В нашей седьмой школе математику преподавала Ульяна Ива-
новна Логинова - человек большой математической одаренности.
Внимательный и добрый учитель. Математика у нас была поставле-
на хорошо и, более того: вокруг Ульяны Ивановны образовалась
группа учеников, изучавших математику более глубоко и прояв-
лявших определенные способности к математике. Звездой первой
величины был Моня Биргер. Я думаю, что он сделал бы хорошую
научную карьеру, если бы не погиб на фронте в самом начале
войны. Были и другие очень сильные ученики. Та же Рахиль
Склянская, Яшка Варшавский, Женя Шокин....Все они записались в
математический кружок Гельфанда.
Ульяна Ивановна посоветовала и мне начать посещать этот
кружок. Но я чувствовал себя в математике не очень прочно и
полагал, что для такого кружка я совсем не подготовлен. Во
всяком случае, гораздо хуже,чем наши первые ученики. Да, к то-
му-же на носу был лыжный сезон, а меня включили в юношескую
сборную Москвы. Об этом я и сказал нашей учительнице. А она
меня в ответ обругала и добавила:"ты бы мог учится не хуже их,
если бы меньше ходил на лыжах и больше бы занимался". И Ульяна
Ивановна настояла на том, чтобы я тоже стал ходить на занятия
в "Стекловку". А занятия спортом надо бы отложить до лучших
времен. "И вообще, тебе пришло время серьезно подумать о буду-
щем - у тебя за спиной никого нет". Она мне не раз читала по-
добные нравоучения.
Стекловский кружок оказался по настоящему интересным. Те-
перь я могу, уже профессионально сказать - он был блестяще
поставлен. И это заслуга не только Гельфанда. С кружковцами
работало несколько молодых талантливых математиков. Они решали
с нами нестандартные задачи, демонстрировали, на этих примерах
удивительные возможности математического изобретательства, чи-
тали нам лекции. Да и собрались в этом кружке очень незауряд-
ные молодые люди. В кружке я подружился с Юрой Гермейером и
Борисом Шабатом - будущими профессорами Московского Универси-
тета, будущим профессором Ленинградского университета Володей
Рохлиным, Олегом Сорокиным - удивительно способным юношей, по-
гибшим на фронте уже в 41-ом году и многими другими. Кружок
работал по воскресеньям и для него приходилось жертвовать
воскресными тренировками - той зимой я твердо решил выполнять
заветы Ульяны Ивановны.
Весной 35-го состоялась олимпиада. Конурс первого тура
из нашей школы успешно преодолели только два человека: Моня
Биргер и я. Второй же тур прошел я один. Моня Биргер сам потом
удивлялся, как это он не решил одну относительно простую зада-
чу. Но соревнование есть соревнование и любые случайности не-
избежны. На третьем туре я чуть было не сорвался, но все-таки
прошел. В результате и Гермейер, и Шабат, и я сделались лауре-
атами олимпиады и получили право не сдавать математику: на
вступительных экзаменах при поступлении на математическое от-
деление мехмата МГУ нам "автоматом" ставилась пятерка по мате-
матике. Это и решило все - я выбрал математическое отделение
мехмата МГУ и начал готовиться к вступительным экзаменам, уже
видя себя студентом университета. Однако меня поджидал страш-
ный удар, который, на некоторое время, привел меня в состояние
оцепинения и безнадежности.
Я сдал все вступительные экзамены. Без особого блеска, но
и без троек. По моим расчетам, я должен был поступить без ка-
ких либо трудностей: уровень экзаменующихся был не очень высо-
кий, лишь очень немногие сдали экзамены, по-настоящему, хорошо
- Гермейер и Шабат сдали почти также как и я. Только Олег Со-
рокин сдал на все пятерки. Основная масса экзаменующихся сдала
значительно хуже меня. И, тем не менее, я принят не был!
Во время экзаменов я подружился с Семеном Шапиро. В Моск-
ве он был первый раз в жизни, приехал поступать в Московский
Университет из какого-то маленького белорусского городка. Он
был добрый и тихий человек. Его подготовка оставляла желать
лучшего и Гермейер и я ему старательно помогали. Он получил
много троек (тогда сдавали 7 или даже 8 экзаменов), в том чис-
ле и тройку по математике. И, тем не менее, был зачислен в
число студентов.
