Нужны ли коментарии?
Итак, я однажды сделался студентом Университета, однако
изгойство на этом не кончилось - мне советское общество еще
долго демонстрировало мою неполноценность. Я уже рассказывал о
том, как меня не приняли в комсомол и на своем курсе я был ка-
жется единственным "некомсомольцем". Позднее произошла история
еще более грустная, которая могла кончится для меня траги-
чески.
Как и все военнообязанные, с проходил в Университете выс-
шую вневойсковую подготовку, в результате которой я должен был
получить звание младшего лейтенанта запаса. Меня определили в
группу летчиков. И у меня там все получалось очень неплохо:
мной были весьма довольны. Но вдруг обнаружилось, что я не
комсомолец. А потом выяснили и почему меня не приняли в комсо-
мол. А дальше пошло уже и невесть что: начальству попало за
то, что меня определили летать на самолете, а меня, разумеется
выгнали - таким как я быть в авиации было нельзя. В результате
офицерского звания я не получил и в случае войны должен был
пойти на фронт рядовым. И именно в таком качестве я был приз-
ван на финскую войну. Правда не как солдат, а как лыжник -
спорт мне много раз в жизни был палочкой-выручалочкой.
Когда началась Отечественная война, на биографии не стали
обращать внимания и меня на год отправили учиться в Воен-
но-воздушную Инженерную Академию имени Жуковского, которую я
окончил в мае 42-го года и в лейтенантском звании уехал на
Волховский фронт в качестве сташего техника по вооружению са-
молетов..
КОНЕЦ ИЗГОЙСТВА И РАССКАЗЫ МОЕЙ ФУРАЖКИ
"Нас кругом подстерегает случай
То он, как образ неминучий,
То ясность Божьего лица.."
Так писал Блок. В этих словах глубокий смысл. Этот фено-
мен случая на каждом шагу сопутствует нашей жизни. Но и память
людская - тоже не менее удивительный феномен. Человек легко
забывает "призрак неминучий", но помнит все те эпизоды, в ко-
торых случай ему благоприятствовал. Все мрачное однажды уходит
куда-то в небытие, а остается все радостное, а тем более, юмо-
ристическое. И это, в принципе тяжелое повествование о моем
изгойстве, которое, что греха таить, наложило тягостный отпе-
чаток на всю мою жизнь - во всяком случае, на молодость, я хо-
чу закончить одним юмористическим эпизодом. Он тоже прошел не
без следа в моей жизни и, в какой-то степени, завершил годы из-
гойства.
Летный состав полка, в который я был направлен после
окончания Академии, комплектовался из летчиков гражданской
авиации. Это были отличные пилоты и штурманы, но.... они были
обмундированы уже по стандартам военного времени. А, поскольку
я приехал в полк из Академии и считался кадровым офицером, то
и обмундирование у меня было соответствующим. А, главное - у
меня была фуражка с "крабом" - довоенная авиационная офи-
церская фуражка, едва ли не единственная на полк. Остальные
ходили в пилотках "хб-бу" - хлопчато-бумажные, бывшие в упот-
реблении. Фуражка - это был мой признак, по которому, меня
можно было выделить из числа других офицеров, как красная фу-
ражка дежурного по перрону отличала его от остальных железно-
дорожников. Ибо количество звездочек на погонах было не видно
- все ходили в комбинезонах. Когда моего старшину Елисеева
спрашивали - где найти инженера, то он лаконично отвечал:" На
еродроме, в фуражке и сусам". Признак однозначный: командир
полка усов не носил, хотя тоже ходил в фуражке.
Так вот, она, эта фуражка была не только предметом завис-
ти, но и вожделения. Можно ли представить себе боевого летчи-
ка, с кучей орденов, звенящих на его гимнастерке - тогда все
их носили, который идет на свидание с девицей, имея на голове
пилотку - эту самую хб-бу ? Оказывается можно, но с трудом, но
только не девице, с которой должен встречаться мой летчик -
это ей недоступно. Вот и приходит ко мне какой-нибудь герой -
причем настоящий герой, считающий свой героизм, свою ежеднев-
ную игру со смертью, естественным, повседневным делом и гово-
рит: "капитан, одолжи фуражечку на вечерок". Ну разве я мог
ему отказать? Но просто так, давать фуражку тоже не хотелось.
