духа, а по ноге пробегала нервная дрожь, с которой он не мог совладать.
Иной раз в объятиях Ороа он испытывал это чувство отрешенности, и это
оно сейчас пеленой заволакивало ему глаза. Кокосовые пальмы, трава, хи-
жина, коряги на пустыре - все казалось ему теперь призрачным. Взгляд
его, скользнув по земле, обежал тело Кори. Затем Маклеод уставился на
копье, лежавшее у ног убитого. Он, Маклеод, выиграл эту битву: ухлопал,
черт побери, двух проклятых макак, а остальные разбежались как зайцы. Но
победа не принесла ему удовлетворения. Он не чувствовал ничего. Только
усталость. И опустошенность.
Смэдж вскинул ружье на плечо, но Парсел остался стоять там, где сто-
ял. Он потупил голову, и руки его бессильно свисали вдоль тела. Затем он
вдруг задрожал, словно пробудившись ото сна, поднял глаза и встретился с
глазами Маклеода. У Маклеода. был мутный, растерянный взгляд, словно он
выпил лишнего.
- Стало быть, вы не ушли с ними? - вяло осведомился он.
Парсел молча кивнул головой, а Маклеод добавил вполголоса, видимо не
подумав:
- Жаль этих двух, они не самые худшие.
Но тут же спохватился - похоже, что он извиняется. Он выпрямился во
весь рост, сжал губы, вызывающе оглядел присутствующих и добавил хваст-
ливо, твердым голосом, прозвучавшим фальшиво:
- Зато остальные присмиреют. Давно пора показать пример.
- Пример!.. - насмешливо повторил Парсел.
Он тоже тяжело дышал, и, хотя было нежарко, пот струился по его ще-
кам.
- Не беспокойтесь, - горько добавил он, - вашему "примеру" последуют
другие.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Не успел Парсел окончить утренний завтрак, как в дверь постучали. Это
был Уайт. Желтое лицо его осунулось, глаза ввалились, словно он не спал
всю ночь.
- Через полчаса соберется ассамблея, - сказал он, еще не отдышавшись
от бега.
Парсел удивленно поднял брови.
- Я вышел из ассамблеи.
- Все равно, Маклеод просит вас зайти. Это очень важно. Таитяне ушли
в джунгли вместе со своими женщинами.
- А он только сейчас это заметил? А когда стрелял в них, думал, что
они уйдут сидеть на месте и ждать?
- Конечно, это можно было предвидеть, - печально проговорил Уайт, по-
качав головой.
Парсел взглянул на него. Впервые метис вышел из роли безответного
гонца и высказал свое личное мнение о происходящем. Со времени раздела
женщин он осуждал поведение Маклеода, но не порывал с ним.
- Уайт!
Уайт был уже у порога. Он оглянулся.
- Уайт, почему вы воздерживаетесь, а не голосуете против Маклеода?
Метис с минуту молча смотрел на Парсела, как бы прикидывая в уме,
имеет ли тот право задавать ему такие вопросы. Но, очевидно, решил, что
имеет, и потому кратко ответил:
- Я считаю, что Маклеод поступил нехорошо.
Голос у него был нежный, певучий, и говорил он более правильным язы-
ком, чем остальные матросы. Все было безукоризненно - грамматика, сло-
варь, произношение. Пьяницапоп, воспитавший ребенка, сумел хоть этому
его выучить.
Стремясь как можно точнее выразить свою мысль, Уайт на миг задумался,
потом сказал:
- Я считаю, что он нехорошо поступает с таитянами.
Он не сказал "с черными". Как и Парсел, он говорил "таитяне". Только
они двое из всех островитян-британцев соблюдали этот нюанс:
- Но почему же вы не голосовали против него? - нетерпеливо вырвалось
у Парсела. - При желании вы могли бы помешать совершиться преступлению.
- Я не хотел голосовать против него.
- Почему?
Уайт снова подозрительно взглянул на Парсела. Очевидно, он решал про
себя, не граничит ли эта настойчивость с презрением и посмел бы Парсел
.задавать такие вопросы "чистокровному" британцу. Но так как Парсел спо-
койно выдержал его взгляд и терпеливо ждал ответа, Уайт успокоился. И
торжественно провозгласил:
- Маклеод сделал мне большое одолжение.
- Какое же? - невозмутимо спросил Парсел.
Он догадался, что Уайт колеблется, понял причину этого колебания и
твердо решил довести свои расспросы до конца.
