А. Меррит
Семь шагов к Сатане
Глава первая
Часы пробили восемь, когда я вышел из дверей клуба Первооткрывателей и
остановился, глядя вниз вдоль Пятой авеню. Остановившись, я вновь со
всей силой испытал то неприятное ощущение слежки, которое удивляло и
тревожило меня последние две недели. Странный покалывающий холод где-то
под кожей с той стороны, откуда следят; какое-то необычное чувство зве-
нящего напряжения. Особая чувствительность, присущая людям, которые
большую часть жизни провели в пустыне или джунглях. Возврат к какому-то
примитивному шестому чувству: все дикари обладали им, пока не познакоми-
лись с напитками белых людей.
Беда в том, что я не мог локализовать это ощущение. Оно накатывалось на
меня со всех сторон. Я осмотрел улицу. Три такси стояли у обочины рядом
с клубом. Они не заняты, а их водители оживленно разговаривают друг с
другом. Не видно никаких зевак. Два стремительных автомобильных потока
двигались вверх и вних по авеню. Я изучил окна противоположного здания.
Ни следа наблюдателей.
И все же за мной внимательно следили. Я это знал.
Сознание это приходило ко мне за последние две недели в разных местах.
Время от времени я чувствовал присутствие невидимых наблюдателей в му-
зее, куда я пришел взглянуть на юнаньские нефриты: именно я дал возмож-
ность старому богачу Рокбилту поместить их здесь, что заметно усилило
его репутацию филантропа; чувство это приходило ко мне в театре и во
время верховой прогулки по парку; в брокерской конторе, где я следил за
тем, как деньги, принесенные мне нефритами, превращаются в ничто в игре,
о которой я - приходится это признать - знал меньше чем ничего. Я чувс-
твовал слежку на улицах, но этого следовало ожидать. Но я чувствовал ее
и в клубе, а вот этого ожидать было нельзя, и это больше всего меня бес-
покоило.
Да, я находился под непрерывным наблюдением. Но почему?
Сегодня вечером я решил это узнать.
От прикосновения к плечу я подпрыгнул и сунул руку под пальто, где у ме-
ня висел пистолет. И тут же понял, как сильно загадка подействовала мне
на нервы. Повернувшись, я чуть глуповато улыбнулся огромному Ларсу Тор-
вальдсену, который всего несколько дней назад вернулся в Нью-Йорк после
двухлетнего пребывания в Антарктиде.
- Нервничаешь, Джим? - спросил он. - В чем дело? Заложил за галстук?
- Ничего подобного, Ларс, - ответил я. - Думаю, просто слишком много го-
рода. Постоянный шум и движение. И слишком много людей, - добавил я с
искренностью, о которой он и не подозревал.
- Боже! - воскликнул он. - А по мне так это хорошо! Я этим объедаюсь -
после двух лет одиночества. Но, наверно, через месяц - два буду испыты-
вать то же самое. Я слышал, ты скоро снова в путь. Куда на этот раз? Об-
ратно в Китай?
Я покачал головой. Не хотелось говорить Ларсу, что направление, в кото-
ром я двинусь, целиком определяется тем, что мне подвернется за время,
пока я потрачу шестьдесят пять долларов в бумажнике и семь двадцатипяти-
центовиков и два десятицентовика в кармане.
- У тебя что, неприятности, Джим? - он более внимательно посмотрел на
меня. - Если есть, я был бы рад... помочь.
Я опять покачал головой. Все знали, что старый Рокбилт был необыкновенно
щедр из-за этих дьявольских нефритов. У меня своя гордость, и хотя меня
потрясло мгновенное исчезновение золотого запаса, который я рассчитывал
превратить в барьер перед любыми заботами на всю оставшуюся жизнь, чтобы
быть независимым от любых случайностей, я все же не собирался рассказы-
вать Ларсу о своей глупости. К тому же дела вовсе не так безнадежны, и я
не бездомный бродяга в Нью-Йорке. Что-нибудь подвернется.
- Подожди меня, - сказал он, когда кто-то окликнул его из клуба.
Но я не стал ждать. Еще меньше, чем о своей неудачной игре, хотелось мне
рассказывать ему о моих наблюдателях. Я пошел по улице.
