все те, кто вынужден был иметь с ним дело. Огромный темноватый
кабинет в огромном здании на Пироговской улице. Строгая, но
очень дорогая мебель.
Когда я вошел, какой-то полковник стоял склонившись над
столом - оказывается, это и был "начальник отдела руководящих
кадров", к которому я был командирован. Он как раз докладывал
мое "дело". В отличие от принятого порядка, оно мне не было
вручено в опечатанном виде при моем отъезде из дивизии, а отп-
равлено в Москву фельдпочтой. Этим и объяснялась задержка мое-
го приема у высокого начальства - оно должно было иметь время
в разобраться в моем "деле", и те несколько свободных дней,
которые у меня оказались и, которые я посвятил Москве и друзь-
ям. Рядом с моим делом, лежала какая то бумага, в которую пол-
ковник тыкал пальцем.
Должившись о прибытии, я стал на вытяжку - я все же пока
еще строевой офицер, и ждал судьбу. Генерал перекладывал бума-
ги и что-то бурчал под нос, задавая малозначащие вопросы и в
конце разговора сказал: "Будете работать в отделе главного ре-
ферента главкома. У Вас хорошие аттестации. Знаете и любете ра-
кетную технику. Это сейчас нужно". И всее!
Пока я стоял по стойке смирно, мои глаза ели не начальст-
во, а ту самую бумагу, которая лежала около дела, была ему
явно посторонней и, в которую полковник тыкал пальцем.. Тогда
мое зрение было несколько лучше чем сейчас и я разглядел на
ней титул: Министерство Сельскохозяйственного машиностроения.
Так называлось тогда то министерство, которое во время войны
проектировало и производило ракеты. Последнее возбудило осо-
бенно мое любопытство и я постарался увидеть нечто большее чем
название. Разобрать то, что было написано в самом письме было,
конечно, невозможно. Но кое-что я все-таки увидел. Первое -
письмо было адресовано главному маршалу авиации Вершинину -
тогдашнему главкому. А второе - через всю страницу размашестым
почерком было написано красным карандашем: "Использовать в
центральном аппарате". И подпись - Вершинин.
Итак, моей судьбой распорядился сам главком. Отсюда и
прием у самого Орехова, который редко кого удостаивал личной
беседой и необычность процедуры отправки "дела". Большего тог-
да я не понял и не узнал.
Отдел, куда меня направили работать - большая комната и в
ней несколько полковников или подполковников, уже не помню
точно. Даже майоров не было. А я всего лишь капитан. Мой на-
чальник, тоже полковник сказал, что мне очень повезло. Служба
здесь "не бей лежачего", а штатные звания высокие - это не ди-
визия! "И как тебя взяли - видно рука сильная" добавил он без
всякой иронии и даже с некоторым почтением. И впоследствии, он
ко мне относился вполне доброжелательно, но все-таки с некото-
рой опаской, ибо ему было, по-настоящему, непонятно, как это
капитан, да еще из строевой части, мог здесь оказаться?
А на самом деле, все было совсем не так, как об этом ду-
мали мои новые сослуживцы. Никакой руки у меня, конечно, не
было и я представить себе не мог как и почему здесь оказался.
Сам я узнал о том, как и почему произошло мое назначение толь-
ко через несколько лет. Все происшедшее было и в самом деле
весьма необычным. Вот как это случилось.
Мое письмо дошло до профессора Победоносцева - спасибо
Григорьеву, который передал его ему лично. Оказывается Юрий
Александрович меня даже вспомнил. Он занимал тогда высокие
посты. Будучи одним из создателей НИИ-88 в Подлипках, он был
его главным инженером, что по тем временам означало должность
научного и технического руководителя основной кузницы ракетно-
космической техники. Одновременно он был и членом коллегии ми-
нистерства. Как это не странно, но несколько страниц моих рас-
четов ему очень пригодились. Оказалось, что моя записка была
исторически первым критическим коментарием немецких трофейных
исследований, перед которыми все стояли на задних лапках. Бо-
лее того, в моей работе предлагался некий альтернативный под-
ход к решению задач балистики реактивных снарядов класса "зем-
ля-земля". Хорош или плох был предлагаемый подход, это было
уже другое дело. Более того, сейчас я могу сказать, что он был
плох и совершенно примитивен. Но он был другой, нежели у нем-
цев и, несмотря на все его недостатки, все же лучше, чем метод
Кранца и более удобный, поскольку позволял использовать при-
вычные схемы балистических расчетов.
