настоящих казов, очевидно, тех, на которых ехали отверженные.
Сумерки сгущались. След каза по-прежнему вел на запад, теперь уже по
более открытой местности, где было очень мало укрытий и преследователя
легко увидеть. Я сел и послал мысленный зов.
Первым ответ пришел с севера - либо Борба, либо Ворс. Я попытался
спросить:
- Существо пахнет казом, но не каз. Где?
- Не каз? - ответили вопросом.
- Пахнет казом, но не каз, - повторил я.
- Нет, - был выразительный ответ.
Я снова послал зов и получил слабый ответ.
- Каз, но не каз?
- Каз... да...
Я повернул на юг. Может, это был фальшивый след, но я должен был
проверить. И тут я открыл, что тот, за кем я охотился, был мастером в этой
игре, потому что я снова дошел до свежей и резкой вони каза. Я так
обрадовался, что нашел искомое, что подбежал и глубоко втянул в себя
запах, прежде чем понял опасность.
Резкая боль заполнила мой нос, я подскочил вверх, затем сунул нос в
землю, тер его лапами. Гнусный запах так пристал ко всей голове, что мои
глаза наполнились слезами.
Я катался по земле, зарывал в нее нос, скреб его, пока тупыми когтями
не порвал кожу. Я не чувствовал более никакого запаха, кроме этой вони,
которая, казалось, стала частью моей плоти. И меня так тошнило, что я
крутился и терся мордой об землю, пока, наконец, не заставил себя
вспомнить, встал, и меня сразу вырвало.
Мой ум заработал не сразу. То ли тот, кого я выслеживал, подозревал,
что за ним идут, то ли принял предосторожности на всякий случай, но он
залил свой путь какой-то тошнотворной жидкостью, которая убила такое
важное для меня чувство, как обоняние. Мои глаза все еще слезились, но
все-таки видели, в носу болезненно пульсировало. Но у меня оставались
глаза и уши и, возможно, помощь других животных.
Я снова послал зов. Откликнулись трое - с близкого расстояния. Я
сообщил:
- Каз - не каз - человек, злой запах...
Быстрое согласие всех троих, видимо, запах дошел и до них. Издалека
ответила Борба.
- Человек идет...
Я еще раз обтер голову о землю. Глаза слезились, но видели. Ночь
создана для активности барска, для меня тени не были густыми, как для
человека. Я остановился за скалой, прислушался и ждал, забыв о своем
злосчастном носе. Конечно, настоящий барск или другое животное удрали бы
от такого оружия. Несчастье разведчика заключалось в том, что ему
встретился не НАСТОЯЩИЙ барск.
Он шел медленно. По виду походил не на человека, а на какой-то
бесформенный тюк, скрывающая его шкура каза свободно болталась на нем. Я
приготовился...
Время от времени он останавливался, вероятно, пытаясь разглядеть в
темноте какие-то ориентиры.
Может быть, барск нападает с криком, я же молча метнулся вперед,
нацелившись на ту часть приближающейся округлой фигуры, которую я считал
своей лучшей мишенью. И каким бы ловким он ни был, я победил его
неожиданностью.
14
Я совершил убийство по образцу, показанному мне Симлой, и, задыхаясь,
лег рядом с тем, кто еще недавно ходил, дышал и был человеком. Я смутно
удивлялся, что не чувствую тяжести содеянного мной, словно я был куда
больше барск, чем человек. Я убил - но этот факт ничуть не задевал меня.
Мы, Свободные Торговцы, пользовались оружием для защиты, но никогда не
несли с собой войны, предпочитая при затруднительных обстоятельствах
обходные пути. Я видел мертвых и до того, как попал ни Йиктор, но они, в
основном, умерли своей смертью или от несчастного случая. Если же это было
убийство, оно случалось только в результате ссоры между чужаками и отнюдь
не касалось Торговцев, и я не имел к нему никакого отношения.
