поплыл по течению к югу, а потом выбрался на отмель.
Теперь не было надобности идти вдоль дороги и рисковать встречей с
кем-нибудь. Темные холмы были неплохим ориентиром. Далеко за ними лежали
равнины, где расположены Ырджар и порт. Я быстро проносился по открытым
полям или бежал рысцой по заросшим лесом местам. Я обнаружил, что хоть
барсков и считают горными животными, их удивительно малые тела при почти
гротескно длинных ногах были идеально приспособлены для быстрого бега по
ровной местности.
На заре я миновал ту самую крепость, где начались мои несчастья. Там
же, по-видимому, стоял гарнизон, люди разбили лагерь под стенами. Я сделал
большой крюк, чтобы обойти линию казов.
На берегу я размышлял о том, что узнал от тех всадников. Тот, кто
ехал на запад, был, бесспорно, из свиты Осколда. Не должен ли он собрать
помощь для Озокана и его людей? Известно, что Осколд дорожил своим
наследником, но, судя по реакции второго посланца, этому отношению пришел
конец. Осколд предложил плату за мою гибель - иными словами, он пытался
единственным на Йикторе законным путем разрешить спор между своим сыном и
Свободными Торговцами, предложив капитану Фоссу плату за члена экипажа.
Такая плата предлагалась за непреднамеренное убийство в мирное время, но
почти никогда не принималась, если жертва имела близкого родственника,
способного носить оружие, потому что кровная месть рассматривалась как
более благородное решение. Но если у жертвы в клане оставались только
женщины и дети, слишком юные для битвы, тогда плату принимали, и сделка
записывалась в храме Ырджара.
Возможно, поскольку экипаж "Лидиса" рассматривался как мой клан,
предложение было сделано в надежде, что его примут. Я только удивлялся
тому, что Осколд вернул мое тело. С его стороны логичнее было бы убрать
как можно скорее это позорное свидетельство против его сына. Может, их
пугал гнев Умфры?
Во всяком случае, было ясно, что капитан Фосс требовал полного
наказания - чтобы Озокана объявили вне закона. Немилость распространялась
вширь, так что старые враги Осколда получили удобный случай скинуть как
сына, так и отца. И земли Осколда были близки к состоянию осады. Хотел бы
я знать, не пошел ли Осколд против всех законов и обычаев, посылая помощь
сыну. Если так, то станут ли люди Осколда поддерживать его? Лояльность
между лордом и его людьми была крепка, противостояла смерти и пыткам, как
говорилось в балладах. Но это работало в двух направлениях: лорд был так
же честен по отношению к тем, кто присягал ему в верности. Такое укрывание
сына могло, я думаю, расцениваться как открытое нарушение клятвы,
подвергавшее его людей слишком большой опасности.
Я мысленно представил себе город Ырджар. Мне трудно было сосчитать,
сколько дней прошло со времени моего похищения, так что даже не был
уверен, работает ли еще ярмарка. Что, если - я прибавил скорости - что,
если "Лидис" уже ушел? Эта мысль была так ужасна, что я постарался
отогнать ее.
Если "Лидис" все еще стоял в порту, может, и Малик тоже на ярмарке? А
если нет? Я облизал все еще болевшие лапы и тихонько заворчал. А может ли
барск снова стать человеком? Что, в сущности, случилось с тем, кого по
просьбе Майлин приютили жрецы Умфры? Может, он так долго был в теле зверя,
что животное взяло верх и бегает теперь по холмам, не имея никаких связей
с человеком? Мне хотелось опустить голову и завыть, как я выл на луну по
нечеловеческим причинам. Однако, я задушил этот вой в горле.
Грис Шервин был со мной на шоу, он видел, как мы привезли барска, он
слышал мой рассказ о том, что произошло в палатке продавца животных, он
сможет открыть свой мозг, если барск придет к нему теперь, он будет
способен к какому-то контакту. Мы все имели способности эспера, одни
больше, другие меньше. Лучшим эспером на борту "Лидиса" был Лидж, только
бы мне суметь подойти к нему достаточно близко. Нет, Крип Ворланд еще не
был побежден. По этим холмам я мог идти как днем, так и ночью.
