- Тогда, значит, ты друг плохого вождя.
- Я ему не друг, - с силой произнес Парсел. - Я ушел из ассамблеи пе-
ритани, желая показать, что я не одобряю его действий. И пришел разде-
лить с тобой свою землю.
Тетаити склонил голову.
- Адамо, - проговорил он, - ты хороший человек. Но этого еще мало -
быть просто хорошим. Ты говоришь: "Я вместе с вами терплю несправедли-
вость". Но ведь несправедливости этим не исправишь.
Среди таитян послышался одобрительный шепот. Когда он стих, Меани
расцепил пальцы, положил ладони на колени и качал:
- Слово моего брата Тетаити - верное слово. Но неправда, что Адамо
друг плохого вождя. Он боролся с ним силой, словами, хитростью. С самого
начала он боролся против него. И не следует отворачивать голову от моего
брата Адамо только потому, что Адамо не хочет проливать кровь. Адамо го-
ворит о кровопролитии, как моа. Я, Меани, сын вождя, я обнажаю плечо пе-
ред Адамо, - добавил он, поднимаясь с земли.
Он выпрямился во весь рост, глубоко вздохнул, переступил с ноги на
ногу и застыл в непринужденной позе, величественный, как статуя, бросив
мускулистые руки вдоль тела.
- Люди, - продолжал он, - нельзя судить об Адамо как о прочих перита-
ни. На нашем большом острове Таити побывало немало перитани, но ни у ко-
го не было таких золотых волос, таких светлых глаз, таких румяных щек,
как у Адамо. Поглядите, люди, на румяные щеки Адамо, - загремел вдруг
Меани, взмахнув рукой и изящно поведя плечами, как будто румянец и неж-
ная кожа Парсела уже сами по себе порука его честности.
Хотя этот довод показался .самому Парселу до смешного неуместным, на
таитян он, произвел сильное впечатление. Они поглядывали на румяные щеки
Парсела даже с каким-то уважением, и уважение это еще усилилось, когда
Парсел покраснел под их взглядами.
- А сейчас, - продолжал Меани, - когда этот человек, чьи щеки подобны
отсвету зари, приходит к нам и говорит: "Я хочу разделить с вами свою
землю", мне Меани, сыну вождя, это предложение приятно. Это не значит,
что оно справедливо. А все-таки приятно.
Широким изящным жестом руки, так напоминавшим движения Оту, он обвел
присутствующих и проскандировал, вернее пропел, как стихи:
- Адамо не принес справедливости, но он принес дружбу.
Он уронил руки вдоль тела и, согнув колени, опустился на землю мягким
изящным движением. "Хорошо сказано", - горячо одобрил Меоро, и Кори пов-
торил за ним как эхо: "Хорошо сказано!" Потом Кори поднялся с места и,
размахивая длинными, как у гориллы руками, присел рядом с Меоро, присло-
нившись плечом к его плечу.
Тут поднялся Тими. И сразу же Парсел почувствовал, что в воздухе за-
пахло грозой. Однако во внешности Тими не было ничего угрожающего. Среди
таитян он был самый малорослый, самый тоненький и, пожалуй, - самый кра-
сивый. Его безбородое лицо озаряли глаза, похожие на глаза антилопы -
длинные, косо поставленные, приподнятые к вискам, осененные длинными,
густыми, как трава, ресницами. Непомерно большая радужка занимала почти
весь глаз и лишь в самых уголках поблескивал голубоватый белок. Эта осо-
бенность придавала взгляду Тими какую-то меланхолическую нежность, но
редко кому удавалось полюбоваться прелестью этих глаз, ибо Тими, как де-
вушка, обычно не поднимал скромно опущенных век.
- Меани сказал и не сказал, что Адамо - моа, - начал он певучим низ-
ким голосом. - Возможно, Адамо - действительно моа. Возможно, Уилли тоже
моа. Возможно, и Ропати тоже. Возможно, среди перитани вообще много
моа...
Начало его речи прозвучало намеренно дерзко, тем паче что Тими с
умыслом избегал смотреть на Парсела. "Вот он - враг", - подумалось Пар-
селу.
- К нам пришли трое перитани, - продолжал Тими, даже не взглянув в их
сторону, - и сказали: "С вами, таитянами, поступили неправильно. Мы про-
тестуем против такой несправедливости. И мы разделим с вами нашу землю!"
