дочному явлению.
И вот видим: на горизонте - подобие плавучей горы. Подходим. Нет, не
гора, просто облако тумана. Вдруг из середины его вздымается столб воды,
фонтаном падает в море, при этом глухой раскат снова разносится по океа-
ну и сотрясает "Беду" от киля до клотика.
Страшновато стало, но любопытство и стремление обогатить науку раз-
гадкой непонятного явления победили во мне чувство осторожности. Я встал
в руль и ввел судно в туман. Иду, смотрю - сосульки с бортов начинают
падать, да и так заметно значительное потепление. Сунул руку за борт -
вода только что не кипит. А перед носом в тумане вырисовывается нечто
огромное, вроде сундука, и вдруг этот сундук - апчхи!
Ну, тогда я все понял: кашалот, понимаете, зашел из Тихого океана,
простудился во льдах Южного полюса, подхватил грипп, лежит тут и чихает.
А раз так, неудивительно и нагревание воды: заболевания простудного ха-
рактера обычно сопровождаются повышенной температурой.
Можно бы загарпунить этого кашалота, но неудобно пользоваться болез-
ненным состоянием животного. Не в моих это принципах. Напротив, я взял
на лопату хорошую порцию аспирина, нацелился и только хотел сунуть ему в
пасть, вдруг, понимаете, налетел ветерок, подкатила волна. Ну и, знаете,
промахнулся, не попал. Аспирин рассыпался и вместо рта да в дыхало - в
ноздри, так сказать.
Кашалот вздохнул, замер на секунду, зажмурил глаза - и вдруг опять
как чихнет, да прямо на нас.
Ну уж чихнул так чихнул! Яхта взвилась под самые облака, потом пошла
на снижение, перешла в штопор, и вдруг... хлоп!
От удара я потерял сознание, а когда очнулся, смотрю - "Беда" лежит
на боку, на палубе огромного корабля. Фукс запутался в снастях. Лом -
тот и вовсе вывалился от толчка и сидит тут же рядом, в несколько неу-
добной позе. А навстречу нам под защитой дальнобойных орудий шествует
важной походкой небольшая группа господ, в чинах, судя по мундирам, не
ниже адмиральских.
Я представился. Они, со своей стороны, объяснили, что являются между-
народным комитетом по охране китов от вымирания. И тут же на палубе учи-
нили мне допрос: кто, откуда, какие цели преследует мой поход, не встре-
чал ли я китообразных, а если встречал, какие меры принял для защиты их
от вымирания.
Ну, я рассказал своими словами: так, мол, и так, поход спортивный,
кругосветный, встретил одного кашалота в болезненном состоянии и оказал
посильную помощь, предписанную в таких случаях медициной.
Они выслушали, пошептались, поставили у яхты конвой и удалились на
совещание. И мы сидим, ждем, тоже совещаемся.
- Вынесут благодарность. Может, медаль дадут, - говорит Лом.
- Что медаль! - возражает Фукс. - По мне, лучше чтонибудь деньгами...
Ну, а я воздержался, промолчал.
Час так прошел, два, три. Скучно стало. Я отправился туда, на совеща-
ние. Пустили. Я сел в уголок и слушаю. А у них уже прения идут. Как раз,
знаете, взял слово представитель одной восточной державы, адмирал Куса-
ки.
- Наша общая цель, - сказал он, - охрана китообразных от вымирания.
Какие же средства есть у нас для достижения этой благородной цели? Вы
все прекрасно знаете, господа, что единственным действенным средством
является уничтожение китообразных, ибо с уничтожением их некому будет и
вымирать. Теперь разберем случай, ставший предметом нашего обсуждения:
капитан Врунгель, вопрос о котором стоит на повестке дня, как он сам
признает, имел полную возможность уничтожить встреченного им кашалота. А
что сделал этот жестокий человек? Он позорно отстранился от выполнения
своего высокого долга и предоставил бедному животному вымирать сколько
ему заблагорассудится! Можем ли мы закрыть глаза на такое преступление?
Можем ли мы пройти мимо такого вопиющего факта? Нет, господа, мы не мо-
жем. Мы должны наказать преступника. Мы должны отобрать его судно и пе-
редать моим соотечественникам, которые честно выполняют задачи нашего
комитета...
Тут перебил его представитель другой державы, западной, вот только
фамилию забыл, - Грабентруп, кажется.