Когда я убедился, что меня нет ни в списках зачисленных,
ни в списках кандидатов - были и такие, меня охватило отчая-
ние. Я не знал, что мне делать и как вообще жить дальше. Опять
чья-то жестокая рука мне преградила дорогу. Семен переживал со
мной мое несчастье, утешал как мог и потащил к, отвечавшему за
прием, заместителю декана Ледяеву.
Куда девалась тихая сдержанность Семена Шапиро. Он начал
громко и очень темпераментно объяснять какая произошла неспра-
ведливость, он думает, что допущена ошибка и надо пока не
поздно ее исправить. Ледяев его прервал. Он повернулся в мою
сторону и сухо сказал: "Чего Вы хотите Моисеев? Посмотрите на
себя и на него - он показал пальцем на Семена, подумайте кого
должно принять в университет рабоче-крестьянское правительст-
во, на кого оно должно тратить деньги? Неужели Вам это непо-
нятно". Моя судьба была решена.
Бабушка была в отчаянии.
ВСЕ ЖЕ СТАНОВЛЮСЬ СТУДЕНТОМ
Осень 35-го и зима 36-го были самым критическим периодом
моей жизни. Я уже не говорю о моральной подавленности. Что де-
лать? Куда идти? Я не мог сидеть на шее у моей мачехи и бабуш-
ки, которые зарабатывали нищенские гроши. Общество отторгало
меня, отбрасывало куда то вниз и я чувствовал это всем своим
существом. Я погрузился в какой то транс. Меня охватило отчая-
ние и ощущение беспомощности и некому было мне помочь или даже
дать разумный совет. Я был готов на что угодно - законтракто-
ваться куда-нибудь на Север или ловить рыбу на Охотском море.
Но где то внутри у меня жил еще здравый смысл и хватило му-
жества не наделать глупостей. И в результате, как я теперь
вижу, мне удалось принять самое правильное решение.
Я поступил в педагогический институт и переехал со Сходни
в студенческое общежитие. Самое главное - я стал получать сти-
пендию. Это был, конечно, сверх скудный, но все же прожиточный
минимум. И вместе с ним я обрел известную самостоятельность и
получил небольшой тайм-аут. Появилось время осмотреться и по-
думать.
Сам институт произвел на меня весьма тяжелое, я бы даже
сказал - угнетающее впечатление. Студенты, в своей массе,
очень напоминали мне моих соклассников по Сходненской ШКМ и
совсем не были похожи на тех умных и образованных молодых лю-
дей, с которыми я общался последний год в математическом круж-
ке Стекловского института и, вместе с которыми хотел учится в
университете. А преподаватели в пединституте - они вероятно
были опытными учителями и знали, как надо готовить учителей
для школ того времени, но как они были мало похожи на тех мо-
лодых математиков, которые нам читали лекции в кружке Гельфан-
да и, которых мы с энузиазмом слушали по воскресеньям!
Одним словом, учится мне в этом институте не хотелось, да
я и не учился. Лишь иногда ходил не лекции. В ту зиму мне было
еще 18 лет и по возрасту я имел право выступать на соревновани-
ях по лыжам за юношестские команды. Что и делал не без успеха.
Кроме того, эти спортивные увлечения меня основательно под-
кармливали: я был включен в сборную юношестскую команду Москвы
по лыжам и получал бесплатные талончики на обед - для меня это
было очень важно! В тот год, в составе этой команды я ездил на
первенство Союза в Кавголово. Команда, в целом выступила от-
лично - по всем статьям она была первой. Сам же я выступил до-
вольно средне. Только в составе эстафетной гонки я оказался в
числе чемпионов Союза по разряду юниоров, как теперь говорят.
Мне было не до занятий в пединституте и зимнюю сессию я не
сдавал вовсе. Все шло к тому, что я брошу институт и уйду в
профессиональный спорт. Например, поступлю в институт физи-
ческой культуры, куда меня звали и где даже не надо было сда-
вать экзаменов. Но судьбе было угодно распорядится со мной
по-другому. Она мне иногда и улыбалась. Или, во всяком случае,
предоставляла неожиданные возможности.
