результатов, а? Над вами нависло тяжелое обвинение, а я искренне хочу
помочь вам. Давайте найдем этого пресловутого Хомякова и поговорим с
ним по-мужски. Идет?
Да, этот человек любил преподносить сюрпризы. Я с удивлением
уставился в его луноподобное лицо, чувство глубокой признательности и
искренней благодарности захлестнуло меня, и если до сего момента я
относился к нему просто с симпатией, то теперь, после его слов, пусть
наивных, пусть мальчишеских, но от души, от самого сердца сказанных, я
вдруг понял, что судьба послала мне друга. Я порывисто схватил его руку
и горячо затряс ее.
-- По рукам! -- воскликнул я. -- Вы себе не представляете,
Григорий Адамович, как я вам благодарен. От всей души...
-- Полноте, -- смутился он, -- экий пустяк. Я ведь предложил вам,
Максим Леонидович, что-то вроде новой игры...
-- ...ставкой в которой является человеческая жизнь, -- возразил
я. -- Нет, Григорий Адамович, это не игра, а серьезная, кропотливая
работа, порой неблагодарная, и если вы действительно согласны окунуться
в нее с головой, то я всецело с вами.
-- Вы правы, дорогой друг, -- кивнул Мячиков, посерьезнев, --
смерть человека -- это далеко не игра. Я согласен с вами. Вот вам моя
рука.
Мы скрепили наш договор крепким рукопожатием. В конце концов,
Мячиков был единственным человеком во всем доме отдыха, за которого я
мог поручиться, что он не убивал того несчастного: у него было
стопроцентное алиби. А вот Хомяков вызывал у меня весьма противоречивые
чувства, и здесь я был совершенно согласен со своим компаньоном:
Хомякова надо брать в оборот.
Но прежде чем отправиться на поиски загадочного свидетеля моего
ночного похода, Мячиков, который не переставал меня удивлять, преподнес
мне такой сюрприз, что я даже растерялся. Лукаво подмигнув мне, он тихо
подкрался к входной двери, осторожно запер ее на ключ, приложил палец к
пухлым губам, на цыпочках подошел к своему чемодану, открыл его, сунул
руку аж по самый локоть куда-то вглубь его и вдруг вынул новенький...
пистолет! Я отпрянул к стене, не веря своим глазам. Мячиков -- и
пистолет! Абсурд какой-то...
-- Тсс! -- прошипел он, испуганно косясь на дверь. -- Я вам сейчас
все объясню, дорогой Максим Леонидович. Дело в том, -- продолжая
шипеть, он сунул пистолет в боковой карман пиджака, -- что эту
штуковину я совершенно случайно приобрел на Рижском рынке у какого-то
забулдыги. Бедняга весь трясся, ища у окружающих сочувствия и тыча
пистолетом в животы, но все от него только шарахались. А я вот не
растерялся -- и купил! Ага, предвижу вполне законный вопрос: зачем? Да
не затем, конечно, чтобы в людей стрелять, а так, для собственного
успокоения, для пущей уверенности, для самоутверждения, что ли... Я
ведь стрелять не умею и никогда подобных игрушек в руках не держал,
более того, я его даже боюсь. Но главное не в этом -- главное в цене,
которую он с меня запросил и которая в конце концов решила мои сомнения
в пользу покупки. Как вы думаете, Максим Леонидович, сколько я за него
отдал? -- Он хитро прищурился.
Я пожал плечами.
-- Понятия не имею, почем нынче пистолеты на Рижском рынке.
-- Вот и я не имел, -- продолжал Мячиков, -- пока не наткнулся на
этого бедолагу. А взял он с меня -- ну, не догадались? -- червонец!
Представляете? Всего десять рублей! А у меня как раз лишний червонец
завалялся -- ну, я и купил. Только вы никому, ладно?
Я не разделял восторга Мячикова по поводу приобретения этой, как
он выразился, штуковины. Незаконное владение огнестрельным оружием
каралось законом, и довольно-таки строго, а я привык всегда и во всем
придерживаться золотого правила все того же незабвенного
Остапа-Сулеймана, гласящего: кодекс нужно чтить. Да, ничего
противозаконного в наших действиях быть не должно, тем более сейчас, в
такой ситуации, когда на нас всех смотрят как на потенциальных
преступников. Не дай Бог милиция пронюхает о пистолете -- что тогда?