На мое письмо водрузили гриф "сов. секретно" и Победонос-
цев доложил о нем министру. Тому понравилось - "сами с усами".
И он написал письмо главкому: такой вот есть в ВВС капитан Мо-
исеев, и который... и т.д. и т. п.- куча дифирамбов. Одним
словом, демобилизуйте Моисеева и отдайте его нам. А там где он
сейчас, с его работой справится любой инженер полка. Но по-ви-
димому он уж очень хорошо меня расписал, потому что Вершинину
стало жалко кому то отдавать этого самого Моисеева, как нечто
ему, главкому, принадлежащее. И на этом министерском письме он
и начертал - не отпустить, а использовать!
Все это мне рассказал милейший Юрий Александрович, причем
дважды. Первый раз после моей кандидатской защиты, а второй,
когда после моей демобилизации пригласил работать на свей ка-
федре в МВТУ.
А пока, не ведая, что как и зачем, я оказался в штабе ВВС
в отделе, где работа оказалась, действительно "не бей лежаче-
го". Главной моей обязанностью, как младшего по званию, было
доставать билеты на футбол. Кроме того, приходилось иногда
просматривать трофейные материалы по ракетной технике и писать
какие-то справки, которые, как я вскоре понял, никто не читал
и они оставались в сейфе у моего начальника. Одно было трудным
- режим работы. Он и вправду был очень странным. Приходили мы
на службу под вечер. Зато сидели на работе - если не было фут-
бола, едва ли не до утра, до тех пор пока был в своем кабинете
сам главком. А Вершинин ждал пока уйдет спать сам Сталин. Вот
так и ждали друг друга - а вдруг спросят!
Я загрустил - Москва себя не оправдывала, хоть обратно в
часть собирайся. В дивизии, а особенно в полку, я чувствовал
себя куда комфортней: было дело. Даже в периоды безделия надо
было смотреть, чтобы пулеметы не ржавели и люди не пьянствова-
ли! А тут...высиживать часы и звания, к которым особого почте-
ния я никогда не питал. И я стал серьезно размышлять куда бы
податься. Искал всякие способы демобилизации - уйти в граждан-
ку, как тогда говорили. Но у меня был академическмй диплом и я
считался кадровым. А таких в гражданку в те годы не очень от-
пускали.
В то время, в моей Академии, на моем факультете N 2 -
авиционного вооружения, начали создавать новую кафедру - реак-
тивного вооружения самолетов. Ее начальником назначили
Е.Я.Григорьева, моего бывшего преподавателя, с которым у меня
сложились самые добрые отношения. Мы с ним часто виделись в
нерабочей, а дружеской обстановке и я попросился к нему на ка-
федру. Научных званий у меня тогда не было, зато был опыт экс-
плуатации в боевых условиях тогдашних РС-ов на штурмовиках и
бомбардировщиках. Тогда это было важно. Начальник факультета
генерал Соловьев - в простречьи "Соловей", - мою кандидатуру
одобрил.
Соответствующие письма, необходимые звонки и через пару
недель выходит приказ, за подписью того же Вершинина о моем
назначении младшим преподавателем - сиречь ассистентом, кафед-
ры номер такой-то в ВВИА им профессора Жуковского. На кафедре
кроме Григорьева и меня был еще только один человек сташий
лейтенант П.А.Агаджанов, будущий генерал-лейтенант и член кор-
респондент Академии Наук СССР. Тогда он исполнял обязанности
инженера кафедры, т.е. лаборанта.
Мои сослуживцы по отделу ахали и соболезновали - этот ка-
питан, который так успешно доставал билеты на все интересные
матчи переведен на новое место службы с понижением, по меньшей
мере, на две ступени. Значит никакой руки у него на самом деле
и не было. А мы то думали!
