шать в шуме ветра что-то очень важное.
Римо не видел его лица, да и нужды в этом не было.
- Привет, Смитти! Какими судьбами?
Доктор Харолд В. Смит, глава КЮРЕ, не спеша обернулся.
- Хорошо искупались? - спросил он.
- Неплохо, - ответил Римо. - Стараюсь каждый вечер делать десять зап-
лывов, чтобы держать форму. Что вы здесь делаете? К чему этот нелепый
маскарад?
- Я считал, что вы не одобряете мой серый костюм, - сказал Смит
- Видя вас десять лет в одном и том же костюме, я, естественно, его не
одобрял. Но я не мог ожидать, что вы выйдете на люди одетый точно клоун.
Смит фыркнул, точь-в-точь как святоша из романа Диккенса.
- Я стараюсь одеваться как все. Мне казалось, что на сегодняшнем
приеме мой костюм будет соответствовать, так сказать... А если уж гово-
рить о манере одеваться, я удивлен, видя на вас все ту же тенниску и
брюки. Я думал, что вы щеголяете теперь в шелковых шароварах и расшитых
туфлях с загнутыми кверху носами.
- Ну ладно, - сказал Римо, - мы квиты. Но что привело вас сюда?
- Извините, Римо, это - государственная тайна.
- С каких это пор у вас от меня секреты?
- Но, согласитесь, я не могу выбалтывать первому встречному все, что
знаю. Тем более иранскому телохранителю, - сказал Смит.
У Римо задвигался кадык.
- Секреты? От меня? - повторил он, помолчав.
Смит слегка передернул плечами, как будто желая поправить тяжелую ношу
у себя на спине - он нес на себе груз ответственности за судьбу планеты.
- Тогда я сам скажу вам, что вы здесь делаете. Вы считаете, что здесь,
на корабле, что-то готовится, и хотите помешать этому. А сверток бумаг у
вас под мышкой - чертежи этой лодки.
- Корабля, - терпеливо поправил его Смит. - Это не лодка, а океанский
лайнер.
- Да пропади он пропадом! - вскричал Римо. - Мне нет дела до того, как
его называть: лодка, корабль или вонючая лохань. Вы запаслись чертежами
потому, что считаете положение на этой шаланде неблагополучным, раз
здесь происходят нападения, убийства и прочее. Так я говорю?
- Близко к истине? - согласился Смит.
- О'кей. Теперь я скажу вам кое-что интересное. Здесь что-то зреет, но
что именно, я не знаю. Чертежи не покажут вам того, что есть на самом
деле. Эта треклятая баржа вся издырявлена тайными проходами и нашпигова-
на аппаратурой, о которой никто и понятия не имеет. Почему бы вам, Смит-
ти, не собрать американскую делегацию и не отчалить, пока не поздно?
- Катастрофа на этом корабле может стать мировой трагедией, - возразил
Смит.
- Мир пережил смерть многих великих людей, а жалкая толпа паяцев - не-
велика потеря. Полно, Смитти! Вы же их видели сегодня на приеме. Кого вы
собираетесь спасать? Забирайте нашего представителя и его штат. Пусть у
вас болит голова об Америке.
- Это не наш стиль работы, - сказал Смит. - Извините, Римо, - продол-
жал он после паузы, - но это как раз то, чего вы никогда не понимали.
- Но ведь здесь опасно, Смитти, действительно опасно!
- Каждый делает свой выбор.
- Значит, вы собираетесь остаться на этой лодке, - тьфу! - на этом че-
ртовом корабле и будете рисковать жизнью, пытаясь выяснить, что здесь
готовится, и помешать этому - и ради кого? Ради стада корыстолюбивых,
падких на бесплатное угощение выродков в полосатых штанах, готовых про-
дать душу за цент.
- Да, - просто сказал Смит.
- Значит, Чиун был прав?
- Вот как? В чем же?
- Что вы - безумец, всегда были им и навсегда им останетесь.
- Мне понятна его точка зрения. Вы с Чиуном, так же как и другие наем-
ники, работающие только ради денег, никогда не поймете тех, кто работает
бескорыстно. Именно это делает их сумасшедшими в ваших глазах. Вам нра-
вится работать на Иран?
- В общем, да, - сказал Римо. - Очень милые люди. Хорошо платят и не
дают нелепых заданий.
- Я рад, что вы так хорошо устроились, - сказал Смит.
