яичницей", как обещал им Мэсон.
Во время первой дождливой недели выдалось как - то временное затишье,
и островитяне, воспользовавшись им, надрали с панданусов широкие полосы
коры, а женщины, предварительно вымочив их - в известковом растворе,
размягчали ударами колотушек до тех пор, пока из коры не получалась не-
кая тестообразная масса, которую затем вытягивали, превращая в подобие
ткани. После сушки обработанная таким манером масса становилась похожей
на грубое сукно, отличавшееся одним любопытным свойством - в новом виде
при складывании ткань негромко потрескивала. В течение всего периода
дождей женщины занимались изготовлением этого древесного сукна, переко-
чевывая из дома в дом
Ни Маклеод, ни Уайт не захотели поставить себя в смешное положение и
не отрядили погони за женами. Впрочем, никто не сомневался, что беглянок
будут извещать о каждом шаге преследователей; по части сигнализации, та-
инственной и безошибочной таитяне были настоящие мастера. На следующий
день после раздела женщин Маклеод во всеуслышание заявил, что дождь за-
гонит бунтовщиц в поселок, а если не дождь, то страх одиночества. Но,
хоть дождь лил с утра до ночи в течение трех недель, никто не явился с
повинной. По кое - каким признакам Парсел догадался, что "большинство"
сговорилось зорко следить за Меани. Парсел предупредил его об этом через
Ивоа, а когда спросил ее, как встретил Меани эту весть, она ответила:
- Засмеялся. А глаза у него были хитрые
- И это все?
- Еще он сказал, что перитани - плохие воины...
- Почему?
- Потому что плохие следопыты. Тогда Тими сказал, что, если начнется
война, таитяне победят англичан, пусть даже у перитани есть ружья, а у
них нет.
- Неужели он так и сказал?
- Сказал. Но ему велели замолчать. Ты же знаешь Тими. Впрочем, сам
Парсел не виделся теперь с Меани. Брат Ивоа целые дни мирно дремал в та-
итянской хижине, натянув для тепла поверх парео рубашку, принадлежавшую
прежде Барту, - плиссированное жабо и кружевные манжеты приводили в вос-
торг ее нового владельца.
Мучительно долго тянулись дождливые дни. В притихшем поселке разда-
вался лишь мерный перестук колотушек, разбивавших кору пандануса, вымо-
ченную в извести. Собираясь по очереди то в одном, то в другом домике,
ваине, весело галдя, изготовляли ткань. Чаще всего они пели, но порой,
прервав пение, обменивались последними новостями или во всех подробнос-
тях сравнивали достоинства своих танэ. Тогда слышался смех, восклицания,
но минут через десять снова раздавался ритмический стук. Глухой та-
инственный грохот слагался в песню, мелодия бывала грустной, а слова ее
сопровождали веселые.
Хижина Джонсона находилась в западной части поселка, по соседству с
жильем Парсела, и не прошло недели после раздела женщин, как до него до-
неслись оттуда громкие сердитые голоса, приглушенные звуки ударов, жа-
лобные стенания, а затем все стихло. Произошло это после полуденной тра-
пезы. Дня через три в этот же самый час Парсел услышал веете же эвуки,
все в том же порядке, но продолжал оставаться в неведении, кто кого ко-
лотит: Таиата Джонсона или Джонсон Таиату. Он обратился с расспросами к
Ивоа. Покачав головой, она ответила, что все в поселке знают о неладах
этой супружеской пары. Что, впрочем, и не удивительно с такой женщиной,
как Таиата, которая на Таити имела множество танэ, но ни с одним не ужи-
валась больше месяца. Когда "Блоссом" бросил якорь в бухте, она уже пять
лет жила без мужа, потому что старики и те отказывались брать ее в жены,
и, конечно, по этой - то причине она и решила отправиться с перитани.