Но это как раз и был тот поворот моей жизненной тропинки,
который я так ждал. Теперь я это понимаю. И благославляю судь-
бу. А также Соловья, которому предстоит еще один раз меня
по-настоящему выручить.
Глава Y. ВОСХОЖДЕНИЕ НА ОЛИМП ИЛИ СЕМЬ ОЧЕНЬ СТРАННЫХ ЛЕТ МОЕЙ ЖИЗНИ
ЕЩЕ ОДНА МЕТАМОРФОЗА
Годы с 47-го по 55-ый были, действительно, самыми удиви-
тельными годами моей жизни. За эти семь лет, я из армейского
капитана, полкового вооруженца, превратился сначала в кандида-
та технических наук, а затем в доктора физико-математических
наук, в почтенного профессора и декана престижного факультета
самого престижного ВУЗ,а страны. То, на что у научных мужей
уходят десятилетия, а порой и вся жизнь, произошло за считан-
ные годы. Если к этому добавить, что в эти же годы, после
ареста моей мачехи, меня прогнали с работы и я был вынужден
уехать из Москвы и начать все заново, то получается такая кон-
центрация событий, что я до сих пор удивляюсь - как это все
могло случиться. Не понимаю я до сих пор и того, как мне уда-
лось все это пережить. Конечно, была молодость, было здоровье,
может быть, и везение. Была, конечно, и невероятная жажда жить
и работать. Но главное было в каком-то удивительном сочетании
неожиданных удач, человеческой благожелательности и ударов,
способных размозжить голову. Ну и были в ту пору, конечно,
друзья.
А, может быть, и страна была другой и время было таким,
что все невероятное казалось обыденным.
А может быть, прав был Остап Бендер, когда сказал - жизнь
это трогательная комбинация!
СТАРОКОНЮШЕННАЯ АКАДЕМИЯ
И ПРОФЕССОР Д.А.ВЕНТЦЕЛЬ
Восхождение на Олимп было нетривиальным и для меня совер-
шенно неожиданным. Даже в самых смелых планах, даже в мечтах,
я не мог его предвидеть. Буквально за два-три года я оказался
в обойме специалистов, получивших имя в соответствующих инже-
нерных и научных кругах. Как бы дальше не складывалась жизнь,
какие бы горести меня не преследовали, но ко мне уже относи-
лись серьезно, как специалисту и я мог расчитывать на место
под Солнцем.
Этот "Подъем на Олимп" оказался связанным с одной зада-
чей, которая однажды обсуждалась на заседании Академии Артил-
лерийских Наук. Такая академия была организована после войны и
просуществовала всего лишь несколько лет. Ее возглавлял акаде-
мик Благонравов, а мой академический учитель, профессор
Дмитрий Александрович Вентцель был, как мне помнится вицепре-
зидентом. Размещалась Академия в Староконюшенном переулке -
все ее тогда так и звали "Староконюшенная Академия". Мне уда-
лось предложить новый подход к анализу обсуждавшейся там зада-
чи оценки рассеивания авиационных реактивных снарядов и, к мо-
ему собственному удивлению, дать ее решение, которое в те годы
вполне удовлетворило инженеров. Этот эпизод и послужил старто-
вой площадкой, которая мне обеспечила получение, минуя всякие
аспирантуры, первой ученой степени и определенное положение в
научном мире. А, может быть, и будущее.
Снова случайность и снова везение. Случайность - она про-
должала мне порой благоприятствовать и подбрасывать ситуации,
предвидеть которые было выше моих сил. Однажды я прочел, зна-
менитое утверждение Эйнштейна о том, что "Бог не играет в кос-
ти". Я тогда возмутился и подумал:"У каждого, наверное, есть
свой собственный Бог. Мой - не только играет в кости, но порой
и выигрывает!"
О Боге я еще поговорю серьезно. А пока - пока вернусь в
Академию имени Жуковского, куда я был назначен младшим препо-
давателем кафедры реактивного вооружения самолетов, в Акаде-
мию, которая в 42-м году мне дала второй, теперь уже инженер-
ный диплом, и которой я бесконечно обязан. И не только за дип-
лом, но и за жизненную позицию.
В качестве преподавателя Академии я проработал недолго -
года полтора. Но это время сыграло в моей жизни, в моем ста-
