пришла в себя. Она была немного бледна, но все так же мила, хороша со-
бой, все так же молодо выглядела, - ночь, проведенная в кресле, не отра-
зилась на ней.
Дюруа посмотрел на труп и вздрогнул.
- Смотрите! Борода! - вскрикнул он.
За несколько часов это разлагавшееся лицо обросло бородой так, как
живой человек не обрастет и за несколько дней. И они оба оцепенели при
виде жизни, еще сохранявшейся в мертвеце, словно это было некое страшное
чудо, сверхъестественная угроза воскресения, нечто ненормальное, пугаю-
щее, нечто такое, что ошеломляет, что сводит с ума.
До одиннадцати оба отдыхали. Затем Шарля положили в гроб, и на душе у
обоих стало легче, спокойнее. Сидя за завтраком друг против друга, они
испытывали желание говорить о чем-нибудь веселом, отрадном: со смертью
было покончено, и они стремились вернуться к жизни.
В распахнутое окно вместе с теплым и нежным дуновением весны вливался
аромат цветущей гвоздики, что росла перед домом на клумбе.
Госпожа Форестье предложила Дюруа пройтись по саду, и они медленно
стали ходить вокруг зеленой лужайки, с наслаждением вдыхая прогретый
воздух, полный запахов пихты и эвкалипта.
- Послушайте, дорогой друг, я уже... обдумала... то, что вы мне пред-
лагали, - не поворачивая к нему головы, точь-в-точь так же, как говорил
он ночью, там, наверху, негромко, раздельно и веско начала г-жа Фо-
рестье. - И я не хочу, чтобы вы уехали, не услышав от меня в ответ ни
слова. Впрочем, я не скажу ни да, ни нет. Подождем, посмотрим, поближе
узнаем друг друга. Вы тоже подумайте хорошенько. Вы увлеклись, - не при-
давайте этому серьезного значения. Я потому заговорила об этом теперь,
когда бедного Шарля еще не опустили в могилу, что после всего вами ска-
занного я почувствовала необходимость разъяснить вам, с кем вы имеете
дело, чтобы вы не тешили себя больше мечтой, которой вы со мной подели-
лись, в том случае" если... если вы не способны понять меня и принять
такой, какая я есть.
Постарайтесь же меня понять. Брак для меня не цепи, но содружество.
Это значит, что мне предоставляется полная свобода действий, что я не
обязана отдавать отчет в своих поступках, не обязана докладывать, куда я
иду. Я не терплю ни слежки, ни ревности, ни нравоучений. Разумеется, я
обязуюсь ничем не компрометировать человека, фамилию которого я буду но-
сить, не ставить его в ложное или смешное положение. Но пусть и он видит
во мне не служанку, не кроткую и покорную жену, но союзницу, равную ему
во всем. Я знаю, что мои взгляды многим покажутся слишком смелыми, но я
от них не отступлю. Вот и все.
К этому я прибавлю то же, что и вы: не давайте мне ответа сейчас, это
было бы бесполезно и неуместно. Мы еще увидимся и, быть может, поговорим
об этом.
А теперь погуляйте один. Я пойду к нему. До вечера.
Он надолго припал губами к ее руке, затем, ни слова не сказав, уда-
лился.
Встретились они уже вечером, за обедом. Оба падали от усталости и от-
того поспешили разойтись по своим комнатам.
Шарля Форестье похоронили на другой день, без всякой помпы, на
каннском кладбище. Жорж Дюруа решил ехать курьерским, в половине второ-
го.
Госпожа Форестье проводила его на вокзал. В ожидании поезда они спо-
койно гуляли по перрону и говорили о посторонних предметах.
Подошел поезд, настоящий курьерский поезд, с короткой цепью вагонов:
их всего было пять.
Заняв место в вагоне, Дюруа сошел на платформу, чтобы еще несколько
секунд побыть с г-жой Форестье; при мысли о том, что он покидает ее, ему
вдруг стало томительно грустно, тоскливо, точно он расставался с ней
навсегда.
- На Марсель - Лион - Париж, занимайте места! - крикнул кондуктор.
Войдя в вагон, Дюруа выглянул в окно, чтобы сказать ей еще несколько
слов. Паровоз засвистел, и поезд медленно тронулся.
