра и брат!
Оркамур ушел из моего поля зрения, как бы отплыл назад. Майлин снова
наклонилась надо мной с чашей, чтобы оживляющие пары очистили мой мозг.
- Повтори, Крип Ворланд, слово в слово: я желаю всей силой избавиться
от меха и клыков и снова стоять и ходить, как человек!
Я медленно, торжественно проговорил мысленно эту просьбу. Мне
хотелось бы произнести ее вслух, громко, с вершины какой-нибудь горы,
чтобы меня слышал весь мир.
- Пей! - она ближе поднесла чашу с ароматной жидкостью. Я стал жадно
лакать, мне показалось, что это холодная вода из горного источника. Я не
сознавал своей жажды, пока не сделал первый глоток. Это было очень вкусно,
и я пил, пока чаша не опустела, пока язык не слизнул последнюю каплю.
- Теперь... - Майлин убрала чашу и выдвинула вперед одну из лунных
ламп. В комнате и так было светло, а теперь стало еще светлее. - Посмотри
на нее! Отпускай, смотри и отпускай!
Отпускать? Что отпускать? Я уставился на лампу. Это был серебряный
мир, какой можно было увидеть на видеоэкране "Лидиса", когда корабль
снижается над планетой в новой системе, серебряный шар вытягивался,
притягивая к себе...
Кто бродит на серебряных шарах, и что они там видят? Из каких-то
глубин пришла ко мне эта мысль. Это был не сон, а явь, однако, мне не
хотелось открыть глаза и посмотреть, потому что тут было что-то иное, и
какая-то осторожная часть меня желала изучить это иное, не торопясь.
Я глубоко вздохнул, ожидая, что мой нос барска расскажет мне обо
всем. Но обоняние как-будто ссохлось, умирало. Конечно, запахи тут были -
аромат какого-то растения, другие запахи, но все они были очень слабыми. Я
не решался двигаться, но когда еще раз глубоко вдохнул, то оказалось, что
боль, которая не покидала меня и стала почти частью меня, исчезла! Я
открыл глаза. Искажение! Цвета стали, с одной стороны, менее отчетливыми.
а с другой - пронзительно яркими. Я щурился и мигал, чтобы окружающее
стало выглядеть нормально. Но этого не произошло. Требовались усилия,
чтобы заставить глаза снова послушно служить. А ведь это уже один раз было
- мелькнуло в моей памяти.
Я уставился вдаль. Широкое пространство, стена, в ней окно. За окном
колышутся на ветру ветки. Мой мозг легко давал названия всему, узнавая,
то, о чем сообщали глаза, хотя видели они совсем по-другому. Я открыл рот
и хотел облизать свои острые клыки, но язык стал короче и касался зубов, а
не клыков барска.
А лапы? Я приказал передней лапе вытянуться в пределах моей
видимости, так как не решался еще поднять голову, и увидел... руку, кисть,
пальцы, сгибающиеся по моему приказу.
Рука? Значит, я не барск, а человек!
Я резко сел, и комната, все еще какая-то искаженная, стремительно
завертелась. Я был один. Я поднял человеческие руки, осмотрел их, потом
взглянул на человеческое тело. Оно было бледным, таким бледным, что почти
неприятно было смотреть. Это не правильно - я должен быть смуглым. Я сел
на край постели и внимательно оглядел все свое новое тело, его бледность,
худобу, близкую к истощению. Затем ощупал лицо. Оно было явно
человеческим, хотя я не мог определить наощупь, похоже ли оно на лицо
похищенного на ярмарке в Ырджаре Крипа Ворланда. Нужно зеркало. Я должен
УВИДЕТЬ!
Слегка покачиваясь от усилий держаться прямо, как человек, после
того, как долго бегал на четырех лапах, я встал и неуверенно сделал шаг
вперед. Руки мои балансировали, пока я перекачивался с одной ноги на
другую. Но когда повернулся, чтобы подойти к окну, мое доверие к такому
способу передвижения вернулось, как будто прежнее умение, забытое на
время, снова ожило. Я огляделся, ища мохнатое тело, которое звалось
Джортом, но его не было видно. Я так и не увидел его больше.
Комната была маленькая, большую часть ее занимала кровать. В
противоположной стене была дверь, в углу сундук, служивший также и столом,
судя по тому, что на нем стояли на подносе чашка и графин. Из окна несло
холодом, так что я вернулся к кровати, снял с нее одеяло и завернулся в
него. Мне страшно хотелось увидеть свое лицо. Судя по телу, я был Тэсса -
Маквэд...
К моему удивлению, я обнаружил в себе некоторое сожаление о чувствах,
которыми так хорошо пользовался Джорт. Похоже, у Тэсса те же ограничения,
что были и у бывшего меня.
Я подошел к сундуку и посмотрел на чашку. Она была пуста, но графин
полон. Я осторожно налил в чашку золотистую жидкость. Она была холодной,
прекрасно утоляющей жажду, и по моему телу распространилось ощущение
радости бытия, единства с моим новым телом. Я услышал покашливание и
увидел жреца с забинтованной головой. Он поклонился и, подойдя к кровати,
положил на нее одежду с красными крапинками, какую носят Тэсса.
- Старейший Брат хочет поговорить с тобой, Брат, когда ты будешь
готов, - сказал он.