- Поймите, - начал Уайт, - сначала на судне матросы надо мной издева-
лись... - И быстро добавил: - Из-за моего имени.
Как это в его духе! Уайт не сказал "из-за моей желтой кожи и раскосых
глаз". А сказал "из-за моего имени", будто только в его имени и была
причина всех зол.
- Ну и что же?
- Маклеод никогда надо мной не издевался.
"Очевидно, сообразил, что это небезопасно, - подумал Парсел, - и вот
из-за такого пустяка, из-за того, что Маклеод предпочел не участвовать в
травле, из-за благодеяния, которое вовсе и не благодеяние даже, Уайт
преисполнен глубочайшей к нему благодарности..."
- Значит, после смерти Рассела вам помог именно Маклеод? - спросил
Парсел, взглянув Уайту прямо в глаза.
Расселом звали матроса, которого Уайт прикончил в драке ударом кинжа-
ла за то, что тот посмел над ним издеваться.
- Вы это знали? - удивленно пробормотал Уайт.
Парсел утвердительно кивнул головой, и Уайт, потупившись, пояснил:
- Нет, Маклеод ничем особенно мне не помог. Не больше, чем другие. -
И добавил: - А вы вот знали и ничего не говорили!
С минуту он стоял молча, не подымая глаз. Потом посмотрел на Парсела
и произнес без всякой связи с предыдущим разговором:
- Я вас не любил.
- Почему? - спросил Парсел. - Я ведь никогда над вами не смеялся. "
- Нет, один раз посмеялись, - возразил Уайт, в упор глядя на Парсела
своими раскосыми глазами.
Но, будучи человеком щепетильным, пояснил:
- По крайней мере мне так показалось.
- Я смеялся? - удивленно воскликнул Парсел.
- Помните, на "Блоссоме", когда мистер Мэсон сделался капитаном, я
пришел к вам и сказал, что капитан ждет вас к завтраку.
- Ну и что дальше?
- Вы насмешливо подняли брови.
- Я?! - озадаченно переспросил Парсел.
И вдруг вспомнив, воскликнул:
- Вовсе я не над вами смеялся. Мне стало смешно, что Мэсон присвоил
себе титул, на который не имел никакого права! - Он добавил: - И вот
из-за этого-то вы перешли в лагерь Маклеода!
Вместо ответа Уайт кивнул головой. Да это же безумие! Все так нелепо,
что хоть в голос кричи! Судьбу островитян решило ироническое движение
бровей! Не будь этого, Уайт голосовал бы с ним, с Джонсом, с Бэкером:
четыре голоса против четырех! Маклеод ничего бы не мог поделать...
- Это же безумие! - вслух сказал он.
На лице Уайта появилось жесткое выражение.
- Ради бога, не вздумайте опять обижаться, - крикнул Парсел. - Я ведь
не сказал: "Вы безумны!" - я сказал: "Это безумие!"
- Возможно, я действительно слишком обидчив, - согласился Уайт. Лицо
его потемнело. - Но ведь надо мной и в самом деле достаточно поиздева-
лись.
Какое-то странное противоречие чувствовалось между самыми обычными
словами Уайта и выражением его лица. Долго же надо было терзать этого
мирного, спокойного человека, чтобы он стал убийцей. "И только потому, -
сказал себе Парсел, - только потому, что Маклеод не принимал участия в
травле, только поэтому Уайт помогал ему притеснять таитян!" Просто с ума
можно сойти.
- Ну, мне пора; - сказал Уайт.
Парсел протянул ему руку. Уайт не сразу взял ее, потом агатовые глаз-
ки его сверкнули, и он улыбнулся. Парсел ответил ему улыбкой и по-
чувствовал горячее пожатие сухой, аккуратной, небольшой руки.
- Ну, - мне пора, - повторил Уайт, не подымая глаз.
Парсел присел на порог хижины и стал растирать себе шею. Он тоже пло-
хо спал нынче ночью. И проснулся с тяжелой головой, с болью в затылке, с
горечью во рту. Но главное - это тоска... Боже мой, конца этому не бу-
дет. Все отравлено, все погибло! Теперь мы обречены жить неразлучно со
страхом. Даже ночью, за запертой дверью... "А почему? Почему? - подумал
он, с силой сжав голову обеими руками. - Потому что Маклеоду хочется
иметь не один акр земли, а два!" Он поднялся и стал шагать взад и вперед
по дорожке, судорожно глотая скопившуюся во рту слюну. Тревога, а быть
может, дурное предчувствие жгло его. Две смерти, уже две смерти! А
сколько завтра? Быть может, он и в самом деле зря помешал Бэкеру?.. Быть
может, стоило купить мир ценою смерти одного. "Нет, нет, - почти вслух
произнес Парсел, - нельзя так рассуждать. Это значит - дать волю злу".
