Он хмуро посмотрел на меня.
- Древние позаботятся о том, чтобы языки зря не болтали. Конечно, чем
скорее мы произведем обмен и отправим тебя с Йиктора, тем лучше. Сейчас
Озокан и его приспешники объявлены вне закона. Они не могут жить только
набегами, и ни одна рука не поднимется помочь им. Рано или поздно люди
объединятся, выследят его и прикончат. Не знаю, какие оправдания получил
Осколд от своего сына и поддерживает ли его хотя бы тайно. Если он
предполагает это сделать, он должен действовать ОЧЕНЬ тайно, иначе его
собственные люди скажут ему, что он нарушал клятву и оставят его.
Объявление вне закона - не пустяк, и те, кто помогает такому отверженному,
сразу же сами становятся проклятыми. Достаточно клятвы трех свободных
арендаторов, чтобы осудить человека. Осколду хватает забот и с теми, кто
вторгается в его земли.
- Теперь, значит, мы будем ждать Майлин, - вернулся я к своим делам.
Ссоры феодальных лордов не касались моего будущего, по крайней мере, я так
считал.
- Будем ждать Майлин. Затем она поедет в Ырджар, к твоему капитану.
Как я уже говорил, многое зависит от того, насколько открыт его мозг.
Возможно, ты передашь с ней что-нибудь, что подтвердит ее слова, - скажем,
о каком-нибудь инциденте, который известен только вашим, а на Йикторе о
нем никто знать не может. Если он примет ее рассказ, мы договоримся о
дальнейшем.
У Свободных Торговцев открытый мозг. Они повидали так много в самых
разных мирах, что не могут сказать: "Такого не бывает!". Но это дело
несколько исключительное - может ли вера простираться так далеко? Намек
Малика был неплох: я подумал над тем, что могло бы подтвердить рассказ
Майлин и послужить мне на пользу.
Когда время становится главным фактором в жизни, оно может быть таким
же тяжелым бичом, каким подгоняют рабов-гребцов на Горфе. Малик занимался
животными, а у меня были только мысли, острые, как шипы. Они гоняли меня с
места на место мимо костра.
Пища и питье, что давал мне Малик, видимо, содержали не только
питательные вещества, но и стимуляторы, потому что я чувствовал
удивительную бодрость, впервые с тех пор, как оставил Долину для напрасных
поисков.
Малик покончил со своими обязанностями и сел перед огнем, повернув
вниз лунную лампу. Я сел рядом с ним, желая уйти от всего, что давило на
меня. Я неожиданно спросил:
- Почему Тэсса выбрали бродячую жизнь?
Он посмотрел на меня, и его большие глаза, казалось, стали еще
больше. Он ответил вопросом:
- А почему вы хотите крутиться от мира к миру, не имея своего дома?
- Потому что я рожден и воспитан для такой жизни. Ничего другого я не
знаю.
- Теперь знаешь. Мы, Тэсса, тоже рождены и воспитаны для такого
образа жизни. Когда-то мы были разными народами, родственными тем, кто
теперь живет на равнинах. Затем наступил момент выбора. Нам был показан
другой путь исследования. Но все в мире что-то стоит, и за этот новый путь
пришлось платить. Это означает, что надо было вырвать собственные корни и
отвернуться от всего, что казалось безопасным и нерушимым. Нас более не
окружают стены, мы тесно сплотились одним кланом. Мы держимся в стороне от
жизни других людей. И теперь равнинные жители смотрят на нас как на
бродяг, не имеющих крова. Они не понимают, почему мы не нуждаемся в том,
что им кажется ценным, и сейчас и для будущего. Они сторонятся нас. Время
от времени они смотрят на то малое, что дал нам наш выбор, и держат нас в
страхе, хотя и сами боятся нас. Мы участвуем во всей жизни, а они нет. Ну,
не совсем во всей жизни, кое в чем мы не принимаем участия: в росте
дерева, в появлении листьев, в созревании плодов. Но мы можем взять птичьи
крылья и изучать небо по примеру крылатых созданий, можем надеть меховую
шкуру и побегать на четырех ногах. Ты знаешь многие миры, звездный
странник, но никто из вас не узнает жизнь Йиктора, как знают ее Тэсса.