"Бери, но потом расскажешь - ну прямо, все как есть!" Ответ
положительный и лаконичный.
Ну вот и ходила на свидания моя фуражка. У кого-то она
сидела на макушке, у другого сползала на нос, но ходила и, как
правило, с успехом - на то мои друзья и были герои. А потом
бесконечные рассказы. Вероятнее всего с некоторыми преувеличе-
ниями - герои должны всюду быть героями! Но всякий раз занима-
тельные.
Так вот, однажды, через много лет, во время летнего от-
пуска мне пришла в голову мысль написать книгу с таким
заглавием "рассказы моей фуражки". Память мне их сохранила
более чем в достатке для того, чтобы написать хороший том. Но
вот найдется ли издательство способное переварить такие расс-
казы - мне в это не верилось. Впрочем это было тогда; теперь
это все уже тоже не проблема - печатают даже понографию Милле-
ра! Были бы деньги.
А рассказал я эту историю вот почему.
Когда я отдавал фуражку кому-нибудь из моих друзей, а по-
том слушал рассказ о ее похождениях, от моего чувства изгоя
уже ничего не оставалось. Я становился как все, членом единого
братства. Вот здесь, среди этих ребят, я был полностью излечен
от жившего внутри меня ощущения ущербности. И никогда не ощу-
щал себя столь полноценным сыном своего народа, как тогда на
фронте, среди молодых, здоровых русских и украинских парней, с
которыми жил одной жизнью.
Вот какие они были эти мои друзья, ходившие на свидания в
моей фуражке.
Пашка Анохин - однофамилец знаменитого летчика испытателя
- летал фотографировать порт Пиллау. Без прикрытия истребите-
лей. Были ранены и штурман и стрелок. Самого пуля пощадила, но
не пощадила самолет. И все же он привел его на аэродром и при-
вез необходимые фотографии. Вот он какой:
Машина шла, не слушаясь руля,
Мотор дымил и поле опустело.
Над головами с хлопьями огня
Последний раз призывно проревела.
И, накренясь на правое крыло,
В последний раз громадой многотонной,
Закрыв заката бледное стекло,
Зарылась в снег в ста метрах от бетона.
А через час, играя пистолетом,
Разбитым пулей только-что в бою,
Шутя за рюмкой рассказал об этом
Как будто знал заранее судьбу.
И он тоже ходил в моей фуражке, как и я сам!
Значит и я такой же как они!
Глава IY. КОНЕЦ ВОЙНЫ И ПОИСКИ САМОГО СЕБЯ
ЭЙФОРИЯ ПОБЕДЫ
Ремарк, после первой мировой войны, писал о "потерянном
поколении" - это выражение превратилось в термин и вошло в ли-
тературу. Тогда многие рассказывали о людях, которые после
окончания войны - той первой, так и не нашли себя, чья жизнь в
мирное время покатилась под откос. И я знал сильных мужествен-
ных людей, заслуживших на фронте доброе имя и много боевых
наград, которые так и не сумели приспособится к мирной после-
военной жизни. Она требовала иных качеств в трудной и унылой
повседневности, часто лишенной каких либо обнадеживающих
перспектив.
Одним из таких был майор Карелин - Димка Карелин, первок-
лассный штурман, чудный товарищ, тонкий и наблюдательный чело-
век. Я встретил его года через полтора - два после ухода из
полка. Из смелого, сильного, здорового, хотя и прихрамывающего
- пуля ему повредила связку на ноге, он превратился в развали-
ну с дрожащими от пьянства руками. Его уволили из армии, он не
нашел себе работы по душе и жил на крошечную пенсию, а лучше
сказать на милость собственной жены.
Но "потерявших себя" у нас в стране были, все-же, лишь
отдельные единицы - мы не знали потерянного поколения, как это
было в послевоенной Германии. Окончание войны и первые после-
военные годы были нестерпимо тяжелыми. Жилось трудно и бедно.
