сидел в черном плаще, как и накануне. За ним сверкали изумрудные глаза
его двойника. Вместо четырнадцати бледнолицых людей в белом и с петлями
в руках теперь на полпути к вершине лестницы стояли только двое. И не
было еще кое-кого. Отсутствовал чернолицый дьявол-палач!
Что это значит? Может, так Сатана говорит мне, что даже если я наступлю
на три его отпечатка, я не буду убит? Или что мне по крайней мере не
нужно бояться смерти, пока я не завершил назначенное мне задание?
Или это просто ловушка?
Скорее всего. Я не мог представить себе Сатану настолько заботливым,
чтобы убеждать меня в отсрочке приговора. Наверно, уменьшив охрану и уб-
рав своего палача, он хотел внушить мне именно такую мысль. Заставить
пройти все четыре ступени, веря, что если я проиграю, приговор будет
отсрочен и я каким-нибудь образом сумею вырваться.
Но даже если его нынешняя цель благоприятна для меня, разве не может
вдруг прийти ему в голову, что забавно было бы призвать адского слугу с
петлей из женских волос и отдать меня ему - подобно Картрайту?
Как и Картрайт, я изучал лицо Сатаны. Оно было непроницаемо, мне нечем
было руководствоваться. И тут, гораздо ярче, чем тогда, когда я смотрел
на беднягу, которого тащили на пытку, понял я адскую изобретательность
этой игры. Ибо теперь я должен был играть в нее.
Я отвел взгляд от Сатаны. И посмотрел на пылающие отпечатки, а влед за
тем на золотой трон. На нем горели корона и скипетр. Их драгоценные огни
манили и звали меня. Снова я почувствовал прилив возбуждения, напряжен
был каждый нерв.
Если бы я смог их выиграть! И все то, что они дают!
Сатана нажал рычаг между двумя тронами. Я услышал жужжание контрольного
механизма и увидел, как семь отпечатков детской ноги засверкали еще яр-
че.
- Ступени готовы, - провозгласил Сатана и сунул руки под плащ. - Они
ждут своего покорителя, избранного счастливца! Вы ли он? Поднимитесь - и
узнаете.
Я подошел к ступеням, поднялся и без колебаний поставил ногу на первый
след. Я знал, что за мной его символ загорелся на шаре...
На стороне Сатаны или на моей?
Я снова стал подниматься, медленнее на этот раз, и остановился у следую-
щего отпечатка. Но остановился не для того, чтобы взвесить вероятность
хорошего и плохого результата. На самом деле меня охватила лихорадка
азарта, и я почти забыл свое решение в первый раз ограничиться только
двумя следами.
Здравый смысл подсказывал замедлить движение и постараться успокоиться.
Здравый смысл, борясь с возбуждением, заставил меня пропустить след и
медленно подняться к очередному.
Я наступил на него. На шаре загорелся еще один символ...
Мой... или Сатаны?
Лихорадка полностью овладела мной. Глаза сверкали, как у Сатаны. Сердце
билось, как барабан, пальцы похолодели, голова была охвачена сухим
электрическим жаром. Маленькие огненные отпечатки танцевали и дрожали в
своем нетерпении вести меня дальше.
- Возьми меня! - звал один.
- Нет, меня! - призывал другой.
Звали к себе драгоценная корона и скипетр. Я увидел на троне призрак -
самого себя, торжествующего, увенчанного короной, со скипетром в руке,
за моей спиной Сатана, а весь мир у моих ног!
Может быть, правда, что у мыслей есть оболочка, что сильные эмоции и же-
лания оставляют за собой нечто материальное, оно остается, живет где-то,
откуда его можно вызвать, разбудить, пустить рыскать по свету, и когда
появляется кто-нибудь, одержимый такими же желаниями, они почти материа-
лизуются, занимают предназначенное им место. Во всяком случае как будто
призраки желаний всех, кто поднимался по этим ступеням до меня, устреми-
лись ко мне, призывая к осуществлению, заставляя идти вперед.
Но их желания были и моими. Меня не нужно было подстегивать. Я хотел ид-
ти дальше. В конце концов те два отпечатка, на которые я наступил, могли
быть и счастливыми. В худшем случае, если учитывать наиболее вероятное,
счет наш равный. Но если так, то нет особого риска в том, чтобы насту-
пить еще на один след.
