процента раскрываемости шпионов и продаст он тебя за милую ду-
шу". И я, под воздействием таких слов, все-таки, немного осте-
регался моего неожиданного друга-особняка далеко не выкладывая
ему все то, о чем хотелось поговорить. И, как оказалось -
совсем не зря! А история была, и в самом деле, нестандартная.
Наш полк в 44 году стал получать трофейные авиабомбы. В
отличие от наших, они требовали боковых взрывателей (немцы ис-
пользовали электрические взрыватели без ветрянок. У нас их не
было - мы должны были использовать механические взрыватели). У
таких взрывателей ось ветряннки должна была быть перпендику-
лярной боковой поверхности бомбы. Подобные взрыватели исполь-
зовались в русской армии в первую мировую войну - это, так на-
зываемые, взрыватели Орановского. На наше счастье, оказалось,
что на военных складах, еще со времен самолета "Илья Муромец",
сохранилось довольно много таких взрывателей и они начали пос-
тупать в полки. Но с использованием взрывателей Орановского
дело гладко не пошло. Очень часто сброшенные авиабомбы, по не-
известной причине просто не взрывались, хотя сами взрыватели
были безусловно исправными.
Начальство заволновалось и начало издавать грозные прика-
зы, в которых вина за отказы, само собой разумеется, приписы-
валась стрелочникам. В приказах приводились одни и теже аргу-
менты: небрежность в подготовке авиационного оружия, нарушение
инструкций по эксплоатации. На бедных оружейников сыпались
довольно жесткие наказания. Особенно неиствовал мой непосредс-
твенный начальник - главный инженер по вооружению 15-ой воз-
душной армии полковник Тронза - педантичный жестокий латыш, из
тех которые делали русскую революцию в 17-ом году. И вот он
добрался и до нас. Прилетел однажды в полк на У-2 вместе со
своим механиком. Демонстративно при всех снарядил несколько
бомб, взлетел на том же У-2 и сбросил их на ближайшем болоте.
Все бомбы взорвались!
Тронза публично обвинил меня в предательстве рабо-
че-крестьянского государства (не родины, а государства!), отс-
транил от должности и приказал отдать под суд. Одновременно он
сказал, что уже давно собирался прислать нового инженера пол-
ка. Каждый знал, чем мне грозит происшедшее: по существу это
был смертный приговор.
Я ничего не мог понять - мы, готовя бомбы, делали все то-
же самое, ни на иоту не отступаясь от того, что делал нагря-
нувший полковник и его механик. Но у нас бомбы почему-то не
взрывались! И в мучительном поиске решения, от которого зави-
села моя жизнь, неожиданная помощь пришла от Елисеева: решение
мне было подсказано. Он сидел в другом конце избы и мрачно
смотрел на улицу. Неожиданно он повернулся ко мне с каким то
просветленным лицом: "товарищ капитан, может все потому, что
он бомбил с У-2?" И меня осенило.
Скорость наших самолетов была в 5 раз больше скорости
знаменитого кукурузника. Значит сопротивление воздуха лопастям
ветрянки взрывателя будет больше в 25 раз. Значит нагрузка на
ветрянку станет больше тоже в 25 раз. Да такая сила просто
согнет ось ветрянки, она ее заклинит. Ветрянка не вывернется и
взрыватель не взведется. Вот и все! Надо только уменьшить наг-
рузку на лопасти ветрянки. А для этого достаточно кусачками
откусить все ее лопасти, кроме двух симметричных. Для того,
чтобы это понять не надо было быть инженером.
Позднее за эту догадку меня публично поблагодарит - нет,
не полковник Тронза, с ним никогда больше судьба меня не све-
дет, а сам командующий армией генерал-лейтенант Науменко.
Предложенный способ "откусывания лишних лопастей" станет широ-
ко использоваться и в других полках, а сбрасываемые бомбы пе-
рестанут "не взрываться". Но это произойдет несколько позже, а
тогда? Тогда я без оглядки побежал к командиру полка. Он сразу
все понял, крепко выругался, вспомнив и меня и Тронзу и наших
родителей. Мы мгновенно поехали на летное поле. Я сам погото-
вил бомбы, дрожащими от волнения руками откусил лишние лопасти
и самолет командира ушел в воздух. И на том же болоте взорва-
лись все шесть бомб!
