- А я - о вас, - призналась Клотильда.
Они сели. Оба улыбались, глядя друг другу в глаза, обоим хотелось по-
целоваться.
- Моя дорогая, маленькая Кло, я люблю вас.
- А я - тебя.
- Значит... значит... ты на меня не очень сердилась?
- И да и нет... Мне было больно, а потом я поняла, что ты прав, и
сказала себе: "Ничего! Не сегодня-завтра он ко мне вернется".
- Я боялся к тебе идти, я не знал, как ты меня примешь. Я боялся, но
мне страшно хотелось прийти. Кстати, скажи, пожалуйста, что с Лориной?
Она едва поздоровалась и с возмущенным видом ушла.
- Не знаю. Но с тех пор, как ты женился, с ней нельзя говорить о те-
бе. Право, мне кажется, что она ревнует.
- Не может быть!
- Уверяю тебя, дорогой. Она уже не называет тебя Милым другом, теперь
она зовет тебя "господин Форестье".
Дю Руа покраснел.
- Дай мне губы, - придвинувшись к Клотильде, сказал он.
Она исполнила его желание.
- Где бы нам встретиться? - спросил он.
- Да... на Константинопольской.
- Как!.. Разве квартира еще не сдана?
- Нет... Я ее оставила за собой!
- Оставила за собой?
- Да, я надеялась, что ты ко мне вернешься.
Ему стало тесно в груди от внезапно наполнившей его горделивой радос-
ти. Значит, эта женщина любит его, значит, это настоящее, неизменное,
глубокое чувство.
- Я тебя обожаю, - прошептал он и, помолчав, спросил: - Как поживает
твой муж?
- Отлично. Он пробыл здесь месяц и только третьего дня уехал.
Дю Руа не мог удержаться от смеха:
- Как это кстати!
- Да, очень кстати! - простодушно заметила Клотильда. - Впрочем, его
присутствие меня не стесняет. Ты же знаешь.
- Да, это верно. В сущности, он прекрасный человек.
- Ну, а ты? Как тебе нравится твоя новая жизнь? - спросила она.
- Так себе. Моя жена - подруга, союзница.
- И только?
- И только... А сердце...
- Понимаю. Но она мила.
- Да, но она меня не волнует. Когда же мы увидимся? - еще ближе прид-
винувшись к Клотильде, прошептал он.
- Ну хоть... завтра... если хочешь?
- Хорошо. Завтра в два часа?
- В два часа.
Он встал и, уже собираясь уходить, смущенно заговорил:
- Знаешь что, квартиру на Константинопольской я хочу перевести на
свое имя. Непременно. Недоставало еще, чтобы ты и теперь за меня плати-
ла!
В приливе нежности Клотильда поцеловала ему руки.
- Делай как знаешь, - прошептала она. - С меня довольно, что я ее
сохранила и что мы можем там видеться.
С чувством полного удовлетворения Дю Руа удалился.
Проходя мимо витрины фотографа, он увидел портрет полной женщины с
большими глазами, и эта женщина напомнила ему г-жу Вальтер. "Ничего, -
сказал он себе, - а с ней еще можно иметь дело. Как это я до сих пор не
обратил на нее внимания! Интересно знать, с каким лицом встретит она ме-
ня в четверг?"
Он шел, потирая руки от радости - радости, охватившей все его сущест-
во, радости при мысли о том, что ему всюду сопутствует удача, эгоисти-
ческой радости ловкого и преуспевающего мужчины, испытывая сложное и
приятное ощущение польщенного самолюбия и утоленной чувственности - ощу-
щение, вызываемое успехом у женщин.
В четверг он спросил Мадлену:
- Ты не пойдешь на турнир к Ривалю?
- О нет. Меня туда совсем не тянет, я пойду в палату депутатов.
Погода была великолепная, и Дю Руа заехал за г-жой Вальтер в открытом
экипаже.
Увидев ее, он замер от удивления, - такой молодой и красивой показа-
лась она ему. Сквозь белые кружева, которыми был отделан корсаж ее свет-
лого с небольшим вырезом платья, проглядывала пышная, высокая грудь Он
никогда не думал, что она может быть такой моложавой. Он нашел, что она
и в самом деле весьма соблазнительна. Но во всем ее облике - облике тон-
ной, благовоспитанной дамы, добродетельной матери - было нечто такое,
что не привлекало к ней нескромного взора мужчин. К тому же, обладая яс-
ным, здравым и трезвым умом, застрахованным от крайностей, она взвешива-
ла каждое свое слово и говорила лишь о том, что всем было давно известно
и никого не могло задеть.
