детей, хорошо одетый негр, мужчина средних лет и приятной наружности с
женщиной, которая могла бы быть школьной учительницей, две хихикающие
девчонки, которые тут же принялись флиртовать с хулиганами, три возмож-
ных клерка и примерно с дюжину других неприметных слабоумных. Типичное
население вагона нью-йоркской подземки. Взгляд направо и налево привел
меня к выводу, что о богатом интеллекте тут говорить не приходится.
Бессмысленно обращаться к этим людям. Мои три охранника намного опережа-
ли тут всех в сером веществе и в изобретательности. Они любую мою попыт-
ку сделают неудавшейся раньше, чем я кончу. Но все же я должен попытать-
ся, чтобы кто-нибудь позвонил в клуб. У кого-нибудь может быть развито
любопытство, и он в конце концов позвонит. Я устремил взгляд на почтен-
ного старого джентльмена - он похож на человека, который не успокоится,
пока не выяснит, в чем дело.
И только я собрался открыть рот и заговорить, девушка потрепала меня по
руке и наклонилась к человеку в накидке.
- Доктор, - голос ее звучал четко и был слышен по всему вагону. - Док-
тор, Гарри намного лучше. Можно, я дам ему - вы знаете что?
- Прекрасная мысль, мисс Уолтон, - ответил тот. - Дайте ему ее.
Девушка сунула руку в свое длинное спортивного кроя пальто и вытащила
небольшой сверток.
- Вот, Гарри, - она протянула сверток мне. - Вот твой дружок, ему было
так одиноко без тебя.
Автоматически я взял сверток и развернул его.
В моих руках была грязная отвратительная старая тряпичная кукла.
Я тупо смотрел на нее и начал понимать всю дьявольскую изощренность под-
готовленной мне ловушки. В самой смехотворности этой куклы был какой-то
ужас. И после слов девушки весь вагон смотрел на меня. Я видел, как по-
жилой джентльмен, как бы не веря своим глазам, смотрел на меня над стек-
лами очков, видел, как Консардайн поймал его взгляд и многозначительно
постучал себя по лбу - и все это видели. Грубый смех негра внезапно
стих. Группа евреев застыла и смотрела на меня; стенографистка уронила
свою косметичку; итальянские дети очарованно уставились на куклу. Пара
средних лет смущенно отвела взгляд.
Я вдруг осознал, что стою, сжимая куклу в руках, как будто боюсь, что у
меня ее отберут.
- Дьявол! - выругался я и собрался швырнуть куклу на пол.
И понял, что дальнейшее сопротивление, дальнейшая борьба бессмысленны.
Игра против меня фальсифицирована с начала и до конца. Я вполне могу
сдаваться. И пойду, как и сказал Консардайн, туда, куда хочет "грандиоз-
ный мозг", хочу я того или не хочу. И тогда, когда ему нужно. То есть
сейчас.
Что ж, они достаточно долго играли мною. Придется поднять руки, но, са-
дясь обратно, я решил получить маленькое развлечение.
Я сел и сунул куклу в верхний карман пальто, откуда нелепо торчала ее
голова. Пожилой джентльмен издавал сочувствующие звуки и понимающе кивал
Консардайну. Один из кроликолицых юношей сказал "чокнутый", и девчонки
нервно захихикали. Негр торопливо встал и отправился в соседний вагон.
Один из итальянсктх мальчишек заныл, указывая на куклу: "Дай мне".
Я взял руку девушки в свои.
- Ева, дорогая, - сказал я так же громко и отчетливо, как и она, - ты
знаешь, я убежал из-за этого Уолтера. Он мне не нравится.
Я обнял ее за талию.
- Уолтер, - склонился я над нею, - человек, который, подобно вам, только
что вышел из тюрьмы, где отбывал заслуженное наказание, недостоин моей
Евы. Хоть я и сумасшедший, вы знаете, что я прав.
Пожилой джентльмен прервал свое раздражающее причмокиванье и вздрогнул.
Все остальные в вагоне, подобно ему, перенесли свое внимание на Уолтера.
Я почувствовал удовлетворение, видя, как он медленно краснеет.
- Доктор Консардайн, - обратился я к нему, - как медик вы знакомы с
клеймом, я имею в виду признаки прирожденного преступника. Посмотрите на
Уолтера. Глаза маленькие и слишком близко посаженные, рот расслаблен
из-за дурных привычек, недоразвитые мочки ушей. Если меня нельзя выпус-
кать на свободу, то его тем более, не правда ли, доктор?