Но не это было еще самым трудным. У каждого из нас во время
войны было дело. Теперь все сломалось. Надо было думать как
жить дальше. Искать новое дело и привыкать к нему. И, конечно,
не все справились с навалившимися трудностями и смогли
приспособится к новой гражданской жизни. И, все же того о чем
писал Ремарк, в нашей действительности не было. Читая его кни-
ги, я увидел сколь отличной было то, с чем я сталкивался у нас
в стране, от послевоенной Германии двадцатых годов.
Мы победили. Конец войны - это наша Победа! Моя Победа!
Нас фронтовиков, долго не покидала удивительная радость того,
что произошло. Может быть даже смешанная с удивлением, но ра-
дость. Победа вселяла оптимизм, веру в будущее. Горизонты ка-
зались необъятными, а энергия людей била через край.
Сегодня этот послевоенный феномен мало кто помнит. Еще
меньше тех , кто говорит о нем или понимает его, и еще меньше
тех, кто хочет его понять. Но это Россия, ее феномен и для то-
го, чтобы жить в ней, это все надо знать. А что такое Россия,
я начал понимать еще на фронте. Но по-настоящему понял ее в
первые послевоенные голодные и бедные годы. Сегодня принято, с
легкой руки, так называемых демократов и эмигрантов последней
волны поливать все черной краской и не замечать тех глубинных
пружин, которые оказались способными возродить страну.
И.А.Ильин в своем двухтомнике "Наши задача" подчеркивает
на каждом шагу - Россию нельзя отождествлять с Советской
властью, с большевиками. С этим нельзя не согласится, это вер-
но, но только в принципе. В последние месяцы войны и первые
послевоенные годы, партия, правительство, сам Сталин имели та-
кую поддержку народа, которую, может быть никогда, никакое
правительство, всех времен, не имело! Грандиозность Победы,
единство цели, общее ожидание будущего, желание работать во
благо его - все это открывало невиданные возможности для стра-
ны.
Однако воспользоваться всем этим нам, по- настоящему, не
удалось. Теперь мы понимаем, что мы и не могли воспользоваться
в полной мере результатами победы. Система была настроена на
обеспечение иных, совсем не народных приоритетов. Народу не
верили, народа боялись, его стремились держать в узде. И люди
постепенно теряли веру, угасала энергия, рождалось противо-
поставление "мы и они", а потом и ненависть к тем, которые
"они". Там за зелеными заборами.
Но тогда в первые годы, мы об этом не думали. Однако мно-
гих из нас огорчило и удивила депортация народов Крыма и Кав-
каза. И в тоже время, особой реакции тоже не было. Тогда легко
поверили, да и удобно было в это верить, что выселяют не наро-
ды а гитлеровских пособников. Тем не менее даже в армии, эта
акция не прошла так уж просто. У нас в дивизии народ зашумел,
когда одного летчика, крымского татарина по национальности,
демобилизовали и отправили на жительство в Казахстан. А у это-
го летчика было 4 ордена боевого красного знамени и два ране-
ния. А начальник политотдела дивизии полковник Фисун, сам бое-
вой летчик, только разводил руками.
И несмотря на начинавшиеся эксцессы, мы верили - партия,
которая в труднейших условиях привела нас к победе сумеет, тем
более в мирное время, открыть двери в "светлое будущее". Прав-
да, не очень понятным было, каким оно должно быть это светлое
будущее. Но это уже другой вопрос, а пока возвращались домой
двадцатилетние мальчишки, снимали погоны со своих гимнастерок
- им еще долго придется носить сами гимнастерки, засучивали
рукава, чтобы начать работать и...искали девченок! Жизнь
продолжалась и мы ждали завтрашнего дня.
Сомнения начали закрадываться позднее, когда в конце со-
роковых стали появляться сведения о новых арестах, о том, что
твориться на Колыме, в Магадане и других местах заключения, о
том, что начинают арестовывать и нас фронтовиков и партизан! И