Высунувшись из вагона, Дюруа смотрел на г-жу Форестье: она неподвижно
стояла на перроне и провожала его глазами. Внезапно, перед тем как поте-
рять ее из виду, он поднес обе руки к губам и послал ей воздушный поце-
луй.
Она ответила ему тем же, "только ее поцелуй вышел более робким, стыд-
ливым, едва уловимым.
Часть вторая
I
Жорж Дюруа вернулся к своим давним привычкам.
Занимая все ту же маленькую квартирку в нижнем этаже на Константино-
польской улице, он вел теперь скромную жизнь человека, ожидающего пере-
мены в своей судьбе. Даже его связь с г-жой де Марель стала напоминать
брачный союз, словно он заранее приучал себя к новой роли, и его любов-
ница, дивясь благоразумной упорядоченности их отношений, часто повторяла
со смехом:
- Ты еще мещанистей моего супруга. Незачем было менять.
Госпожа Форестье все не ехала. Она задержалась в Канне. Она написала
ему, что вернется не раньше середины апреля, но то, что было ими сказано
друг другу на прощанье, обошла полным молчанием. Он стал ждать. Он твер-
до решил применить любые средства, в случае если она начнет колебаться,
и в конце концов все-таки жениться на ней. Он верил в свою звезду, ве-
рил, что обладает даром покорять сердца, чувствовал в себе непонятную и
неодолимую силу, перед которой не могла бы устоять ни одна женщина.
Коротенькая записка возвестила ему, что решительная минута близка:
"Я в Париже. Зайдите ко мне.
Мадлена Форестье".
И только. Он получил эту записку с утренней девятичасовой почтой. В
три часа дня он был уже у нее. Улыбаясь своей милой, приветливой улыб-
кой, она протянула ему обе руки. И несколько секунд они пристально смот-
рели друг на друга.
- Как хорошо, что вы приехали тогда, в такое ужасное для меня время!
- прошептала она.
- Я сделал бы все, что бы вы мне ни приказали, - сказал он.
Они сели. Она попросила рассказать ей новости, начала расспрашивать
его о супругах Вальтер, о сотрудниках, о газете. Оказалось, что о газете
она вспоминала часто.
- Мне этого очень не хватает, очень, - призналась она. - Я стала жур-
налисткой в душе. Что ни говорите, а я это дело люблю.
Она замолчала. В ее улыбке, тоне, словах ему почудился какой-то на-
мек, и это заставило его изменить своему первоначальному решению не ус-
корять ход событий.
- Ну что ж!.. Почему бы... почему бы вам не заняться теперь... этим
делом... под фамилией Дюруа? - запинаясь, проговорил он.
Госпожа Форестье сразу стала серьезной.
- Не будем пока об этом говорить, - положив ему руку на плечо, тихо
сказала она.
Но Дюруа, догадавшись, что она принимает его предложение, упал перед
ней на колени.
- Благодарю, благодарю, как я люблю вас! - страстно целуя ее руки,
бормотал он.
Она встала. Последовав ее примеру, он вдруг заметил, что она очень
бледна. И тут он понял, что нравится ей, - быть может, уже давно. Они
стояли друг против друга; воспользовавшись этим, он привлек ее к себе и
запечатлел на ее лбу долгий, нежный, почтительный поцелуй.
- Послушайте, друг мой, - выскользнув у него из рук, строго заговори-
ла она, - я еще ничего не решила. Однако может случиться, что я дам сог-
ласие. Но вы должны обещать мне держать это в строжайшем секрете до тех
пор, пока я вам не скажу.
Он поклялся ей и ушел, чувствуя себя на седьмом небе.
С этого дня он начал проявлять в разговорах с ней сугубую сдержан-
ность и уже не добивался от нее точного ответа, поскольку в ее манере
говорить о будущем, в тоне, каким она произносила: "В дальнейшем", - в
ее проектах совместной жизни угадывалось нечто более значительное и бо-
лее интимное, чем формальное согласие.
Дюруа работал не покладая рук и тратил мало, стараясь накопить немно-
го денег, чтобы ко дню свадьбы не остаться без гроша, так что теперешняя
его скупость равнялась его былой расточительности.
Прошло лето, затем осень, но ни у кого по-прежнему не возникало ника-
ких подозрений, так как виделись они редко и держали себя в высшей сте-
пени непринужденно.
Однажды вечером Мадлена, глядя ему прямо в глаза, спросила.
