СХОДНЯ
Сходня - самое дорогое для меня место на Земле и время,
там прожитое - самое счастливое в моей жизни, хотя трудностей
и горестей в той сходненской жизни было больше чем, достаточно.
Но, может быть, именно это сочетание и было тем дорогим, что
жило о мне всю жизнь.
Итак, гражданская война позади. Дальний Восток стал снова
частью России. Это позволило моему деду вернуться в Москву.
Сергей Васильевич Моисеев в 1915 году был назначен начальником
дальневосточного железнодорожного округа. В него входили все
русские железные дороги на восток от Читы, в том числе и зна-
менитая КВЖД. Во время существования Дальневосточной республи-
ки, дед был некоторое время ее министром железнодорожного
транспорта (или путей сообщений - я точно не знаю, как называ-
лась его должность). Во время же окупации Дальнего Востока он
жил на каком то полустанке под Хабаровском, в старом брониро-
ванном вагоне оставшимся от разбитого бронепоезда. Жил он там
вместе с моей бабушкой и прабабушкой. Как уж он там пережил
трудные времена окупации, я не знаю. Бед было, во всяком слу-
чае не мало. Одним словом, он не эмигрировал, а японцы и белые
его, вроде бы особенно и не трогали. Другими словами - он дож-
дался окончания войны. В 22-м году, в том же вагоне, в котором
он жил последние два, года Сергей Васильевич Моисеев приехал в
Москву.
В тот год мы уже поселились на Сходне. Тогда это был
очень симпатичный пригородный поселок. Он возник еще во время
строительства Николаевской (позднее Октябрьской) железной до-
роги и в нем жили, главным образом, квалифицированные железно-
дорожные рабочие и служащие разных рангов, но связанные преи-
мущественно с железной дорогой. До революции там было построе-
но и некоторое количество хороших и благоустроенных дач, при-
надлежащих людям разного достатка. Была там и дача Гучкова. В
ней, в мое время там размещалась школа, в которой мне предсто-
яло учиться до 29-го года, когда она неожиданно згорела. В од-
ной из таких дач мы и сняли несколько комнат.
Наш поселок был примечателен во многих отношениях. Прежде
всего большинство его улиц было мощеными, что тогда было от-
нюдь не часто в подмосковных поселках. Его пересекали прямые
улицы, которые тогда именовались проспектами - они и были
проспекты. Многие из них выходили к чистой, пречистой и холод-
ной речке Сходня - одной из источников радости сходненской ре-
бятни. Кроме того, поселок был непьющий. В отличие от большой
и грозной деревни - вечно пьяной Джунковки, которая начиналась
прямо за Сходней, через овраг. Но самой главной особенностью
нашего поселка был кооператив железнодорожников. Его организ-
овали еще в 80-е годы прошлого столетия.
Многие из железнодорожников - жителей поселка имели коров
и другую скотину. Это и была основа кооператива. Он арендовал
у волости покосы и имел магазин. Так он и назывался - железно-
дорожная лавка. Кооператив торговал не только молоком, но и
свежайшей сметаной и творогом, которые производили жены рабо-
чих и служащих. Продавал он и мясо и овощи, выращиваемые чле-
нами кооператива. Вся эта деятельность процветала и вносила
важный вклад в благосостояние поселка. Кооператив успешно пе-
режил и мировую войну и гражданскую. Пережил он и коллективи-
зацию. Выстоял он и трудные годы Отечественной войны, хотя
фронт был от него всего в трех киллометрах. В 50-е годы я еще
сам ходил в кооперативную лавку за молочными продуктами для
своих детей. Но кооператив не смог пережить реформы Хрущева.
Коров уничтожили и весь поселок, тогда уже несколько тысяч жи-
телей сел государству на шею: ему самостоятельно пришлось
снабжать поселок молочными продуктами. Снабжение населения
резко ухудшилось. Все подорожало.