Теперь все в вагоне рассматривали то, на что я указывал, и взвешивали
мои слова. И все это было почти правдой. Лицо Уолтера приобрело кирпич-
но-красный цвет. Консардайн невозмутимо смотрел на меня.
- Нет, - продолжал я, - он вовсе тебя не достоин, Ева.
Я тесно прижал к себе девушку. Это мне начинало нравиться - она была чу-
до как хороша.
- Ева! - воскликнул я. - Мы так долго не виделись, а ты меня даже не по-
целовала!
Я приподнял ее подбородок - и - да, поцеловал ее. Поцеловал крепко и
совсем не по-братски. Слышал, как негромко выругался Уолтер. Как это
воспринял Консардайн, не могу судить. Да мне было и все равно - рот у
Евы удивительно сладкий.
Я поцеловал ее снова и снова - под гогот хулиганов, хихиканье девиц и
восклицания пришедшего в ужас пожилого джентльмена.
Лицо девушки, покрасневшее при первом поцелуе, теперь побледнело. Она не
сопротивлялась, но между поцелуями я слышал ее шепот:
- Вы заплатите за это! О, как вы заплатите!
Я рассмеялся и отпустил ее. Больше я не беспокоился. Пойду за доктором
Консардайном, даже если он этого не захочет, - пока она идет с нами.
- Гарри, - его голос прервал мои мысли. - Идемте. Вот и наша станция.
Поезд подходил к станции Четырнадцатая улица. Консардайн встал. Взглядом
дал сигнал девушке. Опустив глаза, она взяла меня за руку. Рука ее была
ледяной. Продолжая смеяться, я тоже встал. Между девушкой и Консардайном
- Уолтер шел за нами - я вышел на платформу и поднялся на улицу. Однажды
я оглянулся, и сердце мое согрелось при виде выражения Уолтера.
Во всяком случае это было туше для них двоих - и в их собственной игре.
Шофер в ливрее стоял у подножия ступеней. Он бросил на меня быстрый лю-
бопытный взгляд и приветствовал Консардайна.
- Сюда, Киркхем! - коротко сказал тот.
Итак, я снова Киркхем. И что бы это значило?
Мощная машина стояла у обочины. Консардайн показал на нее. По-прежнему
крепко держа Еву за руку, я сел и увлек ее за собой. Уолтер сел впереди,
Консардайн за ним. Шофер закрыл дверцу. В машине был еще один человек в
ливрее. Автомобиль двинулся.
Консардайн коснулся рычажка, и окна затянулись занавесом. Нас окружила
полутьма.
И как только он это сделал, Ева вырвала у меня руку, ударила меня по гу-
бам и, сжавшись в углу, молча заплакала.
Глава четвертая
Машина, дорогая европейская модель, быстро и ровно прошла Пятую авеню и
повернула на север. Консардайн тронул другой рычажок, и непрозрачный за-
навес отделил нас от шофера. Тускло загорелась скрытая лампа. В ее свете
я заметил, что девушка восстановила душевное равновесие. Она рассматри-
вала носки своих изящных узких туфелек. Уолтер достал портсигар. Я пос-
ледовал его примеру.
- Не возражаете, Ева? - заботливо спросил я.
Она не посмотрела на меня и не ответила. Уолтер с ледяным выражением ус-
тавился куда-то надо мной. Я закурил и сосредоточился на нашем курсе.
Часы мои показывали без четверти десять.
Сквозь тщательно закрытые окна ничего не было видно. По остановкам дви-
жения я знал, что мы все еще на авеню. Затем машина начала серию поворо-
тов и возвратов, как будто двигалась по боковым улицам. Однажды мне по-
казалось, что она сделала полный круг. Я потерял всякое ощущение направ-
ления, что, несомненно, и было целью подобных перемещений.
В десять пятнадцать машина резко увеличила скорость, и я решил, что мы
миновали район с напряженным движением. Скоро через вентиляторы донесся
порыв свежего прохладного воздуха. Должно быть , мы в Вестчестере или на
Лонг Айленде. Точнее я сказать не мог.
Ровно в одиннадцать двадцать машина остановилась. После короткой паузы
мы двинулись дальше. Я слышал за нами звон тяжелых металлических ворот.
Минут десять мы двигались очень быстро, потом опять остановились. Кон-
сардайн очнулся от раздумья и раскрыл занавеси. Шофер открыл дверцу. Ева
вышла, за ней Уолтер.