- Вы ничего не говорили о нашем проекте госпоже де Марель?
- Нет, дорогая Я обещал вам хранить его в тайне, и ни одна живая душа
о нем не знает.
- Ну, теперь можете ей сказать. А я сообщу Вальтерам На этой же неде-
ле. Хорошо?
Он покраснел:
- Да, завтра же.
- Если хотите, - медленно отведя глаза в сторону, словно для того,
чтобы не замечать его смущения, продолжала она, - мы можем пожениться в
начале мая. Это будет вполне прилично.
- С радостью повинуюсь вам во всем.
- Мне бы очень хотелось десятого мая, в субботу. Это как раз день мо-
его рождения.
- Десятого мая, отлично.
- Ваши родители живут близ Руана, да? Так вы мне, по крайней мере,
говорили.
- Да, близ Руана, в Кантле.
- Чем они занимаются?
- Они мелкие рантье.
- А! Я мечтаю с ними познакомиться.
Дюруа, крайне смущенный, замялся:
- Но... дело в том, что они...
Затем, внушив себе, что надо быть мужественным, решительно заговорил:
- Дорогая, они крестьяне, содержатели кабачка, они из кожи вон лезли,
чтобы дать мне образование Я их не стыжусь, но их... простота... их...
неотесанность... может неприятно на вас подействовать.
Она улыбалась прелестной улыбкой, все лицо ее светилось нежностью и
добротой.
- Нет Я буду их очень любить Мы съездим к ним. Непременно Мы еще с
вами об этом поговорим. Мои родители тоже были простые люди... Но они
умерли Во всем мире у меня нет никого, кроме вас, - добавила она, протя-
нув ему руку.
Он был взволнован, растроган, покорен, - до сих пор ни одна женщина
не внушала ему таких чувств.
- Я кое-что надумала, - сказала она, - но это довольно трудно объяс-
нить.
- Что именно? - спросил он.
- Видите ли, дорогой, у меня, как и у всякой женщины, есть свои...
свои слабости, свои причуды, я люблю все блестящее и звучное. Я была бы
счастлива носить аристократическую фамилию Не можете ли вы, по случаю
нашего бракосочетания, сделаться... сделаться дворянином?
Теперь уже покраснела она, покраснела так, словно совершила бестакт-
ность.
- Я сам об этом подумывал, - простодушно ответил Дюруа, - но, по-мое-
му, это не так-то легко.
- Почему же?
Он засмеялся.
- Боюсь показаться смешным.
Она пожала плечами.
- Что вы, что вы! Так поступают все, и никто над этим не смеется.
Разделите свою фамилию на две части: "Дю Руа". Очень хорошо!
- Нет, нехорошо, - с видом знатока возразил он. - Это слишком прос-
той, слишком шаблонный, слишком избитый прием. Я думал взять сначала в
качестве литературного псевдонима название моей родной деревни, затем
незаметно присоединить ее к фамилии, а потом уже, как вы предлагаете,
разделить ее на две части.
- Ваша деревня называется Кантле? - спросила она.
- Да.
Она призадумалась.
- Нет. Мне не нравится окончание. Послушайте, нельзя ли чуть-чуть из-
менить это слово... Кантле?
Госпожа Форестье взяла со стола перо и начала вынисывать разные фами-
лии, всматриваясь при этом в их начертание.
- Готово, смотрите, смотрите! - неожиданно воскликнула она и протяну-
ла ему лист бумаги, на котором стояло: "Госпожа Дюруа де Кантель".
- Да, это очень удачно, - подумав несколько секунд, заметил он с важ-
ностью.
- Дюруа де Кантель, Дюруа де Кантель, госпожа Дюруа де Кантель. Чу-
десно! Чудесно! - в полном восторге повторяла г-жа Форестье.
- Вы увидите, как просто все к этому отнесутся, - уверенно продолжала
она. - Только не надо терять время. Потом будет уже поздно. Свои статьи
вы с завтрашнего же дня начинайте подписывать: "Дюруа де Кантель", а за-
метки - просто "Дюруа". Среди журналистов это так принято, и ваш псевдо-
ним никого не удивит. Ко дню нашей свадьбы мы еще кое-что изменим, а
друзьям объясним, что до сих пор вы отказывались от частицы "дю" из
скромности, что к этому вас вынуждало занимаемое положение, а может, и
