Таитяне ждали, что Маклеод предложит им тоже присесть у факелов, но,
когда они поняли, что их исключили из общего круга, их бесстрастные тем-
ные лица не выразили ни разочарования, ни гнева. Но держались таитяне
настороженно и, не спуская глаз с перитани, старались угадать, что про-
исходит. Менее способные, чем их женщины, к усвоению чужого языка, таи-
тяне до сих пор еще не настолько овладели английским, чтобы следить за
ходом прений.
От женщин не укрылись ни сдержанность таитян, ни молчаливость британ-
цев. Смех постепенно прекратился. И напряженно-тревожная, даже какая -
то торжественная тишина проплыла над головами этих тридцати человеческих
существ, которым предстояло жить бок о бок до самой своей смерти на кро-
хотном скалистом островке.
Маклеод, прислонившись спиной к корню баньяна, сидел очень прямо,
поджав по - портновски ноги. В руках он держал тот самый моток веревки,
который был предназначен для казни Мэсона. Даже петлю не развязали. Эта
еще не просохшая веревка теперь не колыхалась, не скользила, и чуть по-
выше петли попрежнему виднелось черное пятнышко, так поразившее Парсела
в день суда над Мэсоном, однако смола уже выгорела, посерела. Пламя фа-
келов освещало сверху костистое лицо шотландца, светлые блики играли на
его низком лбу, углубляя н без того глубокие глазные впадины, подчерки-
вая линию горбатого носа, походившего сейчас на изогнутое лезвие ножа.
Ничто не нарушало тишины, все взгляды устремились к Маклеоду. А он упор-
но молчал, прекрасно сознавая положение, которое занял на острове, уве-
ренный в себе, в силе своего красноречия. Он с умыслом, как искусный ак-
тер, испытывал терпение зрителей, устремив прямо перед собой взгляд се-
рых глаз, выпрямив и напружив костлявый торс, обтянутый засаленной белой
фуфайкой.
- А не пора ли начинать? - сухо заметил Парсел.
- Подождите минутку, - отозвался Маклеод, торжественно воздевая пра-
вую руку, - я хочу сказать два слова. Джентльмены, - добавил он, как
будто его обычное "уважаемые" или "матросы" не подходило к такому тор-
жественному случаю, - джентльмены, пришло время делить индианок.* Уже
давно идут
* [Английские матросы называли индианками всех туземок
на островах Тихого океана вне зависимости от их
национальности. - Прим. автора.]
об этом разговоры, а теперь, джентльмены, пора приступить к
делу, потому что хватит нам жить в грехе и разврате, как на
борту "Блоссома". Не то чтобы я вообще был против греха. Когда
человек молод и работает до седьмого пота, оно даже на пользу.
Но сейчас мы с вами лежим в дрейфе, у каждого есть свой до-
мик, и, разрази меня бог, тут уж без правил не обойтись. Каж-
дому требуется законная половина! А то пойди разберись, чей
это младенец родился, ты его сделал или твой сосед постарался!
И кому я завещаю свой домик, если я даже не буду знать, мой
это сын или приблудный!..
Он сделал эффектную паузу. "Двадцать лет он плавает по морям, - поду-
мал Парсел, - а до сих пор в нем еще жив шотландский крестьянин. Всего -
то добра у него четыре доски да крыша на затерянном в океане острове, а
он уже беспокоится, как бы их передать своему будущему наследнику..."
Маклеод продолжал, внушительно отчеканивая каждое слово:
- Итак, сейчас мы будем делить индианок. И вот что я вам предлагаю.
Предположим, что какой - нибудь сукин сын будет недоволен той, что ему
досталась, и позарится на ту же самую индианку, что и его сосед, так тут
дело должно решаться голосованием. И как решит голосование, так оно и
будет! Так оно будет по закону. Возможно, найдется и такой матрос, кото-
рый скажет, что ветер, мол, для него непопутный. В таком случае я вот
что скажу: закон, сынок, это закон. Мы с вами здесь белые, и по закону у
нас решает ассамблея. Если Масон предпочел остаться в доке, вместо того
чтобы быть здесь с нами на борту, что ж, это его дело. Но закон есть за-
кон даже для Мэсона, будь он хоть трижды капитан! Ссор заводить здесь не
положено. Если найдется такой матрос, что обнажит нож на доброго христи-
анина, дьявол его христианскую душу побери, пускай-ка сначала вспомнит,
какой закон мы приняли на утесе после суда над Мэсоном... Не зря все-та-
ки здесь веревочка, ясно? Вот и все, сынки. Может, она чуточку поизноси-
лась, поистерлась, но не забывайте, она крепкая, конопляная, еще сгодит-
ся и, будьте спокойны, любого из нас выдержит...