Малик умолк и уставился в огонь, подкармливая его время от времени
хворостом из кучи. Между нашими мыслями возник барьер. Хотя у Малика не
было того отрешенного взгляда, какой я видел у Майлин однажды ночью, я
подумал, что он близок к такому же отрешенному состоянию.
Ночной воздух доносил до моего носа массу сведений. Через некоторое
время я прошелся в темноте вокруг лагеря. Большая часть маленького народа
спала в своих клетках, но некоторые были часовыми, и вряд ли кто-нибудь
мог незамеченным пробраться в лагерь.
Майлин приехала перед восходом солнца. Я услышал ее запах раньше, чем
до моих ушей донесся скрип колес фургона. Позади меня раздались
одновременно сигналы и приветствия. Малик очнулся от своего забытья у
почти погасшего костра, и я подошел к нему. Мы стояли рядом, пока Майлин
ехала по полутемному лагерю.
Она смотрела на меня. Не знаю, чего я ожидал. Может быть, выговора за
мое глупое исчезновение из Долины, хотя я не считал, что оно было глупым,
если принять во внимание то, что я знал или подозревал в то время. В конце
концов, как могут Тэсса понять, что означают их обычаи для другого
человека?
На ее лице была только тень усталости, как у человека, долгое время
простоявшего на часах без смены. Малик протянул ей руку, чтобы помочь
сойти, и она со вздохом приняла помощь. Я видел ее сильной, теперь она
изменилась, но я не понял, как именно.
- На холмах всадники, - сказала она.
- Осаждают Осколда, - Малик пригласил ее к костру, снова раздув
умиравшее пламя. Затем он вложил ей в руку рог, в который налил что-то из
фляжки. Она медленно пила, останавливаясь после каждого глотка. Затем,
прижав рог к груди, она сказала мне:
- Время не терпит, Крип Ворланд. На рассвете я выеду в Ырджар.
Я думал, что Малик запротестует, но она даже не взглянула на него, а
уставилась в огонь и потихоньку отпивала из рога.
13
Было яркое утро. Крепкий, как вино, ветер освежал нос и глотку,
солнечные лучи ослепляли, человек и животное чувствовали, что жизнь
хороша. Еще до того, как солнце осветило наш лагерь, Майлин села на
верхового каза, которого Малик оседлал для нее, и поехала на запад. Мне
очень хотелось бежать рядом с ней. Но здравый смысл, останавливающий меня,
был крепче любых брусьев клетки.
Когда Майлин скрылась из виду, Малик прошел вдоль клеток, открывая
дверцы, чтобы их обитатели могли входить и выходить по желанию. Некоторые
еще спали, свернувшись меховыми шарами, другие моргали, просыпаясь. Вышли
немногие. Симла толкнула дверцу плечом и бросилась ко мне, пронзительно
визжа в знак приветствия, ее шершавый язык уже готовился ласково облизать
меня, но Малик опустил руку на ее голову. Она сразу же посмотрела на него,
припала к земле, взглянула направо и налево и исчезла в кустах.
- Что это? - спросил я Тэсса.
- Майлин говорила, что на холмах люди. Может, они и не собираются
нападать на Осколда. Где-то бродят объявленные вне закона.
- Ты думаешь, они нападут?
- Чтобы выжить, нужна пища, а достать ее они могут только одним
способом, то есть силой. У нас очень мало запасов, но отчаявшийся человек
будет драться за каждую крошку.
- Животные...
- Некоторые вполне могут быть мясом для такого отряда. Других просто
убьют, потому что люди, лишенные надежды, убивают ради убийства. Если
придет беда, маленький народ может спастись бегством.
- А ты?
Он сделал приготовления, словно считал, что набег вот-вот произойдет.
На его поясе висел длинный нож, который у жителя Йиктора считался обычной
частью одежды. Меча у него не было, но в лагере я видел боевой лук. Теперь
он улыбался.
- Я хорошо знаю местность, лучше, чем те, кто может напасть на нас.
Как только наши часовые поднимут тревогу, налетчики найдут лагерь пустым.
Я догадался, что Симла была на страже.