- Все правильно, - говорит он, - наказать нужно, но только господин
адмирал забыл самое существенное: кашалот, в отличие от прочих китооб-
разных, обладает черепом удлиненного строения. Таким образом, оскорбив
кашалота, этот Врунгель оскорбил всю арийскую расу. Так что же вы думае-
те, господа, арийцы потерпят это?
Ну, я уж и слушать дальше не стал, вижу и так: попали из огня да в
полымя. Улизнул тихонько, пошел к своим, доложил о результатах разведки.
И гляжу: приуныл мой экипаж. Сидят грустные, ждут решения участи.
Целый день китолюбивые адмиралы спорили. Наконец поздно вечером вы-
несли резолюцию. Мы приготовились к самому худшему и мысленно уже расп-
рощались с "Бедой", но опасения наши оказались несколько преждевременны-
ми. Решение вынесли неопределенное: "Для изучения вопроса создать специ-
альную комиссию, а яхту "Беда" с экипажем временно водворить на одном из
близлежащих необитаемых островов".
Я, понятно, заявил протест, да что толку. Меня и не спросили. Подце-
пили краном "Беду", опустили на скалы; нас тоже высадили, подняли флаги,
погудели и пошли. Я вижу - делать нечего. Приходится подчиняться грубой
силе и устраиваться по-береговому, с учетом создавшегося положения. А
положение, надо вам сказать, отвратительное: яхта лежит на самом краю
утеса, мачта торчит над морем, унылый прибой плещет у подножия скалы.
Ну, мы снарядились и пошли обследовать наш островок. Ходили, ходили -
ничего хорошего не нашли. Всюду холодно, неуютно, одни скалы кругом.
Единственно с чем хорошо, так это с топливом. Уж не знаю откуда,
только нанесло на этот островок обломков погибших кораблей.
А с другой стороны, нам и топливо ни к чему. Запасы у нас на исходе,
кругом ни флоры, ни фауны, а камнями, сколько их ни вари, все равно сыт
не будешь.
"Аппетит, говорят, приходит во время еды". Возможно. Но у меня в этом
отношении несколько необычный организм. Когда голоден, только тогда и
ощущаю присутствие аппетита.
В целях борьбы с этой ненормальностью я подтянул кушак потуже, терп-
лю. Лом и Фукс тоже на голод жалуются. Пробовали рыбу ловить - не клюет.
Лом вспомнил, что в старину в таких случаях борщ из подметок варили,
достал штормовые сапоги, два дня варил - никакого результата. Да и по-
нятно, знаете: в былые-то времена сапоги из воловьей кожи делали, а у
нас вся штормовая одежда из синтетического каучука. Конечно, в дождь, в
сырую погоду оно удобнее - не промокает, что касается кулинарных качеств
такой обуви, прямо нужно сказать: ни вкуса у нее, ни питательности.
Ну и, понятно, скучновато стало. Ходим мы вокруг нашей яхты, смотрим
на горизонт и друг на друга посматриваем. Призрак голодной смерти встает
перед нами. По ночам преследуют кошмары...
И вот однажды смотрю - подходит к нашему острову льдина. А на льдине
пингвины. Выстроились в одну шеренгу, как на смотру, кланяются.
Я тоже поклонился. А сам думаю: как бы с вами, господа пингвины, поз-
накомиться поближе? Берег тут крутой, не спустишься, а пингвины, как их
ни мани, сами не прилетят. Крылья-то у них бутафорские, так, больше для
формы. А с другой стороны, и упустить жалко: птички жирные, упитанные,
так и просятся на жаркое.
Встали мы на краю утеса и смотрим на них с вожделением. Льдина эта
уткнулась в наш остров, прямо под мачтой. Пингвины загалдели, топают но-
гами, машут крыльями, тоже смотрят на нас.
И вот, знаете, я поразмыслил немножко, сделал необходимые расчеты в
уме и решил соорудить этакую машину - пингвиноподъемник, что ли.
Ну, взяли пустую бочку, прибили к ней запасный штурвал, продолбили
дырку в дне, насадили на мачту, а сверху перекинули штормтрапы, связан-
ные бесконечной лентой. Опробовал я это сооружение на холостом ходу. Ви-
жу - должно работать. Вот только приманки нет. Кто их знает, чем эти
птички интересуются. Спустил ботинок - ноль внимания. Спустил зеркало -
результат тот же. Шарф, мясорубку пробовали - ничего не помогает.
