открыть глаза, но от этого ничего не изменилось - или вокруг была ночь,
или я ослеп...
Тогда я стал думать о Косте.
Костя погиб, но в моей памяти он был совсем-совсем живой. Моя память,
хоть ненадолго, воскресила моего лучшего друга, и от этого мне стало
немного легче. И почему только этот проклятый стриж склевал не меня?..
Ведь я же втравил Костю в эту историю, и вот я живой, а Костя погиб, по-
гиб как муравей, не успев даже превратиться в человека! Сначала эта
мысль мне показалась правильной, а потом я подумал еще немного, и эта
мысль мне показалась неправильной. Что значит - Костя погиб как муравей,
не успев превратиться в человека? Да Костя, в кого бы он ни превращался,
он все равно по отношению ко мне оставался че-ло-ве-ком! И на помощь му-
равьям Костя бросился как человек! И меня в беде не оставил! И один без
меня не захотел ни в кого превращаться! И перед мирмиками не струсил! Да
если бы Эрка Кузякина видела своими глазами, как бесстрашно себя вел
Костя Малинин на войне, да она бы ему одному весь номер стенной газеты
посвятила, а Алик Новиков, если бы он был муравьиным корреспондентом, да
он бы на него всю пленку исщелкал.
Нет, Костя Малинин все ЭТО время был человеком, и погиб он как чело-
век. И не надо было ему шептать никаких волшебных слов, и не надо было
ему желать по-настоящему превратиться в человека, потому что он уже дав-
но превратился! Да! Костя Малинин, безусловно, превратился в человека, а
я?.. Конечно, самому о себе мне трудно говорить, и вел я себя по отноше-
нию к Косте Малинину как человек или нет, мне тяжело самому судить...
Может быть, я как был муравьем, так и остался?.. Может быть... Только я
тоже, честно говоря, я тоже старался не подгадить... Мне ведь тоже из-за
Кости Малинина мирмики сколько раз голову чуть-чуть не оттяпали. Хорошо,
что в последний раз еще промахнулись да вместо головы в лапу вцепились,
а лапа до сих пор вон как болит и ноет.
Верхней лапкой я осторожно погладил ту, что прокусили мирмики, и дер-
нулся... Нет, нет, на этот раз я не лапкой гладил муравьиную лапку, а
рукой, человеческой рукой я гладил ногу, - так мне, во всяком случае,
показалось... Тогда я открыл глаза и действительно увидел вместо лапы
обыкновенную мальчишескую ногу. Это была моя нога, и только запекшаяся
от крови царапина напоминала о том, что эта нога совсем недавно была му-
равьиной лапой, и руки у меня были теперь как руки, и голова... И голова
на месте...
Чтобы прийти окончательно в себя, я еще немного полежал в траве, по-
том немного посидел, а потом встал, отряхнул штаны и, спрятав руки в
карманы, как человек зашагал к дому. Я шел, не глядя по сторонам, утк-
нувшись глазами в носки ботинок. В голове у меня шумело, все тело ныло,
словно меня всего исколотили палками, а нога, покусанная мирмиками, так
саднила, что на нее было больно наступать. Раз пять или шесть я натыкал-
ся на каких-то прохожих, которые каждый раз при этом мне говорили: "Под
ноги надо смотреть, мальчик!" - как будто бы я смотрел не под ноги, а по
сторонам.
Не помню, как я добрался до своего двора, потому что всю дорогу я шел
как во сне и очнулся только тогда, когда налетел животом на калитку.
Не вынимая рук из карманов, я пинком распахнул дверцу, подошел к ска-
мейке и сел. Во дворе было все по-прежнему. Все так же с акаций то и де-
ло срывались веселые компании воробьев, над клумбой порхали бабочки, а
по скамейке бегали черные муравьи. Все было на своем месте. Не было
только Кости Малинина. Не было и уже не будет больше никогда. Да и само-
го меня тоже, пожалуй, не было, то есть вообще-то я был, но я был уже
совсем какой-то не такой. Я сидел на лавочке сам не свой. Мне все каза-
лось, что я только что вернулся из какого-то очень-очень далекого и
очень опасного путешествия, в которое я отправился вместе со своим дру-
гом Костей Малининым много-много лет тому назад. Отправился вместе с
Костей, а вернулся один. И теперь уж всю жизнь буду один, совсем один...
Я закрыл лицо руками и заревел, заревел первый раз в своей жизни.