Никто не знал, каковы отношения Мэсона и Ваа, зато все заметили, что,
сделавшись ваине вождя перитани, она стала важничать с бывшими подружка-
ми. Выходила она мало и то лишь на рынок. Сам Мэсон никогда не показы-
вался в поселке, и если случайно сталкивался с кем - нибудь на укромной
тропинке, то не отвечал на поклоны. В короткие часы затишья он уходил
один надолго в горы. В дождливую погоду он трижды в день прогуливался по
"юту", то есть шагал по доскам, которые положил поверх каменной дорожки
от одного борта до другого, то ли боясь промочить ноги, то ли желая соз-
дать себе иллюзию, будто перед ним палуба судна. Когда Парсел сидел с
книгой в руках за столом возле окошка, он, подымая глаза, всякий раз ви-
дел, как Мэсон шагает взад и вперед по "юту", не замечая, что дождь не-
щадно сечет его треуголку и плечи. После трех - четырех туров капитан
останавливался, клал руку на "борт", то есть на забор, и выпрямив стан,
задрав подбородок, упорно вглядывался вдаль, словно перед ним расстила-
лись бескрайние, волнующиеся морские просторы и горизонт не замыкала в
десяти шагах от палисадника стена кокосовых пальм.
Дождь не прекращался ни днем, ни ночью. Парсел читал; перед ним было
четырехугольное окошко, а позади раздвижная перегородка, обращенная к
югу и к горе. Как он радовался, строя хижину, что догадался широко отк-
рыть доступ в свое жилище солнцу и теплу! Но именно с южной стороны на-
ползают дождевые тучи и именно оттуда дует свирепый зюйд-вест. Ветер
беспрерывно сотрясал раздвижную стенку так, что она ходуном ходила в па-
зах, дождевая вода просачивалась отовсюду, стояла лужицами на полу,
проступала сквозь щели, хотя доски были плотно пригнаны друг к другу.
Даже в Лондоне, даже в своей родной Шотландии Парсел не видел таких
ливней. А тут просыпаешься поутру в белесом тумане, который плотными
пластами цепляется за деревья, а сквозь него сыплется ледяной, пронизы-
вающий дождичек. Постепенно волокнистые слои, похожие на хлопок, светле-
ли, как если бы через них пыталось пробиться солнце. И туман действи-
тельно исчезал, но на смену ему приходил ливень. В течение одного дня
можно было наблюдать все разновидности дождливой погоды: мелкий дождик,
сильный ливень, шквал с ветром. Почва острова лениво впитывала воду, и
островитяне шлепали по грязи. Теперь они довольствовались овощами: нече-
го было и думать ходить на рыбную ловлю или охоту. Парусиновые цистерны,
сооруженные Маклеодом, наполнились доверху, и пришлось срочно прокопать
канавки, чтобы отвести избыток воды к берегу. Тропинки вскоре стали неп-
роходимыми, камни ушли в землю, словно их засосало тиной. Островитянам
волей - неволей приходилось отправляться за новой порцией камней. Они
выбирали самые большие и самые плоские, с трудом вкатывали их наверх и
громоздили на прежние. При постройке поселка оставили в неприкосновен-
ности почти все кокосовые пальмы, рассчитывая найти в их тени спасение
от палящего солнца. А теперь под тесно переплетенными ветвями скаплива-
лась непереносимо душная сырость.
Все сочилось водой. Все размокло, набухло, потеряло свои очертания.
Сладковатый затхлый запах стоял в воздухе, пропитывал все предметы. Углы
хижин покрывались плесенью, и хотя на металлические инструменты не жале-
ли смазки, они уже через сутки покрывались ржавчиной.
В бухте "Блоссом", выходившей на север и защищенной от ветра, было
относительно спокойно. Но на западе океан яростно обрушивался на крутой
берег, гоня к нему гигантские валы. Брызги взлетали на сверхъестествен-
ную высоту и, подхваченные зюйд-вестом, низвергались на поселок соленым
дождем. Как-то ночью, к концу второй недели остров содрогнулся от глухо-
го удара, и островитяне повскакивали с постелей. Утром они убедились,
что нависший над морем выступ северного утеса - тот самый, на котором
Маклеод сооружал свой ворот, - рухнул, подточенный водой. Временами Пар-
селу начинало казаться, что остров под бешеным натиском ветра и моря
вот-вот сорвется со своих швартовых, задрейфует по волнам и, иссеченный
дождями, рассыплется на кусочки, без остатка растает в воде.
Вечером в каждой хижине женщины зажигали доэ-доэ и ставили на окно -
пускай тупапау знают, что им тут нечего делать.
А Парсел, чтобы с наступлением темноты не прекращать чтения, зажигал
целых три доэ-доэ. Впрочем, такая расточительность ничем не грозила.