Но в это убийство я был втянут, как, наверное, не вовлекались мои
предки за целые века. Однако, меня это не тревожило, и я даже был
удовлетворен хорошо проделанной работой. Правда, во мне шевельнулось
опасение, что, чем больше я останусь в этом теле, тем сильнее станет во
мне звериное начало, пока, наконец, не останется только четвероногий
Джорт, а двуногий Крип исчезнет.
Но сейчас не время было поддаваться страхам, и я поспешил отогнать
тревожные мысли. Я предпочел обдумать то, что стояло непосредственно
передо мной. Если я оставлю этого разведчика здесь, его может найти тот,
кого пошлют за ним. Может, лучше ему исчезнуть вовсе?
- Мертвый - мертвый! - из кустов вышел один из длинноносых большеухих
зверей, которых я видел бьющими в барабаны на эстраде Майлин на ярмарке.
На его спине сидел всадник, загнувший колечком хвост. Оба они уставились
на разведчика, и от них исходила волна удовлетворения.
- Мертвый, - согласился я, облизал лапы и потер ими все еще болевший
нос.
Большеухий зверь понюхал тело, выразил отвращение и отступил. Я
посмотрел на останки и решил оставить все, как есть. На мягкой земле
остались отчетливые следы. Оба существа посмотрели на меня с удивлением.
Их вопрос ясно читался.
- Оставить знаки - все против людей, - объяснил я, хотя вовсе не был
уверен, что они поймут. Возможно, они повиновались лишь тогда, когда мое
внушение совпадало с их собственными желаниями. Но насчет идей я сильно
сомневался.
Они пристально посмотрели на землю, где я оставил свою подпись -
отпечатки. Затем маленький спрыгнул со спины своего товарища и поставил
обе передние лапки с сильно расставленными пальцами рядом с моими
отпечатками. Встав на задние лапы и склонив голову набок, он осмотрел
результат. Его отпечатки походили на следы маленьких человеческих рук.
Большеухий неуклюже прошелся взад и вперед, оставляя путаные следы
своих ног с длинными пальцами. Затем маленький вновь оседлал его. Я
осмотрел почву. Пусть теперь разведчика найдут. Запись вокруг него
заставит их призадуматься: трое совершенно разных животных, похоже, сообща
разделали человека. Если враги поверят, что все животные лагеря выступают
против них, им придется дважды оглядываться на каждый куст, каждое дерево,
они будут ждать нападения даже из-под листвы. Трудно представить себе, что
такая разношерстная компания животных могла объединиться против общего
врага, это не в их природе. Однако, Тэсса имеют власть, которая уже и так
держала равнинных жителей в страхе. Поставленные вне закона были людьми
достаточно отчаявшимися, чтобы убить Малика. Возможно, теперь они решат,
что против них действуют не только природные, но и сверхъестественные
силы. А для людей, и так уже скрывающихся, такое соображение может
оказаться гибельным и сломить их вконец.
Первое время мы шли, не только не прячась, а, наоборот, оставляя
полные следы троих, путешествующих вместе. Потом мы стали скрывать следы:
пусть следопыты решат, что мы растаяли в воздухе.
Заря застала нас в ложбине, где журчал ручей. Там были скалы, в
которых мы и укрылись. Мои товарищи задремали, как и я, но были готовы в
любой момент проснуться. Мы находились к востоку от лагеря и достаточно
близко к тому пути, которым должна была вернуться Майлин. Но как скоро мы
могли надеяться ее увидеть? Мой нос был все еще забит той вонью, и я
ничего не мог уловить.
Это был необычный день: солнце скрывалось в облаках, но не было и
намека на дождь, только туман закрывал горизонт. Создавалось впечатление,
что за пределами видимости было значительное и, возможно, опасное
изменение, независимо от того, что сообщали нам глаза. Мне очень хотелось,
чтобы у кого-нибудь из нас были крылья и можно было бы полнее и лучше
осмотреть местность.