И вот однажды на запасных путях станции Сходня, в одном
из тупичков появился вагон от бронепоезда, в котором приехал
дед со своей семьей. Внутри вагона была настоящая квартира,
такая в какой он жил последние два года - просто ее подцепили
к поезду, который шел в Москву. Мое детское воображение пора-
зила не только обстановка этой квартиры с хорошим писменным
столом, кроватями, мягкими креслами, картинами на стенах -
особое впечатление на меня произвел боченок с красной икрой,
который также совершил далекое путешествие. Дед мне очень пон-
равился - большой, сильный, лысый и усатый. На фронте я однаж-
ды тоже было отпустил рыжие усы, они свисали, как у моих люби-
мых запорожцев и в них застревала лапша, как и у деда. Мы с
ним сразу сделались настоящими друзьями.
С приездом деда начался самый спокойный и счастливый пе-
риод моей жизни - 6-7 детских лет до расстрела дедуси - Нико-
лая Карловича.
Сергей Васильевич был приглашен с Дальнего Востока для
работы в НКПС,е - народном комиссариате путей сообщения. Он
получил крупное назначение: сделался членом коллегии наркомата
и начальником финансово-контрольного комитета (Фи-Ка-Ка - как
любил называть дед свой комитет) с хорошим окладом (жалованием
- как говорил Сергей Васильевич) и разными прочими благами.
Отец работал в том же здании наркомата у Красных Ворот старшим
экономистом центрального управления внутренних водных путей.
После трагичного разговора с Луначарским, о котором я еще
расскажу, отец понял, что университетская, да и любая научная
карьера для него закрыта раз и на всегда. Он очень переживал
крушение своих научных замыслов и невозможность опубликовать
свою диссертацию. Позднее, как я узнал уже в 60-х годах она
была опубликована Иельским университетом на английском языке
еще в самом начале 20-х годов. Об этом отец так и никогда не
узнал. Русский же экземпляр диссертации был изъят во время
обыска и, наверное, приобщен к делу. Мои попытки его разыскать
не увенчались успехом.
Постепенно отец, видимо, смирился со своей судьбой и на-
чал снова активно работать на новом для себя поприще. На его
столе появилось много книг по статистике и разные годовые от-
четы. Он начал серьезно заниматься статистическим анализом
речных грузопотоков, что стало его служебной обязанностью. Мне
трудно судить о его успехах на экономическом поприще, но он
время от времени печатал статьи в отраслевом журнале, которые,
что было немаловажным, хорошо оплачивались. А один из извест-
ных тогда специалистов, профессор Осадчий (в будущем "член
промпартии", из за которого, вероятнее всего, был арестован и
погиб мой отец) написал отцу письмо со всякими похвалами и
предложил вести совместную работу.
Одним словом, очень скоро служебные дела и моего деда и
отца сложились вполне благополучно. Семья обрела материальный
достаток, причем такой, какой я уже не имел никогда, даже тог-
да, когда меня избрали действительным членом Академии. Мы пос-
троили собственный дом, в котором прошли мои детские и юно-
шеские годы.
Иван Бунин однажды сказал - сегодня трудно представить
себе, какой умной и содержательной была наша жизнь. Нечто по-
добное могу сказать и я: сегодня с удивлением вспоминаю, сколь
размеренной, содержательной и умной была тогда жизнь моей
семьи; в нашей суетной нелепой теперешней жизни невозможно се-
бе представить, как люди могут жить спокойной рабочей жизнью
без нервотрепок и стрессов. Весь тогдашний распорядок жизни
был каким то душеоблагораживающим. Каждое утро мой отец и дед
выходили из дома в 8 утра, шли не торопясь на станцию и ехали
на работу (дед всегда говорил - на службу) одним и тем-же по-
ездом 8 -15. Тогда по Октябрьской дороге ходили паровички. Но
путь до Москвы занимал только 40 минут. Это быстрее, чем те-
перь ходят электрички.
За несколько минут до прихода поезда у первого вагона со-
биралось несколько инженеров, едущих на работу в наркомат пу-
тей сообщения. Все друг друга хорошо знали и здоровались назы-
вая по имени и отчеству. Их провожать обязательно приходил на-
чальник станции. Это был железнодорожный служащий старой про-
бы. Он всегда был в красной фуражке, хотя в другое время, не
на станции носил обычную железнодорожную фуражку с инженерным
значком. Так повелось со времен Николая Первого, когда еще
строили дорогу - начальствующее лица всегда должны были быть в
красной фуражке, чтобы их было видно из далека.