Что на шаре?
Ах, если бы я мог знать! Если бы мог знать!
И вдруг меня охватил холод. Как будто призрак отчаяния всех тех, кто
поднимался передо мной и проиграл, отогнал голодные призраки желаний.
Блеск короны и скипетра потускнел и стал зловещим.
На мгновение мне показалось, что передо мной сверкают не отпечатки детс-
ких ног, а - все семь - следы копыт!
Я взял себя в руки и взглянул на Сатану. Он сидел, наклонив вперед голо-
ву, глядя на меня, и с сильным шоком я понял, что он всей силой своей
воли заставляет меня подниматься выше. И сразу после этого восприятия
пришло и другое. Как будто рука коснулась моего плеча, подталкивая впе-
ред, и тут же , как будто чьи-то губы прошептали это мне прямо в уши,
послышалась противоположная команда, приказ:
- Остановись! Остановись немедленно!
Голос ... Евы!
Целую минуту стоял я, сотрясаемый этими противоположными импульсами. И
вдруг мозг мой прояснился, лихорадка прекратилась, очарование сияющих
следов и страсть к короне и скипетру прошли. Я снова повернул лицо, мок-
рое от пота, к Сатане.
- Достаточно ... на этот ... раз! - выдохнул я.
Он молча смотрел на меня. Мне показалось, что за холодным блеском его
взгляда чувствовался гнев от неосуществленной цели и какое-то злобное
удивление. Он заговорил.
- Право игрока. Вы можете остановиться, когда хотите. Оглянитесь.
Я повернулся и взглянул на шар.
Оба отпечатка, на которые я наступил, принадлежали - Сатане!
Глава десятая
Я слуга Сатаны на год, обязанный выполнить любой его приказ.
Остальную часть дня я провел в своей комнате, размышляя и надеясь услы-
шать кошачью поступь Баркера. Ясно, что моя свобода по-прежнему ограни-
чена. Я еще не могу действовать со всей сворой. Осторожный зондаж во
время возвращения в сопровождении Консардайна, намек на то, что теперь,
поскольку я вступил в число слуг князя тьмы, мне нужно получше познако-
миться с его крепостью, встретили вежливый, но твердый отказ. В качестве
врача он прописал тишину моей комнаты как успокоительное после того нап-
ряжения, которое я испытал.
Конечно, я надеялся случайно встретиться с Евой. Но рассудок подсказы-
вал, что сейчас гораздо важнее увидеться с маленьким вором-кокни.
Ожидая, я пытался проанализировать лихорадку, которая так подгоняла ме-
ня. Я считал себя более хладнокровным и уравновешенным. На самом деле я
был одновременно пристыжен и обеспокоен. Если признать, что интенсив-
ность страсти, которую я ощутил, навязана мне Сатаной, что это его воля
гнала меня вверх по ступеням - что ж, такое объяснение могло хоть немно-
го смягчить мою уязвленную гордость.
Но в таком случае хоть моя воля и сильна, как я и считал раньше, она го-
раздо слабее воли Сатаны. Я не приписывал себе заслугу остановки перед
следующим шагом, который мог сделать меня навсегда принадлежащим ему.
Меня остановил предупреждающий шепот, принадлежал ли он Еве или моему
собственному подсознанию.
И меня удивляло отношение Сатаны. Почему он так стремился заставить меня
идти дальше? Просто природный инстинкт игрока? Стремление выиграть? Или
вид двух символов на его стороне шара вызвал в нем кровожадность? Если
бы один или два отпечатка были на моей стороне, как бы он действовал?
Или он с самого начала хотел, чтобы я шел до конца... и проиграл?
Но если так - то почему?
Я не мог ответить на эти вопросы. Не появился и Баркер. Наконец с по-
мощью Томаса я переоделся и был сопровожден через стены и лифты в еще
одну огромную комнату, размеры и украшения которой вполнее могли принад-
лежать пиршественному залу Медичи в период расцвета этой величественной
семьи. Больше двух десятков мужчин и женщин во главе с Сатаной сидели за
большим овальным столом, безупречный вечерний костюм Сатаны придавал ему
подчеркнуто сардоническую ноту. Очевидно, я опоздал, но, столь же оче-
видно, формальностям здесь не придавали значения.