Доэ-доэ на острове было видимо-невидимо. Так таитяне называли сорт оре-
хов, а также и само дерево, на котором они росли. Внутри орех был напол-
нен полужидким маслом, и таитяне научили британцев использовать орехи в
качестве светильников, продевая сквозь скорлупу пальмовое волокно, слу-
жившее фитилем. Если говорить по правде, свет их был не ярче свечи и
пламя порой трещало громко, как шутиха, зато, запах масла был приятный,
какой - то фруктовый и, к счастью, ничуть не назойливый.
Время от времени Парсел подходил к окошку и глядел на маленькие жал-
кие огоньки, поблескивавшие среди деревьев. Страшно было подумать, что
эта скала и тоненький слой плодородной почвы, вернее грязи, рождающей
деревья и плоды, - единственный обитаемый клочок земли в радиусе пятисот
морских миль. А вокруг островка нет ничего, кроме воды, ветра, дождя,
мрака... "И кроме нас, - мысленно добавлял Парсел, - цепляющихся за эту
ничтожную полоску грязи и к тому же растрачивающих свои силы на бессмыс-
ленные раздоры".
В дверь громко постучали, Парсел поднялся было с места, но его опере-
дила Ивоа.
На пороге показалась Ваа, волосы у нее были мокрые, но на плечи она
не без достоинства набросила одеяло с "Блоссома". Она небрежно, на ходу
кивнула Ивоа, направилась прямо к столу, за которым читал Парсел, и про-
говорила без всякого вступления:
- Мой танэ спрашивает, может ли он зайти к тебе поговорить сегодня
вечером.
Манеры Ваа удивили Парсела. Только великие таитянские вожди могли
позволить себе начать разговор без предварительного вступления.
- Сегодня вечером? - недоверчиво переспросил Парсел.
- Да, сегодня - вечером, - подтвердила Ваа.
Она стояла посреди комнаты, расставив короткие ноги; вода стекала с
ее одежды, и на полу образовалась лужица. Горделивая осанка и высокомер-
ное выражение широкого честного крестьянского лица свидетельствовали,
что Ваа сознает, - какого высокого общественного положения она достигла,
став супругой Масона.
- Уже поздно, да и дождь идет, - проговорил Парсел, удивленный арис-
тократическими манерами Ваа. - Но если твой танэ настаивает, я могу зай-
ти к нему завтра утром.
- Он сказал, что ты непременно так отметишь, - перебила его Ваа с не-
передаваемо высокомерным видом, будто обращалась к подчиненному. - - Он
не желает. Он сказал, что предпочитает прийти сам сегодня вечером.
- Ну что ж, пусть приходит! - согласился Парсел. Ваа еле кивнула в
сторону Ивоа и вышла.
Как только за ней захлопнулась дверь, Ивоа звонко расхохоталась.
- Ну и ломается же Ваа, - крикнула она. - Ты подумай, человек, и это
Ваа! Напыжилась словно тавана ваине *.
*[Жена вождя - по-таитянски.]
А ты знаешь, она ведь низкого происхождения.
- Нет ни низкого, ни высокого происхождения, - сердито возразил Пар-
сел. - Она родилась на свет. Вот и все. Не будь такой тщеславной, Ивоа.
- Я тщеславная? - воскликнула Ивоа, поднеся очаровательным жестом обе
руки к груди.
Парсел невольно залюбовался изяществом ее движений, но решил не усту-
пать.
- Ты гордишься тем, что ты дочь вождя...
- Но ведь это же правда! Оту - великий вождь.
- Оту очень хороший и умный человек. Гордись тем, что ты дочь Оту, а
не тем, что ты дочь вождя.
- Не понимаю, - проговорила Ивоа, садясь на постель. - Потому что Оту
есть Оту, он поэтому и есть вождь.
- Нет, - горячо возразил Парсел, - если бы даже он не был вождем, все
равно Оту остался бы Оту.
- Но ведь он вождь! - повторила Ивоа, разведя руками, как бы в подт-
верждение своих слов.
- Пойми же ты, - сказал Парсел, - если ты гордишься тем, что ты дочь
вождя, значит Ваа может гордиться тем, что она жена вождя. И нечего тог-
да высмеивать Ваа.
Ивоа состроила гримаску. В дверь постучали. Ивоа сразу же перестала