И тут меня осенило.
Я вспомнил - висит у нас в каюте картинка "Разварной судак под
польским соусом". Это мне один художник подарил. Очень натуральное изоб-
ражение. И вот, знаете, спустил я эту картинку на шнурке. Пингвины заин-
тересовались, двинулись к краю льдины. Передний сунул голову в трап, тя-
нется дальше - к судаку. Только просунул плавники, я крутанул бочку...
Один есть!
И так-то славно дело пошло! Я сижу на мачте верхом, кручу бочку одной
рукой, другой снимаю с конвейера готовую продукцию, передаю Фуксу, тот
Лому, а Лом считает, записывает и выпускает на берег. Часа за три весь
остров заселили.
Да. Ну, закончили пингвинозаготовку, и совсем по-другому жизнь пошла.
Пингвины бродят по скалам, кругом птичий гомон, суета... Шумно, весе-
ло... Лом оживился, подвязал фартук, собрался стряпать. Первого пингвина
зажарили на вертеле, и мы тут же, стоя, отведали, заморили червячка. По-
том стали помогать Лому, натаскали дров целую гору. Он отобрал что посу-
ше, развел костер. Ну, доложу вам, и костер! Дым столбом, как из вулка-
на, скалы раскалились, только не светятся. Тут на вершине острова был
небольшой ледничок, так он от жары растаял, понимаете, разогрелся, полу-
чилось этакое кипящее озеро. Ну, я решил воспользоваться и устроить
баньку. Сперва постирали, развесили одежду для просушки, а сами сидим
паримся. И тут я недосмотрел. Не следовало бы особенно увлекаться. Ан-
тарктика как-никак. Погода там неустойчивая, нужно бы учесть это, а я
пренебрег, сам еще дровишек подкинул. Я люблю, знаете, баньку погорячее.
Тут вскоре и результат последовал.
Скалы горячие, не ступишь. Жар пошел кверху, гудит, как в трубе. И,
понятно, нарушилось равновесие воздушных масс. Со всех сторон налетели
холодные атмосферные течения, нагнало тучи, хлынуло. Вдруг как грянет!
Глава XI, в которой Врунгель расстается со своим кораблем и со своим
старшим помощником
Оглушенный и ослепленный, я не сразу пришел в себя. Потом очнулся,
смотрю - пол-острова вместе с яхтой как не бывало. Только пар идет. Кру-
гом бушуют ветры, носится клочьями туман, море кипит и вареные рыбки
плавают. Не выдержал раскаленный гранит быстрого охлаждения, треснул и
разлетелся. Лом, бедняга, видимо, погиб в катастрофе, и судно погибло.
Словом, конец мечтам. А Фукс - тот выкрутился. Смотрю, вцепился в ка-
кую-то доску и кружится на ней в водовороте.
Ну, тут, знаете, и я - раз-раз саженками! - подплыл к подходящей до-
щечке, улегся и жду. Потом море несколько утихло и ветер спал. Мы с Фук-
сом понабрали вареной рыбы до полного груза, сколько доски выдержали,
сблизились друг с другом и отдались на волю стихии. Я свернулся калачи-
ком на доске, ноги и руки подобрал, лежу. И Фукс так же устроился. Плы-
вем рядышком по воле волн в неизвестном направлении, перекликаемся:
- Хау ду-ю-ду. Фукс? Как у вас?
- Олл райт, Христофор Бонифатьевич! Все в порядке!
В порядке-то в порядке, но все-таки, доложу вам, печальное это было
плавание. Холодно, голодно и тревожно. Во-первых, неизвестно, куда выне-
сет, да и вынесет ли куда? А во-вторых, тут и акулы могут быть, так что
лежи на доске, не двигайся. А начнешь маневрировать - привлечешь внима-
ние хищников. Налетят - и не заметишь, как руки или ноги недосчитаешься.
Да. Ну, плывем так в праздности и в унынии. День плывем, два плы-
вем... Потом я со счету сбился. Календаря с собой не было, и мы с Фуксом
для контроля каждый отдельно дни считали, а по утрам сверялись друг с
другом.
И вот однажды в ясную ночь Фукс спал, а я, удрученный бессонницей,
решил произвести наблюдения. Конечно, без приборов, без таблиц степень
точности такого определения весьма относительна, но одно мне удалось ус-
тановить безусловно: как раз в эту ночь мы пересекли линию дат.