Слезы бежали по щекам, по рукам, по шее и даже по животу. Сижу, реву, а
слезы все бегут и бегут. Я даже удивился: откуда у человека может
взяться столько слез? С другой стороны, если человек ни разу в жизни не
ревел, то у него за все время слезы вполне могли накопиться в таком
большом количестве.
- Баранкин! Ты это чего разнюнился? - раздался совершенно неожиданно
откуда-то сверху голос Кости Малинина.
СОБЫТИЕ ТРИДЦАТЬ ПЯТОЕ
Мы существуем!
- Костя, - сказал я, перестав всхлипывать и обливаться слезами. - Это
ты?
- Я! - сказал голос Кости Малинина сверху, голос был глухой и дале-
кий, словно он шел с неба.
- Ты уже... т-а-м?..
- Где - т-а-м?..
- Ну где там, на т-о-м свете, что ли?..
- На каком на т-о-м свете... Я на заборе, а не на том свете, чего это
ты городишь?..
- Ну что ты меня, Малинин, обманываешь? Я же сам видел, как тебя съел
стриж. А раз он тебя съел, то ты не можешь сидеть на заборе.
- Кого съел стриж? Меня?.. Он тебя съел, а не меня, я своими глазами
видел.
- А я тебе говорю, он тебя съел!
- Как же он меня съел, если я живой и невредимый сижу на заборе? Отк-
рой глаза и убедишься!
- "Открой"! А если я боюсь?
- Чего ты боишься?
- Я глаза открою, а ты не существуешь, - сказал я и снова пролил це-
лых два ручья слез.
- Хорошо, - сказал сверху голос Кости Малинина, - сейчас ты убе-
дишься, существую я или не существую.
Вверху что-то завозилось, зашебаршило и затем прыгнуло мне на плечи.
Я свалился на землю и открыл глаза. Костя Малинин был жив, никаких
сомнений и быть не могло. Он сидел на мне верхом, тузил меня кулаками и
приговаривал:
- Ну как, существую я или не существую? Существую или не существую?
- Существуешь! - заорал я, и мы вместе с Костей покатились по траве,
устланной желтыми листьями. - Костя Малинин из семейства Малининых су-
ществует!!! Уррра!!! Уррра!!!
- Значит, с-у-щ-е-с-т-в-у-е-м?
- С-у-щ-е-с-т-в-у-е-м, значит!
- А как мы с тобой существуем?
- Как люди!
- Как ч-е-л-о-в-е-к-и!
- Урра!!! - крикнули мы на радостях в один голос и снова бросились
обнимать друг друга.
- Постой! Постой! - сказал я Косте. - Дай-ка я на тебя посмотрю...
- Да что ты, Юрка! - засмеялся Костя. - Что, ты меня раньше не видел,
что ли?..
- Не видел! - сказал я. - Раньше я тебя не видел и ты меня тоже
по-настоящему не видел... А главное, что я раньше сам себя не видел и ты
сам себя не видел...
И мы стали молча смотреть друг на друга. Костя смотрел на меня, а я
смотрел на Костю, и не просто смотрел, а рассматривал всего, с ног до
головы, рассматривал, как какое-то потрясающее чудо природы. Некоторое
время я, например, тараща глаза, разглядывал Костины руки, покрытые бое-
выми ссадинами и царапинами. Раньше я, конечно, ни за что бы не обратил
внимания ни на свои, ни на чужие руки. Руки и руки... А сейчас я не мог
оторвать от них глаз. Вот это да! Это вам не какая-нибудь муравьиная
лапка или воробьиное крылышко! Вы тоже никогда не обращали внимания на
свои руки? Нет, из ребят, может быть, кто и обращал внимание, а девчонки
определенно обращают внимание только на свое лицо.
А голова!.. Я на свою голову тоже раньше не обращал особенного внима-
ния. Голова и голова... Есть на плечах, и ладно! Нахлобучишь кепку - и
хорошо! Пофантазируешь - и довольно! А теперь, теперь... После все-
го-всего, что я пережил, уж я-то точно знал, что если руки человека -
это чудо, то уж го-ло-ва - это самое расчудесное чудо из всех расчудес-
ных чудес. Даже голова Веньки Смирнова - это тоже чудо. Только он еще не
знает об этом, а во-вторых, не умеет этим чудом пользоваться. А таких,
как Венька, на земном шаре может, наверное, много человек набраться. И в
Америке есть свой Венька Смирнов, и во Франции, и в Англии... И везде
есть такие ребята, которые ни о чем не думают, и такие, которые думают
совсем не о том, о чем надо думать, - такие тоже есть. Например, я и
Костя Малинин! Но теперь-то я точно знаю, отчего это все происходит: от-
того, что не все ребята знают о том, как это замечательно интересно -
думать вообще и особенно думать о том, о чем нужно думать. Думать и со-
ображать! И опять же не как-нибудь, так, инстинктивно, как говорится,
по-муравьиному, а по-настоящему думать - по-че-ло-ве-че-ски!!!