Но если среди меленького народа и были птицы или какие-то летающие
создания, я их не видел. Так что наш обзор был ограничен. Самым
удивительным в этот день был просто невероятный контакт с остальными
разбежавшимися животными. Они так соединили свои мозги, что фрагментарные
сообщения быстро шли по достаточно широкой линии связи, и я надеялся, что
эта линия перекроет весь путь, по которому может вернуться Майлин.
Там были парные комбинации вроде той пары, что была со мной в ложбине
- большеухие животные и их наездники. По-видимому, такое партнерство
существовало не только на сцене, а оставалось и здесь. Отвечали все:
Борба, Ворс, Тантака, те, кто барабанил на сцене, и те, кого я не мог
опознать. Симла, видимо, оставалась у лагеря, как я просил, поскольку от
нее ответа не было.
В этот день я обнаружил, удерживая и читая мысли маленького народа,
что он не равняет Тэсса с равнинными жителями, а рассматривает последних
как естественных врагов, избегает их и относится к ним враждебно и
презрительно. Тэсса же принимались маленьким народом сердечно, как
родственники и надежные товарищи. Я вспомнил слова Майлин и Малика о том,
что Тэсса, готовящиеся стать Певцами, поселяются на время в тела животных.
В чьем теле жила Майлин, когда бегала по камням? Была ли она Ворсом,
Симлой или кем-нибудь из тех, кто сейчас сопровождает меня? Имело животное
выбор или назначалось? Или это происходило случайно, как со мной, потому
что барск был болен и оказался под рукой?
В течение дня я дважды выходил на открытое место, скрываясь, как мог,
и смотрел, нет ли каких-нибудь путешественников. При второй вылазке я
заметил отряд, едущий к холмам. Но эти всадники были под знаменем
какого-то лорда, вооруженные, возможно, только что завербованные, и они
были довольно далеко к югу. Я знал, что никого из нас они не смогут
увидеть.
К ночи наше нетерпение возросло. Мы держались на ногах, ходили по
линии, которую сами наметили. Мне пришлось оставаться с пустым брюхом,
потому что я не мог унюхать дичь. Зато воды было достаточно, и я решил,
что не умру, если похожу голодным.
К ночи пришло сообщение:
- Идет!
Я подумал, что только одна особа могла вызвать такое сообщение от
тех, с кем я разделил ночное бдение. Я посла в ночь настоятельный зов:
- Майлин!
- Иду! - пришел ответ, тихий, шепчущий, если можно так сказать о
мыслях.
- Майлин, - сообщил я по контрасту как бы криком, - беда... Берегись!
Жди... Дай нам знать, где ты.
- Здесь, - мысль прозвучала громче, и это было сигналом для нас
выскочить из кустов и травы.
Она появилась в лунном свете на своем верховом казе. После сумрачного
дня ночь была ясной, три кольца горели во всем своем великолепии. На
Майлин был плащ, голова скрыта капюшоном, так что видели мы не женщину, а
всего лишь темную фигуру на казе. Я прыжками бросился к ней.
- Майлин, беда!
- Что? - ее мысленный вопрос снова опустился до шепота, будто вся
сила ушла из нее, и она держалась только усилием воли. Меня щипнул страх.
- Майлин, что случилось? Ты не ранена?
- Нет. Что произошло? - ее вопрос прозвучал громче, тело выпрямилось.
- Люди Озокана напали на лагерь.
- А Малик? А маленький народ?
- Малик... - я заколебался, не находя способа выразиться лучше. -
Малик умер. Остальные здесь, со мной. Мы ждали тебя. В лагере засада.
- Так! - это слово прозвучало, как удар хлыста. Ее усталости как ни
бывало. - Сколько их там?
- Человек двенадцать. Озокан ранен, командование принял другой.
В моей злобе присутствовала ненависть и что-то обжигающее, а в той
волне эмоций, которая исходила от Майлин и теперь коснулась меня, был
только холод, холод и смерть. Это была настоящая бездна, и я невольно
подался назад, как будто увертывался от удара.
Лунный свет заискрился серебром на ее жезле, и из него тоже полился
свет, когда она подняла его перед моими глазами. У меня закружилась