А мы, таитяне, мы говорим: "Такой раздел несправедлив. Мы не желаем та-
кого раздела". После чего трое перитани уходят к себе, берут свои земли
и обрабатывают их. А мы, мы останемся совсем без земли.
Тими вытянул вперед правую руку и растопырил пальцы. Выразительность
ареста не оставила зрителей равнодушными. Всем почудилось, будто Тими
держал полную горсть земли, и вдруг земля ушла у него сквозь пальцы.
- И выходит, - добавил он, не сжимая пальцев, - что трое перитани бу-
дут пользоваться своими землями, а мы, мы останемся ни с чем.
Он опустил руку и добавил с едкой усмешкой:
- И однако трое этих перитани говорят, что они против несправедливос-
ти.
Тими выдержал паузу, посмотрел на Корн и Меоро, как бы желая убедить
именно их в правоте своих слов, и добавил все так же ядовито:
- Во время раздела женщин эти трое перитани тоже были против. Конеч-
но, приятно видеть, как они призывают к справедливости! Каждому понятно,
что они наши друзья. Однако их возражения ни к чему не привели. После
всех их споров шестерым таитянам достались только три женщины. А эти
трое перитани имеют по женщине на каждого.
Оратор сел, и Парсел невольно восхитился про себя, с каким искусством
Тими намекнул, что трое перитани сначала всегда протестуют против несп-
раведливости, а в итоге выигрывают...
Парсел поднял глаза и встретился с устремленными на него взглядами
Кори и Меоро. Оба смотрели дружелюбно, словно побуждая его ответить.
Тогда Парсел перевел взгляд на Тетаити. Он тоже ждал ответа. А Меани,
закинув голову, полузакрыв вдруг осоловевшие глаза, зевал, чуть не сво-
рачивая себе челюсть, желая этим подчеркнуть, как мало он придает значе-
ния речам Тими. "А может быть, - подумалось Парселу, - речь Тими не
только не повредила нам в глазах таитян, но даже пошла на пользу".
- Тими, - проговорил он, поднявшись. - Тими, то, что ты сказал, зна-
чит примерно следующее: "Все перитани плохие, и вот эти трое - ничуть не
лучше. Больше того - они к тому же еще и лицемеры".
Парсел с умыслом замолк, чтобы дать Тими время возразить, если ему
напрасно приписали подобную мысль. Но Тими даже не шелохнулся. Он сидел,
скрестив ноги, справа от Тетаити и пристально разглядывал собственные
колени.
- Если ты так думаешь, Тими, ты думаешь несправедливо, - продолжал
Парсел. - Когда делили женщин, справедливость требовала, чтобы каждая
женщина сама выбрала себе танэ. Но ты отлично знаешь, Ивоа все равно
выбрала бы меня. Авапуи выбрала бы Уилли. И Амурея выбрала бы Ропати.
Как видишь, в этом отношении ничего не изменилось бы.
Он помолчал и добавил, отчеканивая каждое слово:
- Так что мы вовсе не получили выгоды от несправедливого решения.
Кори в Меоро дружно закивали, Меани улыбнулся. А Тетаити, не повернув
головы к Тими, искоса взглянул на него и проговорил твердо и презри-
тельно, хотя голоса не повысил:
- Слово Адамо - правильное слово. Названные им женщины выбрали бы
этих перитани. Поэтому незачем ожесточать свое сердце против них. - И
добавил после короткого молчания: - Так будем же справедливы к Адамо.
Возможно, придет день, когда я, Тетаити, вынужден буду обращаться с ним
как с врагом по тем причинам, о которых я уже говорил и скажу сейчас. Но
не забывайте, Адамо говорит на нашем языке. Адамо нас любит. Адамо прия-
тен, как тень листвы. Адамо, - произнес он, внезапно переходя на язык
поэзии, - нежнее утренней зари, отблеск которой лежит на его щеках. И
кроме того, он не терпит несправедливости.
Последовала пауза. Лицо Тетаити приняло жестокое выражение, и он до-
бавил:
- Однако Адамо не хочет действовать, чтобы помешать несправедливости.
Именно поэтому, как я уже говорил, он друг плохого вождя. А друг плохого
вождя - нам не друг.
Парсел проглотил слюну и произнес бесцветным голосом:
- Я готов действовать, если есть иной способ, кроме того, о котором
говорил Меоро.