Кто же следит за мной? И зачем? Кто-нибудь из Китая, идет за мной с той
самой древней гробницы, где я добыл сокровища? Ки-Ванг, конечно, разбой-
ник, хотя и получил хорошее образование в Корнуэлле, не стал бы посылать
за мной шпионов. Нашу - скажем так - сделку, хоть и необычную, он считал
завершившейся, несмотря на свой проигрыш. Каким бы бесчестным он ни был
в картах, это не тот человек, который нарушает свое слово. В этом я уве-
рен. К тому же он не стал бы так долго медлить перед ударом. Нет, это не
люди Ки-Ванга.
Был также этот липовый арест в Париже, который должен был устранить меня
на несколько часов; об этом свидетельствовало состояние комнаты и бага-
жа, когда я вернулся. Вернулся, несомненно, намного раньше, чем предпо-
лагали воры, так как быстро раскрыл подлог; свое внезапное появление я,
несмотря на болезненный ножевой порез, вспоминал с удовольствием: у од-
ного из моих караульных была сломана шея, а у другого голова мало о чем
сможет думать в ближайшие несколько месяцев. Была и вторая попытка: ав-
томобиль, в котором я ехал на пароход, задержали между Парижем и Гавром.
Попытка могла бы быть успешной, если бы броши с нефритами не были упако-
ваны в багаж знакомого, который добирался к тому же пароходу на обычном
поезде; кстати, он считал, что везет старинную посуду; будто бы я не до-
веряю ее возможным толчкам быстрого автомобильного путешествия, на кото-
рое загадочное происшествие в день отплытия обрекло меня.
Принадлежат ли наблюдатели к той же банде? Они должны знать, что теперь
нефриты не у меня, они в безопасности в музее. Я больше не представляю
интереса для этих разочарованных господ, если, конечно, они не хотят
отомстить. Но это никак не объясняет постоянное, вкрадчивое, терпеливое
наблюдение. И почему они не ударили раньше? У них была для этого масса
возможностей.
Что ж, кем бы ни были наблюдатели, я решил дать им возможность добраться
до меня. Я заплатил по всем счетам. Шестьдесят шесть долларов и девянос-
то пять центов в кармане составляли все мое земное богатство, но никаких
долгов у меня не было. В какой бы неизвестный порт я ни направлялся с
обломанным рангоутом и опустошенными палубами, за мной не оставалось не-
выполненных обещаний.
Да, я решил выманить врага, если это враг, из укрытия. Я даже выбрал
место, где это должно произойти.
Во всем Нью-Йорке самое одинокое место в восемь часов октябрьского вече-
ра, впрочем, как и любого другого, то, которое днем наиболее людно. Ниж-
няя часть Бродвея, лишившаяся дневных орд, его каньоноподобные стены
молчаливы, а пересекающие меньшие каньоны более пусты и тихи, чем их ди-
кие собратья. Именно туда я собрался идти.
Когда я сворачивал на Пятую авеню от клуба Открывателей, мимо прошел че-
ловек, чья походка и осанка, фигура и одежда показались мне странно зна-
комыми.
Я остановился, глядя, как он неторопливо поднимается по ступеням клуба.
Затем, странно обеспокоенный, пошел дальше. Что-то необыкновенно знако-
мое, пугающее знакомое было в этом человеке. Что это? Направляясь к
Бродвею, я продолжал ощущать присутствие наблюдателей.
Но только дойдя до городской ратуши, понял, что мне показалось таким
знакомым. Осознание это вызвало нечто вроде шока.
В походке и осанке, в фигуре и одежде - от легкого коричневого пальто и
мягкой серой шляпы до крепкой малаккской трости - этот человек был -
мной!
Глава вторая
Я остановился. Естественней всего предположить, конечно, что сходство
случайно; случайность крайне редкая, но все же случайность. В Нью-Йорке
не менее пятидесяти человек, которых можно принять за меня - если не
приглядываться. Но шансы на то, чтобы похожий на меня человек в данный
момент был точно так же одет, почти равны нулю. Однако это возможно. Что
еще можно предположить? Зачем кому-то сознательно копировать меня?
Но, с другой стороны, зачем кому-то наблюдать за мной?
Я остановился в нерешительности: не сесть ли в такси и не вернуться ли в
клуб? Разум шептал мне, что видел я незнакомца лишь мгновение, что, воз-
можно, меня обманула игра света и тени, что сходство - лишь иллюзия. Вы-
ругав свои натянутые нервы, я пошел дальше.
