улыбалась своей равнодушной улыбкой.
На другой день, вспомнив, что Мадлена собирается пригласить г-жу
Вальтер, он решил опередить ее, чтобы застать жену патрона одну и прове-
рить, действительно ли она увлечена им. Это его забавляло и льстило ему.
А затем... почему бы и нет... если это только возможно?
В два часа он был на бульваре Мальзерба. Его провели в гостиную. Там
ему пришлось подождать.
Наконец вошла г-жа Вальтер и, явно обрадовавшись, протянула ему руку:
- Какими судьбами?
- Меня привело сюда одно только желание видеть вас. Какая-то сила
влекла меня к вам, сам не знаю зачем, ибо мне нечего вам сказать. Я при-
шел - вот и все! Надеюсь, вы простите мне этот ранний визит и мою откро-
венность?
Все это он проговорил с улыбкой, игривым и любезным тоном, в котором
слышалось, однако, что-то серьезное.
Господа Вальтер была поражена, легкая краска выступила у нее на лице.
- Но я... право... не понимаю... вы меня удивляете... - сказала она
запинаясь.
- Это объяснение в любви, но на веселый лад, чтобы вы не испугались,
- добавил он.
Они сели рядом. Она было приняла это в шутку.
- Так, значит, это... признание всерьез?
- Разумеется! Я уже давно хотел признаться, очень давно. Но я не
смел. Я столько слышал о вашей суровости, о вашей непреклонности...
Госпожа Вальтер овладела собой.
- Почему вы выбрали именно этот день? - спросила она.
- Не знаю, - ответил он и, понизив голос, добавил: - Вернее, потому,
что со вчерашнего дня я только о вас и думаю.
Она внезапно побледнела.
- Довольно, все это ребячество, поговорим о чемнибудь другом.
Тогда он упал к ее ногам, и так неожиданно, что она испугалась. Она
хотела встать, но он обвил" руками ее талию и удержал силой.
- Да, это правда, - заговорил он страстным голосом, - я вас люблю,
люблю безумно, люблю давно. Не отвечайте мне. Что же делать, если я те-
ряю рассудок! Я люблю вас... Если бы вы знали, как я вас люблю!
Она задыхалась, ловила ртом воздух, хотела что-то сказать, но не мог-
ла выговорить ни слова. Она отталкивала его обеими руками, потом схвати-
ла за волосы, чтобы отвести от себя эти губы, приближавшиеся к ее губам.
При этом, закрыв глаза, чтобы не видеть его, она резким движением пово-
рачивала голову то вправо, то влево.
Он касался ее тела сквозь платье, тискал, щупал ее, а она изнемогала
от этой грубой, расслабляющей ласки. Внезапно он поднялся с колен и хо-
тел обнять ее, но она, воспользовавшись тем, что он отпустил ее на се-
кунду, рванулась, выскользнула у него из рук и, перебегая от кресла к
креслу, заметалась по комнате.
Решив, что гоняться за нею нелепо, он тяжело опустился на стул и, де-
лая вид, что его душат рыдания, закрыл руками лицо.
Затем вскочил, крикнул: "Прощайте, прощайте!" и выбежал из комнаты.
В передней он как ни в чем не бывало взял свою тросточку и вышел на
улицу.
"Кажется, дело в шляпе, черт побери!" - а подумал он и проследовал на
телеграф, чтобы послать Клотильде "голубой листочек", в котором он наме-
ревался назначить ей свидание на завтра.
Домой он вернулся в обычное время.
- Ну что, придут твои гости обедать? - спросил он жену.
- Да, - ответила она, - только госпожа Вальтер не знает еще, будет ли
она свободна. Она что-то колеблется, заговорила со мной о каком-то
нравственном долге, о совести. Вообще у нее был очень странный вид.
Впрочем, думаю, что она все-таки приедет.
Он пожал плечами.
- Можешь не сомневаться.
Однако в глубине души он не был в этом уверен и все это время, до са-
мого дня обеда, провел в волнении.
Утром Мадлена получила от г-жи Вальтер записку:
"Мне с, большим трудом удалось освободиться, и я буду у вас. Но муж
приехать не может".
"Хорошо, что я больше не был у нее! - подумал Дю Руа. - Вот она уже и
успокоилась. Посмотрим, что будет дальше".