Отведя глаза, Тетаити ответил:
- Рассуди сам: иного способа нет.
- И это ваше общее мнение? - спросил Парсел
- Пусть тот, кто думает иначе, скажет сам, - предложил Тетаити.
Парсел Медленно обвел взглядом таитян. Никто не открыл рта. Меани си-
дел неподвижно, охватив пальцами левой руки правый кулак, потупив глаза,
и лицо его выражало решимость. И он, он тоже был согласен с Тетаити.
- Молю Эатуа, чтобы не было войны, - сказал Парсел.
Никто не ответил, только Тетаити многозначительно произнес:
- Если будет война, тебе придется выбирать между двумя лагерями.
Парсел поднялся.
- Я не подыму оружия, - глухо пробормотал он. - Ни против плохого
вождя. Ни против вас.
Тетаити медленно прикрыл глаза тяжелыми веками. Потом схватил топор,
лежавший у его ног, поднялся с земли и, повернувшись к Парселу спиной,
принялся колоть дрова.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Когда Мэсон впервые обследовал на вельботе остров, он обнаружил в
восточной его части маленькую бухточку. Бухточку замыкал полукольцом об-
рывистый, скалистый берег, от океана ее отгораживала гряда рифов. До бе-
рега бухты, усыпанного крупным черным песком, невозможно было добраться
на лодке, да и с суши туда попадали лишь с помощью веревки; привязывали
ее к стволу баньяна, а затем спускались вдоль базальтового обрывистого
склона. Англичане прозвали эту бухточку Rope Beach,* восславив таким об-
разом сокращавшую путь веревку.
*[Веревочный пляж (англ.).]
Вот эту-то бухту облюбовало себе для рыбной ловли "меньшинство", ког-
да каждый из кланов стал промышлять только для себя. По молчаливому сог-
ласию "большинство" и таитяне оставили этот берег в распоряжении клана
Парсела. Спуск и в особенности подъем требовали немалого труда, но воды
бухты буквально кишели рыбой, а главное, бухточка была обращена на вос-
ток, так что первые лучи солнца заглядывали сначала сюда, а от норд-оста
ее укрывал скалистый берег. Бэкер и Джонсон удили внизу под утесами, а
Парселу полюбился крутой выступ скалы, к которому прибой обычно пригонял
косяки рыб. Но в первый же день его чуть не смыло, и спасся он лишь по-
тому, что волна, откатившись, с силой прижала его к утесу, попавшемуся
ей на пути. Поэтому теперь он, предосторожности ради, опоясывался верев-
кой и привязывал ее к скалистому пику, поднимавшемуся в нескольких мет-
рах позади.
Парсел удил уже часа два и рад был, что на этот раз его оставили нае-
дине с океаном. Остров - он и есть маленький островок, поселок - он и
есть маленький поселок. Люди живут в поселке скученно. Со времени пос-
ледних событий у Парсела в доме вечно сидят женщины, то приходят узнать
новости, то спешат поделиться слухами, неважно, верными или ложными...
Парсел вытащил удочку и снова закинул ее. Последнее время он просто
задыхался в поселке. Ему чудилось, что напряжение, царившее на острове,
дошло до предела. Спускаясь к бухте Блоссом, он однажды поймал себя на
том, что с вожделением глядит на шлюпки, выстроенные в ряд в широком
гроте под навесом скалы, защищавшей их от солнца. Очевидно, те же мысли
приходят и Ивоа, потому что только накануне она спросила, далеко ли от-
сюда до ближайшей земли... Да нет! Кто же решится проделать пятьсот
морских миль в шлюпке да еще взять с собой женщину накануне родов. Будь
он один, возможно, он и попытался бы... "Остров - тюрьма, - подумал Пар-
сел во внезапном приливе уныния. - Мы избежали виселицы, но приговорены
к пожизненному заточению".
И опять - уже в который раз! - он не заметил, как его наживку съела
рыба. Слишком уж он замечтался. Пришлось снова наживлять удочку, снова
забрасывать ее. Проделав это, Парсел отступил на несколько шагов, и, в
надежде укрыться от ветра, присел за утесом. Там, куда он минуту назад
кинул рыбью голову, уже кишмя кишели морские блохи. Овальные тельца
грязно-песочного цвета и сплошные лапки, лапки твердые, хищные. Страшно
даже глядеть на это кишение. С непрерывным шорохом блохи громоздились