- Наш новобранец - Джеймс Киркхем.
И без всяких дальнейших представлений Сатана знаком показал мое место.
Остальные улыбнулись, кивнули и продолжали разговаривать.
Садясь, я с тайным удовольствием заметил, что моя соседка справа - из-
вестная актриса, чье имя не сходит с бродвейской рекламы. Быстрый взгляд
вдоль стола обнаружил игрока в поло с завидной американской родословной
и международной известностью и блестящего адвоката, пользовавшегося от-
личной репутацией у руководителей Демократической партии. Остальные были
мне неизвестны, но на всех была печать интеллигентности. Если собравшие-
ся были адекватным срезом двора Сатаны, его организация действительно
необычна, как он и хвастал. Евы здесь не было. Был Кобхем.
Уолтер сидел справа от актрисы. Во время обеда я заставлял себя быть лю-
безным с ним. Ради собственных интересов я не хотел приобретать врагов.
Вначале он был скован, потом растаял. Пил он много, но, как с интересом
заметил я, не столько, сколько ему хотелось бы. Совершенно очевидно, что
Уолтер любил выпить. Вначале я решил, что именно ограничение, которое
наложил на себя Кобхем, вызывает в нем враждебность к другим присутству-
ющим и особенно осторожность в выражении мнений. Но потом понял, что
именно выпитое вызывало в Кобхеме страсть к правде, презрение к эвфемиз-
мам и околичностям. Он хотел неприкрашенных фактов, и никаких уклонений.
Как он выразился, "никаких махинаций с формулами". В сущности это был
тип пьяницы in-vino-veritas со страстью фундаменталиста. Он был забавен,
и актриса наслаждалась нашей беседой.
Рано или поздно, решил я, напою Уолтера до такого состояния, что он не
вынесет даже тени укрытия его ясноглазой богини истины. Я с удивлением
узнал, что он химик и много времени проводит в лаборатории в замке. Это
объясняло его замечание насчет формул. Он весьма ясно дал понять, какой
он выдающийся химик. Позже я понял, что он не преувеличивал. Поэтому я
сейчас и задержался на описании Кобхема.
Обед был удивительным, с ноткой изысканности и утонченной отчаянной ве-
селости, под которыми все время ощущалась сталь. Единственным намеком на
наше странное положение был момент, когда почтенный адвокат, взглянув на
меня, предложил тост "за вновь проклятого" и когда Сатана послал за шка-
тулкой и показал несколько великолепных драгоценных камней, подобных ко-
торым я не видел.
Он рассказал их истории. Этот изумруд, вправленный в бирюзу, служил пе-
чатью, которой Клеопатра запечатывала письма, адресованные Антонию; это
бриллиантовое ожерелье - то самое, которым кардинал де Роган хотел ку-
пить расположение Марии Антуанетты и тем самым привел в движение суд,
который стал одной из повивальных бабок революции и в конце концов стоил
несчастной королеве головы; эта диадема сияла среди кудрей Нелл Гвинн,
посаженная там Чарльзом, ее королевским любовником; это кольцо с огром-
ными рубинами мадам Монтеспан дала отравителю Ле Вуатюру за любовный на-
питок, которым надеялась подогреть остывающее сердце короля-Солнце.
Наконец он подарил маленькой француженке, сидевшей справа от него, брас-
лет с сапфирами, принадлежавший, как он сказал, Лукреции Борджиа. Я по-
думал, чем же она его заслужила и не было ли ироничным указанием на это
упоминание о его прежней хозяйке.
ак, это не отразилось на ее радости.
И невероятно увеличило мое уважение к власти Сатаны то, что в этом соб-
рании не было мелодраматической секретности, никакой маскировки, никаких
избитых номеров вместо имен. Его люди встречались лицом к лицу. Очевид-
но, сама мысль о предательстве была невозможна, а их вера в защиту Сата-
ны абсолютна. Я не сомневался, что все они или большинство из них были
свидетелями моего подъема по ступеням и что они видели трагедию Картрай-
та. Но в их поведении ничего не говорило об этом.
Они пожелали Сатане доброй ночи. Я встал и ушел бы вместе со всеми, но