При этой мысли он вдруг почувствовал себя более уверенным, он снова
становился собою. И вдруг его пронзила новая мысль, и он застыл на мес-
те. Почему идея ценности любой человеческой жизни казалась ему важнее
идеи ценности многих человеческих жизней, которые он мог бы спасти, от-
казавшись от своей идеи?
Какой-то свет блеснул во тьме. Парсел старался ни о чем не думать.
Поднял голову и уставился на косые лучи, пробивавшиеся меж пальмовых
листьев. По крайней мере хоть этого, пока он жив, никто у него не отни-
мет. Какая отрада! Мглистая завеса слоями подымалась вверх, уступая мес-
то кроткому утреннему свету. В воздухе пахло мокрой травой и дымком -
хозяйки разжигали очаг, собираясь готовить завтрак. В роще, по ту сторо-
ну Уэст-авеню, пламенели чашечки цветов почти вызывающей яркости, но не
все еще слали свой обычный аромат. Вот когда припечет солнце, откроет
свои венчики плумерия, и в полдень ее упоительно-сладкое благоухание
заглушит все остальные запахи.
Он снова присел на порог. А через минуту показалась Ивоа. Она опусти-
лась с ним рядом, положила голову ему на плечо... Теперь, когда близился
срок родов, она как-то ушла в себя, и все события островной жизни дохо-
дили до нее как бы откуда-то издалека. Несколько минут прошло в молча-
нии, потом Ивоа глубоко вздохнула, раздвинула колени, откинулась назад и
оперлась затылком о дверной наличник. Парсел взглянул на Ивоа и осторож-
но провел ладонью по ее животу, выступавшему поверх юбочки, сплетенной
из полосок коры. "В каком страшном мире родится наше дитя!" - вдруг по-
думалось ему. Он поднялся и стал шагать взад и вперед перед домом. Каж-
дый нерв в нем был напряжен. Ходьба успокоила его, и он снова взглянул
на Ивоа. Она сидела в прежней позе, вся округлая, широкая, с туго натя-
нутой кожей на светящемся здоровьем лице, устремив куда-то вдаль благо-
душный, неподвижный взгляд. "Какое спокойствие! - с завистью подумал он.
- Какое безмятежное спокойствие!" В эту секунду Ивоа улыбнулась ему.
- Пойду лягу, - ласково проговорила она. - Везде мне неловко. И сидя
и стоя. - Она вздохнула. - Даже лежать трудно.
Она тяжело поднялась и вошла в дом.
Через несколько минут на Уэст-авеню показался Джонсон с ружьем через
плечо, сутулый, седенький; торчащее вперед брюшко, казалось, обременяло
его, как груз. Он еще издали махнул Парселу рукой и продолжал свой путь,
с трудом волоча ноги по камням и вытянув вперед шею, словно старался по-
мочь себе при ходьбе. Левое плечо оттягивал ремень ружья, и, должно
быть, из-за этой тяжести, Джонсона все время кренило влево, так что ему
никак не удавалось держаться середины тропки: чем больше он старался ид-
ти как положено, тем сильнее его заносило, будто. лодку без рулевого,
которая рыскает от одного берега к другому.
- Что-то я слишком рано вышел из дома, - пробормотал он, поравнявшись
с Парселом. - Уайт говорил, что у Маклеода начнут через полчаса.
- Пожалуй, - согласился Парсел. - Заходите, давайте посидим, подож-
дем.
Джонсон негромко вздохнул раз-другой, снял с плеча ружье и прислонил
его к двери, после чего опустился на порог.
- Оно у вас заряжено? - спросил Парсел, садясь рядом с гостем.
Джонсон утвердительно кивнул головой.
- В таком случае лучше положите ружье на землю, - посоветовал Парсел.
Джонсон повиновался.
- Зачем мне эта штуковина? Что я с ней буду делать? - начал он дре-
безжащим голосом, не глядя на Парсела. - Допустим, выскочит из рощи чер-
номазый, а я даже не знаю, сумею ли выстрелить. Я лично никому зла не
желаю, - добавил он, растирая ладонью бороду.