Тогда не только Мячикова -- и меня притянут к ответу -- как сообщника
или как кого-нибудь еще, но достанется нам, безусловно, по всей
строгости закона. Я выразил Мячикову свои сомнения по поводу его
приобретения, но он заверил меня, что все будет о'кей и паниковать
раньше времени не стоит. И все же пистолет он, скрепя сердце, сунул
обратно в чемодан.
К Хомякову мы отправились тотчас же, благо его номер находился
через один от нашего, но он не впустил нас и даже не соизволил
показаться, ответив сквозь дверь, что никого не желает видеть и что
пусть все катятся к чертям собачьим -- причем, выговаривая это, он еле
ворочал языком. Мы с Мячиковым понимающе переглянулись.
-- Не исключено, что и ночью он был подшафе, -- подытожил мой
сообщник, на что я согласно кивнул.
На обед отправились единицы. Большинство отдыхающих (хорош отдых!)
заперлись и открывали только сотрудникам милиции, а те, кто отваживался
покинуть свои кельи, угрюмо проходили по коридору, настороженно и
исподтишка косясь друг на друга и прижимаясь к стене при приближении
кого-либо; пройтись по середине коридора не хватало духу даже у самых
смелых. Тот факт, что дом отдыха находился у черта на рогах, в глуши, в
стороне от дорог и населенных пунктов, приводил нас к следующему
умозаключению: убийца где-то здесь, среди нас. Конечно, у него была
возможность улизнуть, но Мячикову краем уха удалось услышать, что
согласно проведенной сотрудниками милиции проверке все отдыхающие,
прибывшие вчера, а также весь обслуживающий персонал, включая и
работников общепита, были налицо, каковой факт бросал тень подозрения
на всех нас поровну и в то же время ни на кого конкретно. Вот почему
люди смотрели друг на друга так, словно ожидая удара ножом в спину, вот
почему в воздухе витало напряжение, смешанное с изрядной долей чисто
животного ужаса.
Прибывшие вместе с сотрудниками милиции медицинские работники
позаботились о теле, и вскоре на лестничной площадке, ставшей местом
трагедии, не осталось и следа от убийства. К каким выводам пришла
следственная группа и что дал предварительный осмотр тела
экспертом-медиком, нам с Мячиковым оставалось только гадать. В
довершение ко всему директор дома отдыха обратился к нам с
настоятельной просьбой не покидать здания вплоть до особого
распоряжения руководителя следственной группы. Подозреваю, что все
входы и выходы были блокированы сотрудниками милиции.
5.
Так прошел день -- в кропотливой работе одних и бездействии
других. В семь часов вечера, когда наступило время ужина, большинство
отдыхающих спустилось на первый этаж, в столовую, и отдалось вечерней
трапезе. Видно, голод взял свое -- смерть одного совсем не означала
прекращение жизни для всех остальных. Мячиков идти в столовую наотрез
отказался, а я решил все-таки сходить, чтобы осмотреться, потереться
среди публики, проникнуться общим настроением, а заодно и покушать.
Столовая отличалась такой же мрачностью и сыростью, как и все здание в
целом. Столики были маленькими, круглыми, неудобными, рассчитанными,
по-моему, максимум на две персоны; стулья были под стать столам и
вызывали вполне обоснованную тревогу ввиду их явной неустойчивости. Но
все эти неудобства с лихвой окупалось открывающейся перспективой: я мог
спокойно лицезреть почти весь контингент отдыхающих дома отдыха
"Лесной", а при работе, в которую мы с Мячиковым впряглись, это было
просто необходимо. Напротив меня, за одним со мной столиком, сидел
лохматый, длинноволосый тип с пушистыми усами, боярской бородой и
смиренным взглядом голубых, почти бесцветных глаз на благообразном
лице. Он не ел -- он трапезничал, соблюдая некий ритуал. Наверное,
священнослужитель, резюмировал про себя я. Он молча поглощал жидкое
голубое пюре и прокисшую, лишенную мяса котлету, не желая нарушать
своего уединения, -- молчал и я. К великой своей радости, за соседним
столиком я обнаружил моих знакомых молодоженов -- Сергея и Лиду. Сергей
вяло ковырял вилкой в тарелке, капризно кривил губы и недовольно
брюзжал, а Лида, так и не притронувшаяся к своей порции, бледная,
осунувшаяся, но с неизменным огоньком в глазах, что-то без умолку
говорила ему, но что именно, я не расслышал. Я невесело кивнул им, и
они ответили мне тем же.