Тем не менее мысль о том, как они встретятся, внушала ему легкую тре-
вогу. И вот наконец она появилась - с очень спокойным, несколько холод-
ным и надменным выражением лица. Он сразу принял весьма скромный, сми-
ренный и покорный вид.
Госпожи Ларош-Матье и Рисолен пожаловали со своими мужьями. Виконтес-
са де Персмюр начала рассказывать великосветские новости. Г-жа де Марель
была обворожительна; экстравагантный испанский костюм, черный с желтым,
чудесно обрисовывал ее тонкую талию, высокую грудь и полные руки и при-
давал задорное выражение ее птичьей головке.
Дю Руа сидел справа от г-жи Вальтер и во все время обеда с особой
почтительностью говорил с ней только о серьезных вещах. Время от времени
он поглядывал на Клотильду. "Конечно, она красивее и свежее", - думал
он. Затем взгляд его останавливался на жене: она тоже казалась ему хоро-
шенькой, хотя он по-прежнему испытывал к ней затаенное, глубоко укоре-
нившееся враждебное и злое чувство.
Но к г-же Вальтер его влекла трудность победы над ней и та новизна
ощущений, которая представляет вечный соблазн для мужчин.
Она рано собралась домой.
- Я провожу вас, - предложил он.
Она отказалась.
- Но почему же? - настаивал он. - Вы меня этим горько обидите. Не
заставляйте меня думать, что вы все еще сердитесь. Вы видите, как я спо-
коен.
- Вам нельзя уходить от гостей, - возразила она.
Он усмехнулся: - Ничего, я отлучусь всего на двадцать минут. Никто
этого и не заметит. А вот если вы мне откажете, я буду оскорблен в своих
лучших чувствах.
- Хорошо, я согласна, - тихо сказала она.
Но как только они очутились в карете, он схватил ее руку и, покрывая
ее страстными поцелуями, заговорил:
- Я люблю вас, я люблю вас. Позвольте мне это сказать. Я до вас не
дотронусь. Я хочу лишь говорить с вами о своей любви.
- Ах... вы же мне обещали... - нехорошо... нехорошо, - прошептала
она.
Дю Руа сделал вид, что с огромным трудом пересилил себя.
- Послушайте, вы видите, как я владею собой, - приглушенным голосом
снова заговорил он. - И все же... Позвольте сказать вам только одно: я
люблю вас... Позвольте мне повторять это каждый день... Да, позвольте
мне проводить у ваших ног хотя бы пять минут и, впиваясь глазами в ваше
чудное лицо, произносить эти три слова.
Госпожа Вальтер все еще не отнимала у него руки.
- Нет, я не могу, я не хочу, - проговорила она, задыхаясь. - Что ста-
нут говорить обо мне, что подумает прислуга, мои дочери... Нет, нет, это
невозможно...
- Я не могу без вас жить, - продолжал он. - В вашем доме или где-ни-
будь еще, но я должен видеть вас каждый день, хотя бы одну минуту; дол-
жен прикасаться к вашей руке, чувствовать на себе дуновение ветра, кото-
рый вы поднимаете своим платьем, любоваться очертаниями вашего тела,
глядеть в ваши большие дивные глаза, от которых я без ума.
Она слушала эту пошлую музыку любви и, вся дрожа, повторяла:
- Нет... нет... это невозможно. Замолчите!
Дю Руа понимал, что эту простушку надо прибирать к рукам исподволь; -
ведь все дело в том, чтобы они стали встречаться - сперва там, где захо-
чет она, а потом уж он сам будет назначать ей свидания.
- Послушайте... это необходимо... - зашептал он ей на ухо, - я вас
увижу... я буду стоять у дверей вашего дома... как нищий... Если вы ко
мне не выйдете, я поднимусь к вам... Но я вас увижу... я вас увижу...
завтра.
- Нет, нет, не приходите. Я вас не приму. Подумайте о моих дочерях.
- В таком случае скажите, где я мог бы вас встретить... на улице
или... где вы хотите... час мне безразличен... только бы видеть вас... Я
вам поклонюсь... скажу "люблю"? - и уйду.
Окончательно растерявшись, она медлила с ответом. Но вдруг, заметив,
что карета подъезжает к ее дому, быстрым шепотом проговорила:
- Хорошо, завтра в половине четвертого я буду в церкви Трините.
И, выйдя из экипажа, крикнула кучеру:
- Отвезите господина Дю Руа домой.
