ее зубастую пасть от своего горла.
Я прыгнул и рванул его, а Симла вцепилась ему в горло. В эти секунды
я был больше барском, чем человеком, во мне кипела дикая ярость, которую,
кажется, нельзя было потушить.
Раздался крик, что-то просвистело так близко от моего плеча, что меня
как бы обожгло. Симла все еще терзала свою добычу. Я прыгнул второй раз и
опрокинул ее на землю своим весом.
- Оставь! - послал я мысленный приказ. - Оставь! Беги!
Снова пролетела стрела. Запах крови распалял мою звериную ярость, но
я боролся против этих эмоций.
- Оставь, беги!
Я разинул пасть, чтобы схватить Симлу, тогда она выпустила свою
жертву, посмотрела на меня сверкающими красным блеском глазами и зарычала,
как бы отгоняя меня от ее законной добычи.
- Беги! - я снова бросился на нее, и на этот раз она откатилась от
мертвого тела. Она опять зарычала, но едва вскочила на ноги, как стрела
вонзилась в землю в том месте, где она только что лежала. Симла злобно
щелкнула зубами над дрожащей в земле стрелой и бросилась со мной вверх по
холму.
Они продолжали стрелять, и я бежал зигзагами, надеясь, что Симла
последует моему примеру. Мы прибежали в лагерь и оказались всего в
нескольких футах от Малика, который лежал там же, где упал. Симла обнюхала
его голову и жалобно завыла.
- Вперед! - настаивал я. Она обернулась, оскалила зубы, как бы
собираясь броситься на меня. Затем красный свет в ее глазах погас, и она
побежала со мной плечо к плечу между фургонами за пределы лагеря.
Я не имел представления, куда скрылись остальные животные, но
улавливал их смешанный запах и подумал, что они пошли той же дорогой. Я
даже не был уверен, сколько их и каких они пород.
- Наверх! - приказал я Симле. Она остановилась и оглянулась на
лагерь. Ее обычно мягкий мех жестко топорщился на спине, голова опустилась
между сгорбившимися плечами, когда она, рыча, морщила нос, виднелись
окрашенные кровью клыки. Она сделала было шаг или два в обратном
направлении, но затем снова повернулась и на дикой скорости повела меня в
заросли.
Мы проделали немалый путь к вершине холма, пока, наконец, не
остановились, измученные. Там мы легли и стали следить за лагерем. В нем
были люди. Они пинали клетки, дверцы которых были открыты, тыкали мечами
во внутренность фургонов, как бы выгоняя кого-то, кто там мог прятаться.
Из фургона Майлин выкинули ящики и разламывали их, доставая запас печенья
и сушеного мяса. По нетерпению и жадности, с какими они пожирали эти
запасы, было видно, что эти люди давно уже не видели пищи. Они оттащили
тело Малика в сторону и затолкнули под фургон. Двое людей прошли вдоль
линии казов, которые фыркали, рвались с привязи и лягали всех, кто
приближался к ним.
Пустые клетки не давали людям покоя: они толкали их, переворачивали,
трясли, будто не верили, что они пусты, и старались что-то вытрясти.
В разгромленный лагерь приехали еще трое. Один человек поддерживал
другого в седле, а третий ехал сзади, прикрывая тыл. Теперь настала моя
очередь зарычать: с тем, за кем так ухаживали, я встретился в пограничном
форту. На лагерь напал отверженный отряд Озокана, и их вождь, видимо,
недавно был крепко потрепан: его правая рука была привязана к груди, лицо
было бледным и исхудалым. Это был жалкий призрак того самонадеянного
князька, который пытался диктовать свои условия Свободным Торговцам.
Разграбление фургонов продолжалось. Люди вытаскивали содержимое
ящиков и корзинок. Пища, видимо, была их первой заботой, и они жадно ели,
а остатки складывали в седельные сумки. Затем некоторые пошли в
юго-западном направлении и вернулись с верховыми казами. Некоторые казы
хромали, и на всех лежал отпечаток тяжелого и долгого перехода.