- Ну, вот мы и на месте, мистер Киркхем, - вежливо сказал Консардайн. Он
был похож на гостеприимного хозяина, приведшего домой трижды желанного
гостя, а не человека, которого он похитил при помощи возмутительных хит-
ростей и лжи.
Я выпрыгнул из машины. При свете луны, водянистой, как глаза алкоголика,
и предвещавшей шторм, я увидел огромное здание, похожее на замок, пере-
несенный с берегов Луары. В крыльях и башенках здания ярко сверкали ог-
ни. Девушка и Уолтер входили в его двери. Я осмотрелся. Нигде, кроме
здания, не видно было огней. У меня сложилось впечатление отдаленности и
обширного, заросшего деревьями пространства, окружающего это место и га-
рантирующего его изоляцию.
Консардайн взял меня за руку, и мы миновали вход. По обе его стороны
стояли два высоких лакея. Проходя мимо, я решил, что это арабы, оба нео-
быкновенно мощные. Но оказавшись в большом зале, я остановился и неволь-
но издал восхищенное восклицание. Как будто из лучших сокровищ средневе-
ковой Франции было отобрано все самое лучшее и собрано здесь. Длинные
галереи, на трети расстояния до высокого сводчатого потолка, были утон-
ченно готическими; гобелены и шпалеры, равными которым могут похвастать
немногие музеи, свисали с них, а щиты и мечи были оружием покоренных ко-
ролей.
Консардайн не дал мне времени рассматривать все это. Он взял меня за ру-
ку, и я увидел рядом с собой безукоризненного английского лакея.
- Томас позаботится о вас, - сказал Консардайн. - До скорого свидания,
Киркхем.
- Сюда, сэр, - поклонился лакей и провел меня в миниатюрный придел в уг-
лу зала. Он нажал на украшенную резьбой стену. Она скользнула в сторону,
и мы вошли в маленький лифт. Когда он остановился, сдвинулась другая па-
нель. Я оказался в спальне, обставленной , на свой манер, с такой же
удивительной роскошью, что и большой зал. За тяжелым занавесом находи-
лась ванная.
На кровати лежал вечерний костюм, рубашка, галстук и так далее. Через
несколько минут я был вымыт, гладко выбрит и одет в вечерний костюм. Он
вполне подошел мне. Когда лакей открыл дверь шкафа, мое внимание прив-
лекло висевшее в нем пальто. Я заглянул в шкаф.
В нем находилась точная копия всех вещей, имевшихся в моем гардеробе в
клубе. Да, они все были здесь, а когда я взглянул на ярлычки портных, то
увидел на них свое имя.
Мне показалось, что лакей, украдкой смотревший на меня, ждет выражения
удивления. Если так, я его разочаровал. Моя способность удивляться исто-
щилась.
- Куда теперь? - спросил я.
Вместо ответа он сдвинул панель и ждал, пока я войду в лифт. Когда лифт
остановился, я, конечно, ожидал, что мы будем в большом зале. Ничего по-
добного. За сдвинувшейся панелью оказалась небольшая прихожая, отделан-
ная дубом, без мебели и с одной дверью темного дуба. Возле двери стоял
еще один высокий араб, очевидно, ожидавший меня, потому что лакей покло-
нился, вошел обратно в лифт, и панель закрылась.
Араб приветствовал меня по-восточному. Открыв дверь, он повторил при-
ветствие. Я шагнул через порог. Часы начали отбивать полночь.
- Добро пожаловать, Джеймс Киркхем! Вы пунктуальны до минуты, - сказал
кто-то.
Голос был удивительно звучным и музыкальным и по своим качествам напоми-
нал орган. Говорящий сидел во главе длинного стола, накрытого на троих.
Все это я рассмотрел до того, как взглянул ему в глаза; после я на неко-
торое время потерял способность видеть что бы то ни было. Глубочайшего
сапфирно-голубоватого цвета, это были самые живые глаза, какие мне ког-
да-либо приходилось видеть. Большие, слегка раскосые, они сверкали, как
будто за ними скрывался сам источник жизни. Они напоминали жемчужины по
яркости, а по твордости - алмазы. Ресниц не было, и глаза не мигали, как
глаза птицы - или змеи.
С немалым усилием я оторвал от них взор и посмотрел в лицо, на котором
они располагались. Голова необыкновенно большая, с высоким и широким