Я выкопал из мягкой земли нескольких мелких животных и съел, но их
едва хватило, чтобы чуть-чуть притупить чувство голода. Я поднимался все
выше и выше. Захватывало дух от морозного воздуха, застывшая почва терзала
натруженные лапы. Я лизал снег, чтобы утолить жажду, и с тоской вспоминал
реку, где мог напиться всласть.
У полуночи я прошел через перевал и мог бы спускаться в долину, но
так устал, что вынужден был поспать в укромном месте.
Когда я проснулся, солнце пригревало мою покрытую густой гривой
спину. Прищурившись от яркого света, я оглянулся и потянул носом. Сильно
пахло человеком. Слабое шарканье по твердой поверхности - такое могли
произвести только сапоги. Кто-то шел справа от меня внизу, стараясь
производить как можно меньше шума.
Я нагнулся, коснулся мордой передних лап и посмотрел вниз. Человек -
нет, люди, потому что я увидел второго, ползущего в гору почти рядом со
мной. Поверх кольчужной рубашки на них были грязные плащи со странными
цветными пятнами. Я подумал, что только острый взгляд животного может
разглядеть их на расстоянии, если они не будут двигаться. Не удирают ли
это враги Осколда? Неважно, кто они, лишь бы не нашли меня. Я начал
медленно отползать в кустарник. Куда они направлялись, я не мог угадать,
потому что поблизости не было ни крепости, ни поста. Но решимость их была
очевидна.
Мне придется снова повернуть на юг, так как ползущие по холму были
частью отряда, находящегося внизу. А я знал только то, что Ырджар был
где-то на западе.
Я лег и стал ждать ночи. Под Тремя Кольцами Луны я пустился во весь
опор. Так всю ночь я попеременно то бежал, то шел, пока не был вынужден
остановиться, потому что лапы нестерпимо болели. Я остановился возле
озерка, где мне удалось также и закусить, потому что какая-то птица,
обманутая моей неподвижностью, приблизилась ко мне. Это была отличная еда,
лучшая, какую я ел после фоду. Затем я зарылся в кустарник, но долго спать
мне не пришлось.
На этот раз я услышал сначала звук, а не запах: это были собаки с
фермы, и они охотились за кем-то, кто бежал в моем направлении.
Когда я был человеком, на этих холмах за мной охотились люди Озокана,
теперь я зверь и снова вижу охоту. Лай собак, наверно, должен наводить
ужас на того, за кем они гонятся. Я спокойно прислушивался, полагая, что
их дичь - не я.
Из кустов выскочило длинноногое животное и помчалось крупными
прыжками. Я узнал его - дикое жвачное с равнины. Его мясо сушат на зиму, и
оно считается обычной добавкой к меню. Охота, видимо, началась недавно,
потому что животное бежало легко. Но свора была нетерпелива и молча бежала
по горячему следу, лишь изредка взлаивая.
Я опять бежал к югу, далеко обходя тропинки, по которым пробежало
преследуемое животное. Хорошо, если собаки будут поглощены первоначальной
целью и не обратят внимание на мой след. А, может, они тоже боятся барска?
Меня тревожило, что я приближался к открытой местности. Там не было
ни скал, ни кустарника, ни деревьев, негде было укрыться от глаз
охотников, кругом голые поля, где на фоне серо-желтого жнивья мой красный
мех будет отчетливо виден.
Я почувствовал запах воды и вспомнил о ручье, бежавшем из этого
озерка, где я пил и омывал лапы. Не пойти ли мне по ручью, чтобы сбить
след? Я знал об этом по тем пленкам, которые, бывало, рассматривал для
собственного удовольствия. Но такие охотничьи воспоминания, собранные с
точки зрения человека, вряд ли могли быть полезными в моем теперешнем
положении.
Однако, лучшего решения я не видел, поэтому вошел в воду и пошел по
течению. Я не успел далеко уйти, как услышал глухой шум в том месте, где
раньше лежал. Этот шум звучал реальной угрозой. Случилось самое худшее:
собаки взяли мой след и, к моему несчастью, решили, что я лучшая добыча.