- А ты, если хочешь... - продолжал Малик.
Почему бы и нет? Я бросился в кусты по примеру Симлы и пустил в ход
нос, глаза и уши. Через несколько минут я оглянулся назад, на фургоны. Их
было четыре - на одном, поменьше и полегче остальных, приехала Майлин. Три
других Малик, видимо, привел из Ырджара. Но кто же правил ими? Ведь Малик
был один, если не считать животных. Я задумался. Возможно, казы просто шли
следом за тем фургоном, которым правил Малик.
Хотя клетки были вытащены из фургонов и расставлены вокруг костра,
который все еще дымился, остальное имущество не было распаковано. Я
смотрел, как Малик шел от фургона к фургону и делал что-то внутри каждого.
Возможно, он снова увязывал то, что можно было взять с собой. Я не мог
понять, зачем Малик привез нас на эту опасную территорию. Я взбирался на
холм, пока не нашел хорошо скрывающий меня кустарник. Хотя листья уже
облетели, частая поросль, по-моему, хорошо маскировала меня. Отсюда я
хорошо видел лагерь и местность вокруг него. Дороги к лагерю тут не было,
только следы колес фургонов были все еще видны на увядшей траве и на
земле, и вряд ли можно было скрыть их сейчас.
Малик скрылся в одном из фургонов, не было видно и животных, вышедших
из своих клеток. Сцена выглядела спокойной, сонной, убаюканной ожиданием.
Утихающий ветерок донес до меня легкий запах. Я стал принюхиваться. Симла,
видимо, скрывалась с южной стороны. На западе, надо думать, тоже были
стражи.
Солнце плыло по безоблачному небу, играло совершенно по-летнему, хотя
была уже середина осени.
Из фургона вышел Малик с коромыслом на плече, на крюках покачивались
ведра. Он спустился к ручью. Мне отсюда не было видно ручья, я видел
только вспыхивающие тут и там на воде солнечные блики. Затем громка
залаяла Симла. Один раз.
Я выскочил из своего укрытия. Порыв ветра донес до меня
предупреждение. Я прыгнул вниз, в густой кустарник, и пополз, хотя он
жестоко кололся. Единственный военный клич Симлы - и больше ничего...
Ничего, только запах и звуки, которые человеческое ухо не могло бы
услышать, но барск слышал их, как фанфары. Я выскользнул из кустов,
пробрался ползком в лагерь и подлез под ближайший фургон.
Малик, шатаясь, поднимался по склону от ручья. Коромысло и ведра
исчезли. Он спотыкался и скользил, одна его рука была прижата к груди, а
другую он откинул, как бы пытаясь ухватиться за какую-то опору, но опоры
не было.
Он упал на колени, дополз до клеток и медленно качнулся вперед. Между
его лопаток дрожала от тяжелого дыхания стрела. Он попытался оттолкнуться
от земли, но тщетно. Вскоре он затих.
Оставшиеся до сих пор в клетках животные, как по сигналу, выскочили и
молча разбежались. Возможно, они и скрылись от человеческих глаз, но не от
моих ушей и носа.
Я полз, хотя такой способ передвижения был трудноват для барска.
Кто-то поднимался с берега, пытаясь двигаться бесшумно, в чем, с моей
точки зрения, мало преуспел.
Держась в тени фургона, я подбирался к костру. Малик не шевелился, но
напавший на него был очень осторожен. Возможно, он не знал, что Тэсса был
в лагере один, не считая животных. Я коснулся мозга Малика. Он был еще
жив, но уже не осознал моего мысленного послания.
Я добрался до конца фургона. Здесь стояли клетки, но я не был уверен,
что они достаточно высоки, чтобы укрыть меня. Может, мне лучше бежать
открыто, изображая испуганное животное? Пока я раздумывал, слева от меня
мелькнула рыжая полоса. Симла! Что она тут делает?
Она не остановилась возле Малика, а свернула к тому, кто был в
разведке перед лагерем. Я вскочил и помчался за ней. Я еще не видел ее
добычи, но услышал человеческий вопль и в следующий момент увидел яростную
битву человека и венессы. Человек больше не кричал, а старался оттолкнуть