- Послушайте, Смитти. Вы здесь для того, чтобы обезопасить корабль,
так? Но ведь это как раз то, чего вы хотели от нас с Чиуном. Пусть у нас
с вами не все шло гладко, но ведь сейчас-то мы здесь. Почему бы вам те-
перь не уехать? Вы хотели поручить это нам, и мы этим занимаемся.
- Вы правы, Римо, но лишь отчасти. Видите ли, Чиун и вы работаете на
Иран. Насколько мне известно, иранцы могут быть причастны к происходяще-
му на корабле. Не обижайтесь, но я вам доверять не могу; я не имею права
считать вас беспристрастным и непредубежденным сотрудником, когда вы ра-
ботаете на хозяина, который вполне может оказаться нашим противником.
- Вы - самый большой зануда, какого я когда-либо знал! - вспылил Римо.
- Прошу прощения, - сказал Смит, - но у меня очень мало времени, а дел
много.
И он углубился в изучение вынутого из рулона листа бумаги.
Римо зашагал было прочь в своих хлюпающих мокасинах, но обернулся.
- Вы - сумасшедший, - сказал он.
Не отрываясь от своего занятия, Смит кивнул.
Сделав еще несколько шагов, Римо кинул через плечо:
- И одеты вы как пугало!
Смит ответил рассеянным кивком.
- Вы - редкостный сквалыга, и надеюсь, что американские делегаты сей-
час жуют ластики и портят канцелярские скрепки, бросая их об стену. По-
думайте, какая расточительность!
Смит согласно кивнул ему в ответ.
- Повернитесь, черт возьми, когда с вами разговаривают! - не выдержал
Римо.
Смит повернулся.
- Передайте от меня привет шаху, - сказал он.
Римо застонал, как от зубной боли, и кинулся прочь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
- Не хочу слышать об этом, папочка!
- Разумеется, нет, - сказал Чиун. - Зачем слушать о том, от чего зави-
сят наши жизни?
- Моя жизнь не зависит от состояния персидского... а, черт! - иранско-
го телевидения. Меня не волнует, есть у них "мыльные оперы" или нет. Это
не угрожает моей жизни.
- Как это на тебя похоже! Полное бездушие и бестактность по отношению
к своему учителю, невнимательность к его запросам. Ты заботишься только
о своем комфорте. Ты готов всю ночь плескаться в океане, а до меня тебе
и дела нет.
- Слушай! Это ведь ты придумал пойти на службу к иранцам, скажешь,
нет? Так чего же теперь жаловаться?
- А ты придумал другое - ничего не рассказывать мне о том, как низко
пал некогда величественный Павлиний трон. Персия была великой страной,
ею правили могущественные монархи. А этот нынешний Иран, как ты его на-
зываешь, почему ты мне ничего о нем не рассказывал? Почему не сказал,
что он теперь совсем отсталый? У них же нет дневных телевизионных опер!
И вообще очень мало передач.
- Да откуда же мне было знать об этом? - сердито буркнул Римо.
- Это входит в твои обязанности. Такие вещи ты должен знать в первую
очередь. А почему, по-твоему, я позволяю тебе находиться все время рядом
со мной? Может, мне доставляет удовольствие видеть, как ты ведешь себя
за столом? Может, твой торчащий нос и твои неприятные круглые глаза на-
поминают мне свежую розу, покрытую утренней росой?
- Нос у меня не такой уж большой, - проворчал Римо.
- Ты - американец, а у всех американцев большие носы, - возразил Чиун.
- Корейцы тоже все на одно лицо, - сказал Римо.
- Не так уж плохо, что мы выглядим на одно лицо, раз оно приятное. Те-
бе следовало знать, что Персия сейчас в упадке.
- Я никогда такими вещами не занимался - это дело Смитти.
- Нечего теперь сваливать свою вину на бедного, оклеветанного импера-
тора Смита, которого ты предал, бросив службу, - сказал Чиун.
- Ишь ты! Давно ли он стал "бедным оклеветанным императором Смитом"?
Ему же место рядом с Иродом, он же величайший изверг в истории челове-
чества. Кто брюзжал и жаловался на "безумного Смита" целых десять лет?
Что ты на это скажешь, папочка?
- Я не должен был слушаться тебя, Римо, - сказал Чиун. Его голос и ли-
цо выражали сожаление. Он сел, сложив руки на груди, давая тем самым по-
нять, что разговор окончен. - Мне не следовало отворачиваться от импера-
тора, занимавшегося спасением Конституции. Всему виной твоя жадность.