Я поблагодарил и начал одеваться, еще не вполне уверенный в своих
движениях. Одевшись, я подумал, что я, наверно, похож на Малика.
"Малик!" - болезненно кольнуло в памяти. Малик вывел меня из ада,
уготованного барску в Ырджаре, и каков был его конец! Я так мало его знал
и так много был ему должен!
На моем поясе висел длинный нож, но меча не было и, конечно, не было
жезла, какой носила Майлин. А мне хотелось бы схватиться за оружие при
мысли об убийцах Малика. Без зеркала я не мог видеть весь облик, который
теперь имел. Выйдя из комнаты, я увидел ожидающего меня мальчика-жреца. Он
хромал, и на лице его был тот же отпечаток шока и усталости, как и у
старших жрецов. Здесь все еще пахло горелым, хотя и не так сильно, как
пахло для Джорта.
Мы пришли в тот же садик, где Оркамур однажды уже принимал меня. Он
сидел в том же кресле из дерева с побегами, только листья на них увяли и
засохли. Там была еще скамейка, и на ней сидела, опустив плечи, Майлин.
Глаза ее были пустыми, как у человека, затратившего большие усилия к
собственной невыгоде. Во мне вспыхнуло желание подойти к ней, согнать это
ее равнодушие, взять ее вялые руки в свои, поднять ее. Когда я тайно
подглядывал за ней в Ырджаре, она казалась мне чужой, и чужой она была все
время наших путешествий, теперь же этого больше не было. Теперь казалось
только, что она имеет права на меня, что она устала и измучена. Но она не
взглянула на меня и не поздоровалась. Глаза Оркамура встретились с моими и
так всматривались, будто он хотел видеть каждую мысль, как бы глубоко она
ни пряталась. Затем он улыбнулся и поднял руку, и я увидел на ней большой,
страшного вида кровоподтек, а один из пальцев был расщеплен и туго связан.
Жест его был изумленно-радостным.
- Сделано, и сделано хорошо! - он не сказал этого вслух. Его мысль
вошла, видимо, и в мозг Майлин, потому что она встрепенулась, и ее глаза,
наконец, остановились на мне. Я увидел в них изумление и, в свою очередь,
удивился: ведь она сама проделала этот обмен, почему же результат ее
удивляет? Она сказала:
- Это хорошо сделано, Старейший Брат.
- Если ты имеешь в виду, сестра, что выполнила то, что желала - да,
это сделано хорошо, если ты думаешь о том, что это приведет к еще большим
осложнениям, - тогда я не могу ответить ни да, ни нет.
- Мой ответ, - прошептала она, если можно мысленно шептать. - Ладно,
что сделано, то сделано, а это НАДО было сделать. С твоего разрешения,
Старейший Брат, мы поедем и увидим конец всего этого.
Она все еще не говорила со мной и не хотела смотреть на меня, потому
что после первого взгляда она вновь отвернулась. Я похолодел, как если бы
протянул в приветствии руку, а ее не только не взяли, но и самого меня
игнорировали. Теперь я не стал бы делать никакого движения, чтобы привлечь
снова ее внимание.
Мы вышли поискать еду. Майлин ела явно только по необходимости, как
заправляют машину перед поездкой. Я тоже поел и обнаружил, что мое тело с
удовольствием принимает все, что я ему даю. Майлин была как за стеной, и я
не мог ни пробить эту стену, ни перелезть через нее.
Мы вышли во двор храма. Там не было и признака фургона, но нас
ожидали два оседланных каза, через седла были перекинуты дорожные плащи,
седельные сумки полны провизии. Я хотел помочь Майлин сесть в седло, но
она оказалась проворнее меня, и я пошел к своему казу. Неужели она
относится с отвращением к любому контакту со мной?
Мы ехали по опустошенной Долине. Там были почерневшие от огня руины и
другие признаки ударов ярости, которые калечили, но не полностью
разрушали. Майлин поехала по дороге в Йим-Син. Видно было, что она
отчаянно пытается осуществить свой план - вернуться со мной в Ырджар и
разрешить, насколько возможно, роковое сплетение, опутавшее нас.
Она по-прежнему не смотрела на меня, даже не обменивалась мыслями.
Неужели ей так неприятно, что я нахожусь в теле ее близкого родственника,
который теперь кажется ей умершим дважды? Меня это стало раздражать. Я не
виноват в том, что со мной случилось, и я ни о чем не просил. Ан нет -
ответила мне память, дважды в какой-то степени я просил ритуалов Тэсса для
этих обменов. И они дважды спасали меня от смерти.
Поскольку мы ехали быстрее, чем в фургоне, мы выехали из Долины еще
до заката. На рассвете мы могли бы увидеть руины Йим-Сина, но мы поехали
через равнины к Ырджару. И все-таки, что тут произошло? Мне нужно было
хоть чуть-чуть заглянуть в будущее, поэтому я заставил себя обратиться к
своей спутнице:
- Говорили ли слуги Умфры, что тут случилось?
- Те, кто пришел с запада, - ответила она, - были иноземцами. Похоже,
что Йиктору угрожает новый враг, гораздо более безжалостный, чем любой
равнинный народ, и эта сила идет от инопланетников.
- Но ведь Торговцы... - я был так поражен, что у меня перехватило
дыхание.
- Не все Торговцы такие, как на "Лидисе". Эти пришельцы режут друг