Меня охватила паника, которая вела к гибели. Я перестал соображать и
бросился бежать. Но мои силы были подорваны, и я знал, что далеко не
убегу. Я перескочил через ограду, помчался по полю и...
Под моими лапами уже не было почвы. Я падал...
12
Вокруг меня взметнулся песок, мое тело ударилось о землю с такой
силой, что у меня прервалось дыхание, и я некоторое время ничего не
чувствовал. Я попытался встать. Все поплыло перед моими глазами, но
постепенно зрение прояснилось настолько, что я мог увидеть, что я упал в
каменный колодец. Человек мог бы выбраться из него, цепляясь за неровности
стены, но четыре лапы с прямыми когтями были тут бесполезны. Я откинул
голову назад и зарычал. Этот рык, усиленный земляной воронкой, которая
держала меня, заставил свору на некоторое время замолчать. Как бы ни были
возбуждены преследованием собаки, никто из них не осмелился прыгнуть вниз,
ко мне, так что они изливали свою злобу только в лае.
Затем кого-то из них отшвырнули в сторону, и я увидел смотрящих на
меня людей. Один в изумлении отшатнулся, другие уставились на меня,
вытаращив глаза. Один поднял лук, и я подумал, что мне, загнанному таким
образом, не удастся увернуться от стрелы. Но человек, стоявший рядом со
стрелком, с гневным криком ударил по луку.
Некоторое время я лежал, задыхаясь, а собаки и один человек следили
за мной. Остальные люди исчезли. Затем раздался глухой стук, и на меня
упала масса веревок. Я вскочил. Именно этого они и ждали. Сеть была
мгновенно затянута, и я, беспомощный, был вытащен из колодца.
Собаки бросились на меня, но были отогнаны хозяевами, а меня бросили
на телегу, привезли на ферму и заперли, связанного, в темном сарае.
Там пахло животными и человеком. Я тяжело дышал, во рту пересохло.
Хотя бы несколько капель воды... Но часы шли, а к сараю никто не пришел.
От падения в колодец болело все тело, но главным была потребность в
воде. Я сделал слабую попытку послать мысль, хотя и опасался, как бы
суеверные местные жители немедленно не убили меня.
Мозги вокруг меня были. Но как я ни старался изо всех своих слабых
сил вложить в один из них мысль о своей жажде, здесь не было никого, кого
можно было бы удержать достаточно долго, чтобы довести до него мое
желание.
Я впал в апатию, неспособный более к борьбе. Возможно, они даже сочли
меня мертвым, когда, наконец, вошли в сарай. Сколько времени прошло, я не
знал, но на улице уже стемнело. Меня снова швырнули на телегу. Мы ехали
через мостик. Услышав запах воды, я понял голову и заскулил, но тут же
получил жестокий удар и потерял сознание.
Дневной свет бил мне в глаза, а мои уши глохли от криков, которых я
не понимал. Телега остановилась. Двое мужчин стояли возле нее и
осматривали меня.
- Воды... - пытался я выговорить, но из моей широко разинутой пасти
вырывался только отчаянный хриплый визг. Один из мужчин подошел ближе и
сказал на ырджарском наречии, на котором я тоже когда-то говорил:
- Барск... Десять весовых знаков.
- Десять? - взорвался другой. - Ты когда-нибудь видел здесь барска?
Да еще живого?
- Пока живой, - согласился первый. - Посмотрим, доживет ли до вечера.
А шкура, - можно, конечно, выделать, но мех ничего не стоит.
- Двадцать.
- Десять.
Их голоса монотонно звучали, колыхались туманным занавесом, упавшим
мне на глаза. Мне хотелось уплыть в темноту, которая обещала покой без
страданий.
Но меня снова вернули к жизни, когда стащили с телеги и отнесли в
более темное место, где спирало дыхание от зловония плохо содержащихся
животных. В моей памяти, как искра, мелькнуло забытое. Я когда-то слышал