Сюзанна, вся в розовом, напоминала только что по крытую лаком картину
Ватто, а ее сестра Роза походила на гувернантку, приставленную к этой
прелестной куколке.
Перед домом Риваля уже вытянулись в ряд экипажи Дю Руа предложил сво-
ей спутнице руку, и они вошли.
Это был турнир в пользу сирот Шестого парижского округа, и в его уст-
ройстве принимали участие в качестве дам-патронесс жены сенаторов и де-
путатов, связанных с "Французской жизнью".
Госпожа Вальтер обещала приехать с дочерьми, но от звания дамы-патро-
нессы отказалась: ее благотворительность не выходила за рамки, предус-
мотренные духовенством, и не потому, чтобы она была очень набожна, а по-
тому, что брак с иудеем, по ее мнению, обязывал ее к известного рода ре-
лигиозности, тогда как празднество, затеянное журналистом, принимало
республиканскую окраску и могло произвести впечатление чего-то антикле-
рикального.
Уже за три недели до турнира в газетах всех направлений можно было
прочитать:
"У нашего уважаемого коллеги Жака Риваля возникла столь же блестящая,
сколь и благородная идея устроить в своей холостой квартире, при которой
имеется прекрасный фехтовальный зал" большой турнир в пользу сирот Шес-
того парижского округа.
Приглашения рассылаются супругами сенаторов: г-жами Лалуань, Ремон-
тель и Рисолен и супругами известных депутатов: г-жами Ларош-Матье, Пер-
сероль и Фирмен Сбор пожертвований состоится в антракте, после чего вся
сумма будет немедленно вручена мэру Шестого округа или же его заместите-
лю".
Это была грандиозная реклама, в корыстных целях изобретенная ловким
журналистом.
Жак Риваль встречал гостей у входа в свою квартиру, где был устроен
буфет, - расходы на него должны были быть покрыты из валового сбора.
Просительным жестом указывал он на узкую лестницу, по которой надо
было спуститься в подвал, где находился фехтовальный зал и тир.
- Вниз, сударыни, пожалуйте вниз. Турнир будет происходить в подзем-
ном зале.
Увидев жену своего издателя, он бросился к ней навстречу. Затем пожал
руку Дю Руа.
- Здравствуйте, Милый друг.
Тот был удивлен.
- Кто вам сказал, что.
Риваль не дал ему договорить:
- Госпожа Вальтер, здесь присутствующая, - ей очень нравится это
прозвище.
Госпожа Вальтер покраснела.
- Да, признаюсь, если б мы с вами познакомились поближе, то я, как
маленькая Лорина, называла бы вас Милым другом. Это к вам очень подхо-
дит.
Дю Руа засмеялся.
- Сделайте одолжение, сударыня, прошу вас.
Она опустила глаза.
- Нет. Мы недостаточно близки для этого.
- Могу ли я надеяться, что со временем мы станем ближе? - спросил он
вполголоса.
- Будущее покажет, - ответила она.
Пропустив ее вперед, он начал спускаться по узким ступенькам, осве-
щенным газовым рожком. Что-то зловещее было в резком переходе от дневно-
го света к желтому пламени газа. Уже на этой винтовой лестнице пахло
погребом, влажным теплом, сыростью, которая пропитывала вытертые ради
такого случая стены, веяло церковным запахом ладана и ароматом женских
духов - ириса, вербены, фиалки.
Из ямы долетал мощный гул толпы, дрожавшей от нетерпения.
Подвал был весь иллюминован гирляндами газовых рожков и венецианскими
фонарями, которые прятались в зелени, маскировавшей каменные, покрытые
плесенью стены. Всюду, куда ни посмотришь, - ветки Потолок был украшен
папоротником, пол устлан цветами и листьями. Публика была в восторге от
этого убранства, свидетельствовавшего, по ее мнению, о необыкновенной
изобретательности устроителей.
В глубине, в маленьком смежном подвальном помещении, возвышалась эст-
рада, по обеим сторонам которой тянулись два ряда стульев, предназначен-
ных для жюри.