Миновав Кортленд-стрит, я стал встречать все меньше и меньше пешеходов.
Церковь Святой Троицы напоминала деревенскую часовню. Молчаливые утесы
зданий многочисленных контор окружили меня, я почувствовал удушающее
давление: здания как будто спали и во сне раскачивались; их бесчисленные
окна походили на ослепшие глаза. Но если они и были слепы, то другие
глаза, ни на мгновение не отрывавшиеся от меня, вовсе не были слепы. Их
взгляд становился более пристальным, более напряженным.
И вот уже никого вокруг. Ни полицейского, ни даже вахтера. Я знал, что
вахтеры сидят внутри огромных каменных крепостей капитала. Я задерживал-
ся на углах, давая наблюдателям возможность выйти, невидимому стать ви-
димым. И по-прежнему не видел никого. И по-прежнему чьи-то взгляды не
отрывались от меня.
С чувством некоторого разочарования я дошел до конца Бродвея и взглянул
на Баттери-парк. Он был безлюден. Я подошел к стене гавани и сел на
скамью. Паром, устремиившийся к Стейтен-Айленд, напоминал большого золо-
тистого водяного жука. Полная луна проливала поток дрожащего серебряного
огня на волны. Было очень тихо - так тихо, что я слышал отдаленный звон
колоколов Святой Троицы - прозвонили девять часов.
Я ничего не слышал, но неожиданно понял, что рядом со мной кто-то сидит.
Приятный голос попросил прикурить. В огне спички, поднесенном к сигаре-
те, я увидел смуглое аскетическое лицо, гладко выбритое, рот и глаза
добрые, причем глаза слегка водянистые, как от напряженной работы. Рука,
держащая спичку, длинная, стройная и хорошо ухоженная. Она производила
впечатление необычной силы - рука хирурга или скульптора. Несомненно,
профессионал, заключил я. Эту мысль подтверждали плащ-накидка и мягкая
темная шляпа. Широкие плечи под плащом соответствовали впечатлению нео-
бычной физической силы.
- Прекрасная ночь, сэр, - он отшвырнул спичку. - Ночь приключений. А за
нами город, в котором возможны любые приключения.
Я посмотрел на него внимательнее. Странное замечание, особенно если
учесть, что я, несомненно, вышел сегодня в поисках приключений. Но что в
конце концов в этом странного? Может, во мне говорит преувеличенная по-
дозрительность? Он не мог знать, что привело меня в это молчаливое мес-
то. Добрые глаза и лицо заставили немедленно отказаться от этой мысли.
Какой-нибудь ученый, может быть, благодарный парку за его тишину.
- Вон тот паром, - он указал на гавань, очевидно, не подозревая, что я
его изучаю. - Сокровище потенциальных приключений. В нем молчащие Алек-
сандры, безвестные Цезари и Наполеоны, незавершенные Язоны - и каждый
почти готов отвоевать золотое руно, - да, и несовершившиеся Елены и Кле-
опатры, и не хватает мелочи, чтобы завершить их и отправить завоевывать
мир.
- Какое счастье для мира, что они не завершены, - рассмеялся я. - Сколь-
ко времени прошло бы до того, как все эти Цезари, Наполеоны и прочие
вцепились бы друг другу в глотки и мир запылал в огне?
- Нисколько, - серьезно ответил он. - Нисколько, если бы они находились
под контролем воли и интеллекта большего, чем сумма их воль и интеллек-
тов. Мозг, более мощный, чем все они в совокупности, разум, планирующий
за них, воля, более сильная, чем их воли, способная заставить их выпол-
нить эти планы точно так, как их составил грандиозный мозг.
- В результате, сэр, - возразил я,- появятся не суперпираты, суперпрес-
тупники и суперкуртизанки, о которых вы говорили, а суперрабы.
- Меньше рабы, чем любые другие в истории, - ответил он. - Персонажи,
которые я назвал в качестве типичных, всегда находились под контролем
провидения - или Бога, если вы предпочитаете этот термин. Воля и интел-
лект, о которых я говорю, будут действовать эффективнее, они размещены в
человеческом черепе благодаря ошибке слепой судьбы или Бога, который,