Однако, люди не спешили покидать лагерь. Они сняли Озокана с седла и
положили на диван, вытащенный из фургона Майлин. Тот, кто поддерживал
Озокана в пути, согрел воду на костре и взял на себя заботу о ране вождя.
Похоже, что Озокан больше не командовал, потому что по приказу того,
другого, грабители принялись наводить порядок в том разгроме, который они
учинили. Он встал на колено у фургона, под которым лежало тело Малика, и
внимательно осмотрел жертву. Затем по его приказу тело Тэсса вытащили и
унесли в кусты.
Я почувствовал, как рядом со мной напряглись мышцы Симлы, услышал ее
почти беззвучное рычание и послал ей мысль:
- Потом. Потом, подожди.
Я не знал, смогу ли удержать ее, но оценивал наше печальное
положение. Майлин уехала в Ырджар и скоро должна вернуться, а, по всему,
отщепенцы не собирались скоро покидать лагерь. Наоборот, они сложили все,
что вытащили, назад в фургоны, убрали с глаз разграбленные ящики. Один
прошел вдоль пустых клеток и не только расставил их в прежнем порядке, но
даже закрыл дверцы на щеколды. Когда все было сделано, офицер огляделся
вокруг и кивнул. Насколько я понимал, они старались, чтобы лагерь выглядел
нетронутым. Это могло означать только одно: они считали, что Малик - это
еще не все Тэсса, и устроили западню. Знают ли они о Майлин? Может, они
выследили ее накануне и теперь ждали, чтобы захватить ее?
Я понюхал воздух. Многие запахи были мне знакомы. Маленький народ
хотя и разбежался, но был недалеко. Мой нос обнаружил десять или
двенадцать животных неподалеку от того места, где прятались я и Симла. Я
попытался открыть им свой мозг и испытал слабый толчок. Животные не только
собрались здесь все вместе, но и объединились в одной цели, чего я никак
не предполагал у обычных животных, да еще разных пород. В их мозгах и
мысли не было о побеге, они думали только о сражении.
- Нет! - я старался передать им свою мысль от мозга в мозг, но они
противились мне. Я ведь не Малик, не Майлин и не другой лидер, которого
они признавали.
- Потом! - твердил я и приходил в отчаяние, что не могу повлиять на
них. При дневном свете, против сильных вооруженных людей мохнатая армия
почти не имела шансов на успех.
- Майлин! - я мысленно нарисовал образ Майлин, какой я ее видел,
облеченной властью, в рубинах и серебре, дирижирующей своим маленьким
народом на сцене. - Майлин! - посылал я мысль. - Вспомните Майлин!
Симла заскулила очень мягко - она вспомнила. А как другие? Доберусь
ли я до них? Я почти закрылся от мира света, звука, запаха, держал только
мир мысли, рисовал Майлин, стараясь заставить их ответить на этот рисунок.
- Майлин!
И они ответили! Я уловил облегчение и возбуждение в этом ответе и
сосредоточился на том, что собирался выдать им сейчас.
- Майлин идет.
Усиление возбуждения.
- Нет еще, - поторопился я исправить то, что могло вызвать роковое
движение. - Но скоро... скоро...
Нечто вопросительное.
- Скоро. Те люди внизу - они ждут Майлин... - я шел ощупью, пытаясь
быть твердым, сознавая, что могу совершить ошибку, которая пошлет их туда,
куда им нельзя идти.
Гнев, подъем ненависти.
- Мы должны найти Майлин, пока она не пришла сюда, - я, насколько
мог, нарисовал мысленное изображение Майлин, на этот раз едущей к лагерю.
- Найти Майлин до того, как она приедет!
Эта мысль покатилась, как морская волна, от одного маленького мозга к
другому. Теперь я знал, что они пойдут, но не к лагерю и врагам внизу, но
далеко обойдут опасное место и направятся в западные равнины.
Я лежал на прежнем месте, продолжая наблюдать за лагерем. Хотя у меня
не было военного опыта, я считал, что правильно интерпретировал действия
врага. Озокана поместили в фургон Майлин, его опекун и страж спрятался там
же. Остальные притаились в других фургонах или под ними. Один человек поил
и кормил казов. Еще один, посовещавшись с офицером, исчез в западном
направлении - разведчик, как я подумал. Я сказал Симле:
- Оставайся здесь, следи...