На скамьях для публики, расставленных справа и слева, по десяти в
каждом ряду, могло разместиться около двухсот человек. Приглашено же бы-
ло четыреста.
Подле эстрады молодые люди в фехтовальных костюмах, длиннорукие, дол-
говязые, поджарые, закрутив усы и выпятив грудь, уже рисовались перед
публикой. Зрители называли их по фамилии, показывали друг другу любите-
лей и профессионалов, прославленных мастеров фехтовального искусства.
Мужчины в сюртуках, старые и молодые, являвшие некое фамильное сходство
с фехтовальщиками в специальных костюмах, стоя вокруг них, вели между
собой беседу. Штатские рыцари и знатоки рапиры, они тоже добивались,
чтобы их заметили, узнали, назвали по фамилии.
Дамы, занявшие почти все скамьи, наполняли зал громким шепотом и ше-
лестом платьев. В этом густолиственном гроте уже нечем было дышать, и
они, точно в театре, обмахивались веерами.
- Оршад! Лимонад! Пиво! - время от времени выкрикивал какой-то ост-
ряк.
Госпожа Вальтер и ее дочери пробрались к первому ряду, где для них
были оставлены места. Дю Руа усадил их и, намереваясь уйти, шепнул:
- Я вынужден покинуть вас, - мужчинам не разрешается занимать места
на скамьях.
- Мне бы все-таки очень хотелось, чтобы вы остались, - нерешительно
заметила г-жа Вальтер. - Вы бы называли мне участников турнира. Может
быть, вы станете у края скамейки, здесь вы никому не будете мешать.
Она смотрела на него своими большими кроткими глазами.
- Право, оставайтесь с нами, господин... господин Милый друг, - нас-
таивала она. Вы нам необходимы.
- Слушаюсь, сударыня... с удовольствием, - сказал Жорж.
Со всех сторон слышалось:
- Здесь очень занятно, в этом подвале, очень, очень мило.
Жоржу был хорошо знаком этот сводчатый зал Ему живо вспомнилось утро
накануне дуэли, которое он провел здесь в полном одиночестве, перед бе-
лым картонным кружком, смотревшим на него из глубины второго подвала,
будто огромный и страшный глаз.
- Сейчас начинаем, сударыни, - раздался голос спускавшегося по лест-
нице Жака Риваля.
И в ту же минуту шестеро мужчин в сюртуках, плотно облегавших и четко
обрисовывавших фигуру, взошли на эстраду и сели на стулья, предназначен-
ные для жюри.
Их имена облетели зал. Это были: генерал де Рейнальди, председатель
жюри, маленький человек с большими усами; художник Жозефен Руде, высо-
кий, лысый, с длинной бородой; Матео де Южар, Симон Рамонсель и Пьер де
Карвен - все трое статные юноши, и признанный мастер Гаспар Мерлерон.
Справа и слева от эстрады вывесили два плаката. На одном было написа-
но: "Г-н Кревкер", на другом: "Г-н Плюмо".
Это были два мастера, два настоящих мастера второй категории Оба су-
хопарые, по военному подтянутые и чересчур резкие в движениях, они под-
нялись на эстраду. Как автоматы, отсалютовали они друг другу и начали
вести нападение, - костюм из полотна и белой кожи придавал им сходство с
балаганными солдатиками, потешающими народ.
По временам слышалось слово: "Задел" - после чего шестеро судей с ви-
дом знатоков утвердительно кивали головами. Публика не видела ничего,
кроме двух живых марионеток, с вытянутою рукой носившихся по эстраде;
она ничего не понимала, но была довольна. Все же она находила, что эти
два манекена недостаточно изящны и что в них есть даже что-то комичное.
Невольно приходили на память деревянные борцы, которых под Новый год
продают на бульварах.
Первых двух фехтовальщиков сменили г-н. Карапен и Плантон - военный и
штатский Мэтр Плантон был очень мал ростом, мэтр Карапен - очень толст
Казалось, что от первого же удара рапиры этот пузырь лопнет, как резино-
вый слон, из которого выпустили воздух. В публике послышался смех. Г-н
Плантон прыгал, как обезьяна Г-н Карапен шевелил только рукой, - двигать
всем корпусом ему мешала толщина. Через каждые пять минут он так медлен-
но и с такими усилиями делал выпад, словно принимал какое-то чрезвычайно
важное решение Всякий раз после этого он с большим трудом выпрямлялся.