Он замолк и, держа веревку в руке, другой рукой приподнял петлю и по-
казал ее сначала сидевшим слева, затем справа, затем вытянул руку перед
собой - так священник воздевает над головами верующих святые дары, при-
зывая поклониться им. Потом он улыбнулся, вернее, щеки его ввалились,
отчего еще длиннее стал острый нос, мускулы челюстей явственно проступи-
ли под кожей, а тонкие губы сложились в язвительную гримасу.
- Уважаемые, - продолжал он, - если кому - нибудь из парней придет
охота взглянуть в последний раз через это окошечко на ясное небо, нет
ничего проще - пусть вытащит нож.
Положив веревку себе на колени, он все с той же ядовитой усмешкой об-
вел присутствующих глубоко запавшими и вдруг заблестевшими глазами. Пар-
сел почувствовал, что Бэкер толкнул его локтем. Он обернулся и наклонил-
ся к нему. Бэкер шепнул ему на ухо: "Не по душе мне все эти угрозы.
По-моему, что-то он затевает". Парсел молча кивнул головой. Толпившиеся
позади Ханта таитяне вполголоса перебрасывались отрывистыми фразами, по-
том Тетаити вдруг громко спросил женщин: "Что говорит Скелет?" Подняв-
шись с земли на колени, Омаата пояснила; "Говорит, что сейчас будут де-
лить женщин, и того, кто не будет доволен, повесят". "Вечно вешать!" -
презрительно бросил Тетаити. Таитяне снова заговорили, уже громче, одна-
ко Парсел так и не разобрал, о чем у них шла речь.
Маклеод поднял руку, требуя тишины. В этой позе ожидания, с поднятой
рукой, с поджатыми по - портновски ногами, в какой - то жреческой, ка-
менной неподвижности он при свете факелов походил на шамана, совершающе-
го свой колдовской обряд. Позади в полумраке угадывалась высокая темная
стена зелени и корни - колонны, поддерживавшие свод.
- Уважаемые, - начал он, - вот какую я предлагаю принять процедуру.
Смэдж, а он у нас грамотный, написал наши имена на бумажках. А Парсела я
попрошу проверить, не пропустил ли он кого-нибудь. После проверки свер-
нем бумажки, бросим их в треуголку Барта, и самый молодой - а самый мо-
лодой здесь Джонс - будет тащить жребий. Тот, чье имя попадется, заявит
"Хочу Фаину, или Раху, или Итиоту..." Если возражений не последует, зна-
чит она его. А если кто из парней скажет: "Возражаю", тогда будем голо-
совать, и большинство голосов решит, кому достанется девица...
Парсел вскочил и гневно произнес:
- Я не согласен на такую процедуру. Это просто неслыханно! Это значит
не считаться с желанием женщин.
Маклеод презрительно фыркнул.
- Разрази меня гром, но такого возражения я уж никак не ждал, - про-
говорил он, искоса глянув на Парсела. - А еще говорят, что вы знаете
этих черных. Да любой индианке все равно, тот ли с ней мужчина или дру-
гой. Слава богу, насмотрелись на "Блоссоме"...
Раздался смех, но Парсел колко возразил:
- То, что вы говорите о поведении таитянок на "Блоссоме" с таким же
успехом можно применить к большинству подданных его величества, пользую-
щихся всеобщим уважением. Не одни только таитянки переменчивы.
- Тоже сравнили! - высокомерно бросил Маклеод.
- Не понимаю, почему бы не сравнить! - отозвался Парсел. - Я действи-
тельно не понимаю, почему вы требуете от женщин добродетелей, которые
сами попираете на каждом шагу Впрочем, это неважно. Вопрос не в этом.
Если вы говорите: "Нужен порядок", я с вами вполне согласен. Но я не
соглашусь с вами, если вы намереваетесь решать дело, не спрашивая жен-
щин. Это уже не порядок, Маклеод, это насилие.