Ее губы поднялись над клыками:
- Останься... следи.
Ее первое возражение погасло, она заворчала.
- Не сражаться, следить... Майлин идет.
Ее согласие было смазанным, нечетким, не таким, какое я мог бы
получить от Майлин, от Малика или другого человека. Мне оставалось только
надеяться, что она останется в том же настроении, когда я уйду.
Моим первым объектом был разведчик. Я выполз из укрытия, мне надо
было далеко обогнуть лагерь. Те, кто спрятался там, наверняка недоумевали,
что случилось со сбежавшими животными, и, надо думать, наблюдали как за
двуногими, так и за четвероногими путешественниками.
Я не видел у отверженной банды никаких собак и считал, что никому из
нас ничего не грозит, если только мы сами по глупости не обнаружим себя.
Так что когда между мной и лагерем лег порядочный кусок лесной местности,
я понесся так, как было естественно для моего длинного тела, взяв курс на
запад. Я рассчитывал пробежать по холмам, пересечь дорогу тому разведчику,
напасть неожиданно и довольно далеко от лагеря, чтобы скрыть это от
остальных бандитов.
Дважды я встретился с членами группы Майлин и спрашивал их о
разведчике, но оба раза получал отрицательный ответ. Но я задерживался
достаточно долго, чтобы внушить им необходимость скрываться, пока не
встретят хозяйку.
Малика убили около полудня. Майлин должна была вернуться в лучшем
случае через два дня. И я надеялся, что тем, кто устроил засаду, надоест
пребывание в лагере. Стратегия, с помощью которой я поставил животных вне
опасности, могла сработать, лишь бы только они не потеряли терпение и не
вернулись в лагерь.
Захват разведчика может иметь двойную выгоду, размышлял я, продолжая
свой поиск. Если человек не вернется, они могут послать другого - еще одна
добыча - или подумают, что им тут грозит опасность, и уйдут.
Я спустился к реке и увидел там следы, оставленные бандой, когда она
ехала к нам. Я вволю напился, перевернул носом один из камней, достал
тамошнего жителя из его норки и закусил. На настоящую охоту не было
времени, а тело требовало топлива.
Начало смеркаться, а я все еще бегал туда-сюда, подгоняемый запахом,
глазами и ушами. Ход вражеского отряда легко прослеживался, хотя с тех пор
прошло много часов. Но я до сих пор не нашел следов разведчика. Затем я
вспомнил, что среди всех запахов один возникал снова и снова. Запах каза.
Я ошибочно связал его со старым следом, а ведь он был силен, как свежий. Я
решил исследовать его поближе. Пятно на влажной почве объяснило мне все.
Оно сильно пахло казом, но отпечаток не был сделан копытом каза и вообще
не походил на след какого-либо животного. Я в отчаянии сунул в него нос и
глубоко втянул запах. Он был так силен, что почти забивал все остальные,
потому что там были еще два запаха. Я снова принюхался. Сквозь сильный до
зловония запах каза пробивался запах какой-то травы и человека. Вроде бы
человек, желающий избежать тех, кому запах служит сильным помощником,
натерся травой, чтобы отбить собственный запах, а затем надел сверху
что-то пахнущее казом. Это могло быть ответом на загадку, и я принял такой
ответ. Значит, следовать за этим "казом"...
Все еще сомневаясь в своих способностях пользоваться инстинктом
барска, я двинулся дальше в своих рассуждениях. Возможно, животных нашей
труппы можно таким образом одурачить. За этим стоял Озокан или офицер,
принявший теперь командование. Они были умны и использовали этот способ
как раз против того, что сделал я - против преследования. Я побежал по
следу, идущему от этого неясного отпечатка. Запах был мучительно сильным,
но я время от времени различал в нем другие запахи и не рисковал бежать за
"казом" по прямой, потому что он то и дело пересекал ранние следы