Когда он вернулся, жена спросила его:
- Где ты пропадал?
- Мне надо было отправить срочную телеграмму, - сказал он вполголоса.
К нему подошла г-жа де Марель.
- Вы меня проводите, Милый друг? Ведь я только с этим условием и езжу
так далеко в гости, - заявила она и обратилась к хозяйке дома: - Ты не
ревнуешь?
- Нет, не очень, - умышленно растягивая слова, ответила г-жа Дю Руа.
Гости расходились. Г-жа Ларош-Матье имела вид провинциальной горнич-
ной. Дочь нотариуса, она вышла за Лароша, когда тот был еще никому не
известным адвокатом. Жеманная старуха г-жа Рисолен напоминала староза-
ветную акушерку, получившую образование в читальных залах. Виконтесса де
Персмюр смотрела на них свысока. "Белая лапка" виконтессы с отвращением
притрагивалась к их мещанским рукам.
Клотильда завернулась в кружева и, прощаясь с Мадленой у двери, ска-
зала:
- Твой обед удался как нельзя лучше. Скоро у тебя будет первый поли-
тический салон в Париже.
Оставшись вдвоем с Жоржем, она обвила его руками.
- О мой дорогой Милый друг, я люблю тебя день ото дня все больше и
больше!
Их экипаж качало, словно корабль.
- То ли дело у нас в комнате! - сказала она.
- О да! - согласился Жорж.
Но думал он в эту минуту о г-же Вальтер.
IV
Площадь Трините была почти безлюдна в этот ослепительный июльский
день. Палящая жара угнетала Париж: стеснявший дыхание, знойный, тяжелый,
густой, раскаленный воздух словно давил его своей тяжестью.
Возле церкви лениво бил фонтан, - казалось, у воды нет больше сил
струиться, казалось, она тоже изнемогает от усталости. В мутной густой
зеленоватой жидкости, наполнявшей бассейн, плавали клочки бумаги и
листья.
Через каменную ограду перемахнула собака и погрузилась в эти сомни-
тельной чистоты волны. Из круглого садика, огибавшего портал, с завистью
поглядывали на нее сидевшие на скамейках люди.
Дю Руа вынул часы. Маленькая стрелка стояла на трех. Он пришел на
полчаса раньше.
Свидание с г-жой Вальтер забавляло его. "Она пользуется церковью для
любых целей, - думал он. - Церковь снимает с ее души грех, который она
совершила, выйдя замуж за еврея, в политических кругах создает о ней
представление как о женщине, идущей против течения, возвышает ее во мне-
нии света, и она же служит ей местом свиданий. Обращаться с религией,
как с зонтиком, вошло у нее в привычку. В хорошую погоду зонт заменяет
тросточку, в жару защищает от солнца, в ненастье укрывает от дождя, а
когда сидишь дома - он пылится в передней. И ведь таких, как она, сотни;
сами не ставят господа бога ни в грош, а другим затыкают рот и вместе с
тем в случае нужды прибегают к нему как к своднику. Пригласи их в номера
- они примут это за личное оскорбление, а заводить шашни перед алтарем -
это у них в порядке вещей".
Медленным шагом обошел он бассейн и взглянул на церковные часы. Про-
тив его часов они спешили на две минуты: на них было пять минут четвер-
того.
Он решил, что в церкви ждать удобнее, и вошел туда.
На него пахнуло погребом, - он с наслаждением втянул в себя эту прох-
ладу, а затем, чтобы изучить расположение храма, начал обходить главный
придел.
В глубине обширного храма чьи-то мерные шаги, которые то затихали, то
снова явственно доносились, вторили его собственным шагам, гулко разда-
вавшимся под высокими сводами. Человек, расхаживавший по церкви, возбу-
дил его любопытство. Он пошел к нему навстречу. Держа шляпу за спиной, с
важным видом разгуливал тучный лысый господин.
На некотором расстоянии одна от другой, преклонив колена и закрыв ру-
ками лицо, молились старухи.
Душой овладевало ощущение покоя, одиночества, безлюдья. Цветные стек-
ла скрадывали солнечный свет, и он не раздражал глаз.
Дю Руа нашел, что здесь "чертовски хорошо".
Он подошел к двери и еще раз посмотрел на часы. Было только четверть
четвертого. Досадуя на то, что здесь нельзя курить, он сел у главного