- Называйте как угодно, мне от этого ни тепло, ни холодно, - презри-
тельно огрызнулся Маклеод. - У меня, представьте себе, есть мое скромное
мнение о браке, даже, к слову сказать, оно не только мое. Вообразите,
что я вернулся в мой родной Хайленд, вместо того чтобы торчать здесь, и
что мне там приглянулась девица, так вот, да было бы вам известно, я
пойду к ее старику и скажу ему: "Мистер, я, мол, такой-то и такой-то, не
отдадите ли вы за меня вашу дочь?" И если я со стариком ударю по рукам,
то неужто еще спрашивать согласия милашки? Конечно, нет, мистер! Да и ей
вроде нечего нос воротить! В конце концов, - добавил он с ядовитой ус-
мешкой, - скроен я так же, как и другие, вот разве кости у меня немножко
погромыхивают, когда я сажусь, но не беспокойтесь, я уж постараюсь выб-
рать девицу пожирнее, чтобы себе бока не отшибить. Раздался громкий
смех. Когда матросы успокоились, Маклеод продолжал:
- Вот как бы все произошло в нашем Хайленде, Парсел, и я не вижу, с
какой это стати я должен бухаться на колени перед чертовой негритянкой и
выполнять ее капризы лишь потому, что я принужден жить на этом проклятом
острове среди Тихого океана.
- Речь идет не о том, чтобы выполнять ее капризы, - ответил Парсел,
раздосадованный иезуитским выступлением Маклеода, - а о том, чтобы полу-
чить ее согласие на брак.
Старик Джонсон поднял руку, как бы прося слова, беспокойно поглядел
на кончик своего толстого носа и проговорил надтреснутым голосом:
- С вашего разрешения, лейт...
Он робко, как нашкодивший пес, поглядел на Маклеода и поспешно попра-
вился:
- С вашего разрешения, Парсел. Предположим, я говорю: "Хочу Ороа", а
Ороа не хочет. Я говорю: "Хочу Таиату", а Таиата не хочет. Короче, назы-
ваю всех подряд, и ни одна не хочет. Он испуганно вскинул на Парсела
глаза.
- Значит, так я без жены и останусь?
- Поверьте мне, - сказал Парсел, - лучше вообще не иметь жены, чем
взять себе жену без ее согласия.
- Ну, это как сказать, как сказать! - Джонсон с сомнением покачал го-
ловой и потрогал прыщи, алевшие сквозь щетину бороды. - Если женщина
плохая, так уж все у нее плохо и снаружи и внутри! Но если хорошая, так
это же, господи Иисусе, чистый мед!
Снова раздался смех. Джонсон замолк, бросил испуганный и изумленный
взгляд на матросов и добавил:
- Это так говорится.
- Что говорится-то? - насмешливо спросил Смэдж.
Маклеод толкнул его в грудь своим костлявым локтем.
- Дай ему досказать. Вечно ты его дразнишь.
Джонсон бросил на шотландца признательный взгляд, и Парсел вдруг по-
нял игру Смэджа и Маклеода: первый издевается над стариком, а второй его
"защищает". А Джонсон то ли со страху, то ли из благодарности еще пре-
даннее служит им.
- Это так говорится, - повторил Джонсон, осмелев после вмешательства
Маклеода.
Он выпрямился, постарался придать себе важную осанку и, не замечая
смехотворности своих жестов, проговорил властным тоном, будто привык,
что его слова выслушиваются в уважительном молчании:
- Вот когда вы говорили, Парсел, я сидел тут и думал. Вот про это са-
мое согласие. Так вот насчет согласия... Я - против. Нет и нет. Согласие
совсем не то, - что вы думаете, Парсел. Возьмите, к примеру, миссис
Джонсон. Она - то охотно согласилась, а легче мне от этого не было.
Кто - то хихикнул, но Маклеод громко спросил:
- Кто еще просит слова? Все молчали, и Маклеод по очереди оглядел
присутствующих:
- Если никто не просит слова, предлагаю начать голосование. Кто за
то, чтобы спрашивать у негритянок согласия?
- Лучше спросите, кто против, - посоветовал Парсел. Взглянув на него
исподлобья, Маклеод пожал костлявыми плечами и проговорил:
- Кто против того, чтобы спрашивать у негритянок согласия?
И первым поднял руку. Хант немедленно последовал его примеру. Затем
подняли руку Смэдж, Уайт и Джонсон.
- Пять голосов из восьми, - сказал Маклеод нарочито равнодушным то-