К деду начальник станции относился с особым почтением.
Никогда не называл его по имени и отчеству, а только "Ваше
превосходительство" и произносил он это словосочетание без те-
ни юмора. Дело в том, что согласно петровскому табелю о рангах
дед занимал генеральскую должность, следовательно его должно
было именовать "превосходительство". А служащие на железной
дороге еще долго после революции чтили старые порядки. И не
зря, русские железные дороги всегда были нашей гордостью. Да и
транспорт после гражданской войны наши железнодорожники восс-
тановили очень быстро и во времена НЭП,а он работал "как в
мирное время". Во всяком случае дед это утверждал с гордостью.
Начальник станции был один из наших завсегдатаев. Он любил за-
ходить к нам на огонек, попить чаю, покидать карты. Вообще, в
карты у нас играли мало. Мужчины иногда играли в винт. А ба-
бушка Ольга Ивановна любила рамс. Что эта за игра - не знаю.
Кажется, что то вроде преферанса, только еще более примитивная
по сравнению с винтом, который счтитался мужской игрой, в от-
личие от "дамского" преферанса!.
Поезд приходил минута в минуту. Октябрьская дорога слави-
лась точностью и все служащие очень ревниво следили за тем,
чтобы расписание поездов не нарушалось. В первом вагоне всегда
уже было несколько, ехавших на работу железнодорожных служа-
щих. Они жили в Фирсановке и Крюкове. Все всегда здоровались
друг с другом и занимали "свои места". Если кто нибудь ненаро-
ком сядет на чье нибудь место, то ему сейчас же скажут: "изви-
ните, но это место Ивана Ивановича или Петра Петровича". Дед
всегда сидел во втором купе, у окна, лицом по ходу поезда.
Отец неизменно садился от него слева.
От вокзала вся группа наркоматовских служащих шла обычно
пешком и неспеша. Работа начиналась в 9-30, а до Красных Ворот
было недалеко. Поскольку ритмичность - основа работы транспор-
та и всех его служб, то все и возвращались обычно одним поез-
дом и ритуал возвращения не нарушался. Дед очень любил, чтобы
я его встречал. Когда мне это удавалось, я это делал с удо-
вольствием. Мы шли с дедом впереди, я рассказывал ему сход-
ненские новости, а отец на шаг сзади. На улице все друг с дру-
гом здоровались.
К нам любили приходить гости.
Но визиты были совершенно не в современном стиле. Прихо-
дили просто так, на огонек. Как то само собой сложилось, что у
нас образовался "приемный день". Это была суббота. После рабо-
ты - в субботу она кончалась на два часа раньше. Заходили
местные "железнодорожники". Я помню милейшего железнодорожного
врача Н.А. Шалякина, который лечил всю нашу семью. Приходил
тот же начальник станции, еще кто-то, кого уже почти не помню.
Но часто приезжали и из Москвы. Отец был неплохим художни-
ком-любителем. В студенческие годы, он учился и школе живописи
и ваяния и у него сохранилось много знакомых в этом мире. Он
был в приятельских отношениях с Кориным, который не раз бывал
у нас в гостях. Однажды к нам приезжал и великий русский ху-
дожник Нестеров. Это был кумир моего отца.
Никакого специального стола не делалось. Ужин бывал очень
простой. Даже не ужин, а скорее чай. Бабушка обычно пекла к
ужину пирог. Особенно ей удавался пирог с грибами. В те време-
на, как известно, "ничего дешевше грибов" не было! У деда
всегда был в запасе графинчик водочки, настоянной на зубровке.
Но подавался он крайне редко. Разве, что по рюмочке в честь
дня рождения кого нибудь из гостей или в двунадесятый празд-
ник. Семья не была особенно религиозной. Дед о отец ходили в