Мои потомки мне этого не простят.
- Никто никогда не узнает об этом. Переправь в очередной раз летопись
Синанджу - и все.
- Довольно! - сказал Чиун. - Не слитком ли много оскорблений в адрес
пожилого человека ты позволил себе за один день? Неужели в тебе нет ни
капли жалости? Персы всегда отличались бессердечием. Как быстро ты стал
похожим на них.
Римо направился к двери. Пропитанная морской солью одежда скрипела при
каждом его движении. У порога он остановился.
- Папочка!
Чиун молчал.
- Папочка, - снова позвал Римо.
Чиун обратил на него сердитые светло-карие глаза.
- Я хочу тебе сказать одну вещь, - печально сказал Римо, понизив го-
лос.
Чиун важно кивнул.
- Ты хочешь покаяться? Говори.
- Высморкайся через ухо, папочка!
И с этими словами Римо проворно выскочил за дверь.
Было приказано быть начеку и смотреть в оба. Но двое охранников, кото-
рые прохаживались по коридору напротив входа в ливийский сектор, не об-
ратили внимания на жесткую складку у рта Римо. Не увидели они и того,
что глаза у него блестят мрачным блеском, а зрачки сильно расширены.
Они видели лишь хлипкого на вид белого парня в непросохшей одежде, ко-
торый шел по коридору и громко разговаривал сам с собой:
- Мне надоело быть козлом отпущения для всех и каждого! Слышите? На-
доело! Сперва один, потом другой! Смитти осуждает меня за то, что я ушел
из КЮРЕ, хотя в этом был виноват Чиун. Теперь Чиун бранит меня за то же
самое, хотя это его вина. Как вам это нравится? Все обвиняют меня, а мне
кого прикажете винить?
Римо брел по коридору с низко опущенной головой. Его напитавшиеся во-
дой мокасины утопали в мягком ковре. Двое ливийских стражей преградили
ему путь.
- Стой! - скомандовал один из них, повыше ростом и пошире в плечах.
На смуглом арабе был черный костюм в тонкую полоску и черная рубашка с
белым галстуком. Его темные, обильно умащенные волосы были зачесаны на-
зад. Он протянул правую руку, и она легла на плечо Римо.
Римо поднял глаза и увидел детину выше его па целых четыре дюйма. Тот
выпалил очередь из арабских слов.
- Говори по-английски, олух! Я ведь не из ваших торговцев коврами,
чтоб их черти взяли!
Высокий страж широко осклабился.
- Я спрашивал, что ты здесь делаешь, маленький человек с большим на-
хальством. После восьми часов вечера этот коридор закрыт для посторон-
них.
На лице Римо появилась улыбка, не предвещающая ничего хорошего.
- Гуляю.
Рядом с первым встал второй охранник, одетый так же, как первый, если
не считать черно-белых туфель с узкими носами.
- Это американец, - сказал он.
Первый охранник недобро усмехнулся и сжал рукой плечо Римо.
- О, американец! Значит, ты фашист, расистская сволочь, прихвостень
империализма?
- Нет, - сказал Римо. - Я - стопроцентный янки, меня зовут Янки Дудл,
я родился в День независимости в рубашке со звездами и полосами.
- Я думаю, надо его задержать, а утром допросить,- сказал первый стра-
жник.
Он сжал плечо Римо еще крепче, но тот, по-видимому, этого не по-
чувствовал.
- Как идут дела в Ливии? - спросил Римо.- Сколько детей убили ваши
храбрые налетчики на этой неделе?
- Хватит болтать, грязная свинья! - сказал второй охранник. - Бери
его, Махмуд, запрем его в камере для допросов.
- Верно, Махмуд, - поддержал его Римо. - Хватай меня. Ты знаешь, я уже
целых пятнадцать минут здесь хожу. Смерть хочется пописать, но не на ко-
го. А тут, на мое счастье, вы подвернулись
Махмуд переглянулся со своим товарищем и покрутил пальцем у виска.
- Ты знаешь, что я собираюсь с тобой сделать, Махмуд? - спросил Римо.
И, повернувшись к его напарнику, вдруг спросил: - А тебя как зовут?
- Ахмед.
- Правильно! Вы все, чумазые свиньи, зоветесь либо Махмудами, либо Ах-
медами.
- За эти оскорбления, - сказал Ахмед, - я допрошу тебя по-своему.
Оба стражника выхватили из-под пиджаков револьверы.