В дальнем углу я заметил четырех угрюмых мужчин -- мускулистых,
поджарых, смуглолицых. Они сидели за двумя сдвинутыми вместе столиками
и, не обращая ни на кого внимания, молча уничтожали бутылку водки,
причем никакой закуски, даже куска хлеба, у них на столах не было.
Передовики с Алтая, догадался я, поминают своего погибшего товарища.
Что ж, дело святое...
Чуть поодаль от них громко ссорилась пожилая чета. Полная безликая
женщина отчитывала своего супруга за то, что он привез ее сюда, в это
страшное место, в этот бандитский притон, где убивают людей чуть ли не
на каждом шагу -- и упрекам тем не было конца, а мужчина виновато,
будто он специально подстроил это убийство -- лишь бы позлить супругу,
-- пялил глаза на свою дражайшую половину и вяло оправдывался.
Интересно, а Хомяков тоже здесь? Я ведь так и не знаю, как он
выглядит.
Что же касается остальных присутствующих в этом зале, то ничего
примечательного они из себя не представляли: обычные люди, подавленные
происшедшей трагедией, молчаливые, настороженные, порой кидающие
быстрые косые взгляды на того или иного сотрапезника.
Вернувшись в номер, я застал Мячикова за чтением книги.
-- Что читаем? -- поинтересовался я.
Он повернул книгу так, чтобы я смог рассмотреть обложку с
названием. Агата Кристи, "Убийство на поле для гольфа". Вот оно что!
Мячиков лукаво улыбнулся..
-- Читали? -- спросил он. Я кивнул. -- Я тоже, сейчас вот
перечитываю. Помогает думать. Вам не кажется, дорогой друг, что есть
что-то общее в этих двух ситуациях -- в книжной и в реальной?
Я пожал плечами и ответил, что похожего пока что мало.
-- Ну, не скажите, Максим Леонидович, -- возразил Мячиков, все так
же улыбаясь. -- Обратите внимание: и там, и тут узкий круг людей, и
убийца -- в этом кругу. Это ли не общая особенность обоих преступлений?
-- Это лишь внешнее сходство, -- в свою очередь возразил я, -- об
истинном же сходстве можно будет говорить, лишь распознав и сравнив
мотивы обоих преступлений. А мы пока что в этом направлении не
продвинулись ни на йоту... Кстати, видел этих передовиков с Алтая,
друзей убитого.
-- Ну и как? -- встрепенулся Мячиков. -- Как они?
-- Да никак. Сидят, пьют водку.
-- Вот как! -- Глаза его заблестели. -- Водка -- это дело хорошее.
Нехай пьют...
В десять я лег спать. Мячиков еще немного почитал и тоже
отправился на боковую -- я видел, как он погасил свет. И снова, как и в
прошлую ночь, я был разбужен богатырским храпом, похожим на рев
Ниагарского водопада, снова я встал и, зевая, отправился в туалет,
снова на кафельному полу обнаружил пустую ампулу со странным названием
"омнопон". На этот раз я не выбросил ее, а сунул в карман, смутно
подозревая, что появление этой, теперь уже второй, ампулы здесь не
случайно. И снова, вернувшись в номер, при свете уличного фонаря я
увидел безмятежное, счастливое лицо спящего Мячикова -- вот только
храпа теперь не было слышно. А утром, наперекор моему дурному
предчувствию, я с облегчением узнал, что ночь прошла спокойно и никто
больше не убит.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
1.
Проснулся я поздно. Голова трещала так, что, казалось, вот-вот
лопнет. В номер как раз входил Мячиков -- быстрый, уверенный в себе и,
если бы не вчерашнее убийство, я бы сказал -- счастливый.
-- Вы еще спите? -- с ласковой укоризной произнес он. -- Эх вы,
соня! А я вот, не в пример вам, времени даром не терял.
-- Доброе утро, Григорий Адамович. Неужто убийцу нашли?
-- Как знать, как знать, -- загадочно улыбнулся Мячиков. -- По
крайней мере, некоторую полезную информацию мне раздобыть удалось. И
раз уж мы с вами взялись за это темное дело, то вам наверняка