Когда командир выходил из самолета, неожиданно появился
Тронза. Он уже собирался улетать из полка, когда услышал взры-
вы. Раздался грозный рык: "Подполковник, кто разрешил? Я же
отстранил капитана Моисеева. Вы за это ответите!" И т.д. и в
том же духе - Но все это уже не имело никакого значения!
Так вот - мой особняк описал в своем доносе всю эту исто-
рию, конечно, без финала, без упомянания о благодарности ко-
мандарма. Он так же, как и полковник Тронза называл меня преда-
телем Родины и предлагал незамедлительно арестовать. Но на его
рапорте кто-то размашисто и неразборчиво что то написал, а за
непонятными словами стояло "отложить" или "подождать" и не ме-
нее неразборчивая подпись. Так этот донос и оказался в моем
досье. Ну, а на Лубянке, на всякий случай, меня решили не до-
пускать до секретной работы.
Когда весной 46 года я уезжал из действующей армии, где я
уже исполнял обязанности инженера авиационной дивизии, особ-
няк, который тоже поднялся в чинах, пришел меня провожать. Он
меня облобызал (я тогда и не знал, что это поцелуй Иуды!) и
пожелал всяких благ. Эпизод, о котором я рассказал мог легко
стоить мне жизни, а искалечил бы ее наверняка. Если бы - если
бы не подсказка колхозного шофера старшины Елисеева, если бы
не лень или нерадивость кого то из начальников моего особня-
ка...А, может быть, как это говорил капитан Кравченко, - в ди-
визионную СМЕРШ не поступило нужной разнарядки на выявление
предателей Родины или старая разнарядка была уже выполнена и
донос отложили в запас!
Ну, а Ивану Федоровичу Петрову, когда он понял в чем суть
дела, не потребовалось больших усилий, чтобы все поставить на
свое место: Сталин уже умер, Берия был расстрелян и приближал-
ся ХХ съезд партии. Обстановка изменилась коренным образом. Я
благополучно получил первую, то есть высшую форму допуска к
секретной работе и даже больше того - у меня никогда не возни-
кало трудностей с совмещением полетов на полигон и командиров-
ками за границу.
БЕГСТВО, ОБЕРНУВШЕЕСЯ ПОБЕДОЙ
Но последняя из историй, которая могла полностью исковер-
кать мою жизнь произошла уже на грани 50-х годов.
Моя мачеха, которая уже более четверти века работала учи-
тельницей младших классов сходненской школы, неожиданно была
арестована по статье 58, как активный участник группы, гото-
вившей, не больше ни меньше, как вооружкнное восстание. Ее
осудили на 10 лет и отправили в лагерь около города Тайшет.
В общем история весьма заурядная для тех времен. Для меня лич-
но она имела весьма тягостные последствия и могла бы обернуть-
ся настоящей трагедией, если бы.... если бы снова не счастли-
вый случай. Но, обо всем по порядку.
После демобилизации, в конце 48 года я стал работать сра-
зу в двух местах. Моя основная работа проходила в НИИ-2 Минис-
терства авиационной промышленности, где меня назначили одним
из "теоретиков" в группу Диллона - главного конструктора ави-
ционных реактивных торпед. Несмотря на то, что Диллон болел
чахоткой и физически был очень слаб, работал он удивительно
много и всегда был полон разнообразных идей и начинаний. О его
изобретательности ходили легенды - проживи он подольше, появи-
лось бы много технических новинок.
Я оказался в одной группе с моим университетским сокашни-
ком, с моим большим другом Юрием Борисовичем Гермейером. Мы
познакомились и подружились еше в десятом классе, в математи-
ческом кружке, который вел в Стекловском институте И.М.Гель-
фанд, тогда доцент МГУ. Уже в студенческие годы мы жили с Юрой
в одной комнате в общежитии на Стромынке, мы кончали мехмат
МГУ по одной и той же кафкдре теории функций и функционального
анализа под руководством одного и того же профессора Д.Е.Мень-
шова. И вся наша жизнь, в конечном счете, прошла рядом. Позд-
нее, когда я стал работать в Академии Наук, я перетащил Герме-
йера в Вычислительный Центр, где он организовал отдел
исследования операций, а на факультете прикладной математики
создал кафедру с тем же названием, вероятно, одну из самых ин-
тересных кафедр этого факультета.