Как-то весной, уже после окончания лыжного сезона, я заб-
рел на мехмат, посмотреть моих более удачливых друзей. В кор-
ридоре третьего этажа старого здания мехмата на Волхонке я не-
ожиданно встретил Гельфанда. Израиль Моисеевич посмотрел на
меня изподлобья и спросил: "Моисеев, почему я Вас не вижу, по-
чему на семинары не ходите? Как сдали зимнюю сессию?" "Так я
же не учусь, меня не приняли" "Вы что, не сдали приемные экза-
мены?" "Нет сдал". Он помолчал и снова спросил: "А, что Вы де-
лаете?" "Хожу на лыжах!" Опять помолчал, а затем весьма энер-
гично взял меня за пуговицу -"идемте".
Он повел меня в деканат факультета. Деканом был тогда мо-
лодой профессор Тумаркин Лев Абрамович. Когда мы вошли в дека-
нат, он был там один. Ледяева, на мое счастье не было. Гельфанд
сказал буквально следующее:" Лев Абрамович, я прошу Вас разре-
шить этому человеку - (так и сказал этому человеку), сдать все
за весь год. Он учился у меня в кружке. Если он справиться
с зачетами и экзаменами, то я утверждаю, что он будет студен-
том не хуже среднего". Вот так и сказал - не хуже среднего!
Тумаркин разрешил. Вопреки всем инструкциям!
Я получил необходимые направления на экзамены и зачеты,
которые я должен был сдать вне всяких правил и сроков. И нача-
лась сумасшедшая работа. Мне очень помог Олег Сорокин. Он не
только дал мне все свои конспекты, но все время помогал мне.
Без его помощи было бы очень трудно. Ибо одно - слушать лек-
ции, учить на семинарских занятиях как надо решать задачи, и
совсем другое все это осваивать по чужим конспектам, да еще в
каком-то диком темпе. Тем более на первом курсе, когда человек
начинает осваивать азы высшей математики, так мало похожей на
то, чем мы занимались в школе.
Но все подобные трудности уже оказались преодолимыми. Бо-
лее того, по всем предметам, кроме высшей алгебры я получил
отличные отметки. Лишь по высшей алгебре доцент Дицман - суро-
вый и педантичный немец, мне поставил тройку. Но это было уже
не существенно. Я был зачислен в число студентов математичес-
кого отделения механико-математического факультета и стал
учиться в одной группе с Гермейером и Сорокиным. Борис Щабат
был невоеннообязанным - он учился на другом потоке. Мы все во-
еннообязанные учились тогда 6 лет, то есть на год больше.
Итак, несмотря ни на что, я сделался студентом Московско-
го Университета, того самого, где учился и мой отец.
Несказанно рада была моя бабушка!
ЕЩЕ РАЗ О ГЕЛЬФАНДЕ
Прошло много, много лет. В действительные члены Академии
Наук СССР я был избран одновременно с Израилем Моисеевичем
Гельфандом - в один и тот же год. Президентом Академии в те
еще благополучные времена, устраивались богатые приемы "а ля
фуршет" в честь вновь избранных академиков. В тот памятный год
прием был организован в ресторане гостинницы Россия и мы оба
были на том приеме. С бокалом шампанского ко мне подошел Гель-
фанд. Поздравляя меня, он сказал - "но я же знал Никита, что
Вы будете студентом не ниже среднего!". Такое поздравление бы-
ло для меня особенно приятным.
Я тоже поздравил его с избранием, которое запоздало мини-
мум на двадцать лет и еще раз поблагодарил его за ту поддерж-
ку, которую он мне оказал в самом начале моих студенческих
лет. В самом деле, не случись ее, не пойди декан факультета на
прямое нарушение правил о приеме, вероятнее всего, я бы никог-
да не поступил бы в университет. И у меня оставался единствен-
ный путь - в инфискульт. По началу был бы профессиональным
спортсменом среднего уровня, а в последствие - учителем физ-
культуры, в лучшем случае!
Так человеческое доброжелательство еще раз мне помогло в
жизни. И позволило заниматься тем, к чему лежала душа. Таковы
привратности судьбы - можно ли после этого не верить в людей?