Ну, а тогда, в 48 году? Гермейер не был на фронте. Как
человека, носящего немецкую фамилию, его вообще не призывали в
армию, а, хотя мать у него и была русской, его должны были от-
править на спецпоселение, как всех лиц немецкой национальнос-
ти. Для начала он оказался а Сталинграде, где его взяли рабо-
тать на завод. Во время наступления немцев на Сталинрград, в
той суете и неразберихе, которая предшествовала героической
Сталинградской эпопее, Юру кто-то зачем-то послал в Москву. А
возвращаться обратно было уже некуда. И ему предложили рабо-
тать в одном из секретнейших КБ в Москве - там, где создава-
лись первые "Катюши". Вот так мы с Юрой оказались снова в од-
ной комнате, теперь уже не в общежитии, а в НИИ -2. Он зани-
мался проблемами эффективности, а я динамики и балистики одних
и тех - же авиационных торпед.
Работал наш отдел с увлечением, это был общий настрой
послевоенных лет. Работа шла быстро и очень успешно. Начальни-
ком института был тогда генерал-майор П.Я.Залесский - хороший
инженер, плохой математик и, как всякий одессит, очень остро-
умный человек. Когда ему надо было участвовать в каких либо
совещаниях, где предстояло обсуждать результаты каких либо
сложных расчетов, Павел Яковлевич брал меня с собой. И публич-
но именовал меня "ученый еврей при губернаторе", хотя и евреем
и губернатором был он сам. Короче - работа в институте была не
только успешной и интересной, но и вся атмосфера была очень
доброжелательной и творческой - как теперь любят говорить. И
мы очень быстро продвигались вперед и наш отдел и весь инсти-
тут были на подъеме.
Исследовательскую работу я совмещал с преподолвательской.
Она была не менее увлекательной и приятной. Я был принят на
работу в качестве исполняющего обязанности доцента на кафедру
ракетной техники в в один из лучших технических ВУЗ,ов страны
- в МВТУ, которое еще в далеком XIX веке окончил мой дед и, к
которому еще с детства я привых относится в великим почтением.
Кафедру возглавлял профессор Победоносцев Юрий Александрович.
Личность легендарная.
Прежде всего, он был одним из очень немногих отцов со-
ветской ракетной техники, избежавших тюрьмы во время разгрома,
который учинил Сталин незадолго до войны всей нашей ракетной
технике, которую долго пестовал расстрелянный Тухачевский.
Юрий Александрович мне говорил, что он в течение двух лет каж-
дую ночь ожидал ареста. И, хотя так же, как и И.Ф.Петров, он
не мог бы найти для этого сколько-нибудь разумных оснований,
сумка со всем необходимым для арестанта вседа была наготове
возле его постели.
Главным своим научным достижением он считал изобретение
таких флегматизированных порохов, скорость горения которых бы-
ла постоянна в очень широком диапазоне природных условий (тем-
пературы, влажности). Собственно это и определило успех наших
"Катюш", грозного оружия Отечественной войны. Юрий Александро-
вич справедливо полагал, что его основательно обобрал Кости-
ков, сумевший присвоить себе все лавры "изобретателя катюш".
В 49 году профессор Победоносцев был в зените своей карь-
еры. Он был главным инжерером, т.е. фактическим научным
руководителем знаменитого НИИ-88, в одном из конструкторских
бюро которого начинал тогда работать, еще не реабилитированный
С.П.Королев. Юрий Александрович в канун пятидесятых годов был
не только руководителем НИИ-88, но и реальным руководителем
складывающегося коллектива инженеров и ученых, который за
стремительно короткое время создал основы современной косми-
ческой науки и техники.
В те годы он создал в МВТУ кафедру реактивной техники -