Не знаю, сколько бы еще времени просидели мы с Костей вот так на тра-
ве, думая об одном и том же...
Мне Костя, конечно, не говорил, но я готов был дать голову на отсече-
ние, я чувствовал, я слышал, честное слово, слышал, что Костя Малинин
думает слово в слово о том же, о чем думаю я, но только в самый разгар
наших размышлений с дерева на спину мне прыгнуло что-то пушистое и так
вцепилось сквозь рубашку в искусанное муравьями, исклеванное воробьями
тело, что я чуть не заорал.
- Муська! - закричал обрадованно Костя Малинин.
Конечно, это была она - наша Муська, та самая Муська, которая два ра-
за хотела меня съесть, когда я еще был воробьем.
- Ага, Муська! - закричал я, отдирая Муську от своей спины. - Вот я
сейчас с тобой за ВСЕ и рассчитаюсь! Муська! - Я хотел схватить ее за
ухо, но мне помешал это сделать Костя Малинин.
- Ладно, Баранкин, - сказал Костя. - Прости ее на радостях, раз уж
все кончилось хорошо!..
И здесь Костя, видно, так снова обрадовался, что все кончилось так
хорошо и даже замечательно, что бросился на меня и стал обнимать изо
всех сил. Потом я от радости обнял скамейку, ту самую скамейку, на кото-
рой мы сидели еще Т-О-Г-Д-А, потом я обнял забор, который стоял возле
березы, а потом мы вместе с Костей обняли березу, ту самую березу, под
которой стояла та самая скамейка, на которой мне первый раз в жизни
пришла в голову мысль, что я, видите ли, устал быть человеком...
- Я их по всем дворам разыскиваю, а они с деревьями обнимаются! -
крикнул Мишка Яковлев с велосипеда, влетая с Аликом неожиданно на своей
машине во двор.
Потом за ними показались Зинка Фокина, Эра Кузякина и все остальные.
- Мишка! - крикнули мы с Костей в один голос, набрасываясь на Яковле-
ва с двух сторон и заключая его в свои объятия.
От неожиданности Мишка выпустил руль, и мы свалились на землю. Я и
Костя продолжали обнимать и целовать Мишку Яковлева и Алика Новикова.
- Да вы что, ребята? Вы с ума сошли? Мы же вчера только виделись! Ре-
бята! Да что это вы, как девчонки прямо! - отбивались от нас и Алик, и
Мишка.
- Алик и Мишка! - сказал Костя Малинин со слезами на глазах, чмокая
Яковлева в ухо. - А что здесь без вас было!..
- Что было? Где было? - насторожился Алик.
- Что б-ы-л-о, т-о п-р-о-ш-л-о, - сказал я и так при этом посмотрел
на Костю Малинина, что тот прикусил язык.
В это время нас окружили девчонки из нашего класса.
- Их, конечно, по всему городу ищут, - сказала Эра Кузякина, - а они,
конечно, на траве валяются!..
- Баранкин! - сказала Зина Фокина. - Вы намерены, в конце концов, за-
ниматься или нет?
- Зиночка! - сказал я. - Зиночка! - повторил я. - Если бы ты знала,
Зиночка, к-а-к мы с Костей намерены з-а-н-и-м-а-т-ь-с-я!
- И заниматься, и работать! - сказал Костя и взял из рук Эры Кузяки-
ной лопату.
А я взял лопату у Зины Фокиной.
- Баранкин! - сказала Эра. - А почему у вас с Костей вид какой-то не-
нормальный? И поведение тоже... - добавила она.
- Потому что потому!.. - закричал я.
- Ну, пошли, - сказал Мишка, - а то и так сколько времени зря потеря-
ли!..
- Минуточку! - сказал я. - Ребята!.. Я должен вам всем сказать, что
ЧЕЛОВЕК - ЭТО ЗВУЧИТ!
- Баранкин! - сказала Эра. - Ты говоришь неправильно! Нужно говорить:
"Человек - это звучит гордо!"
- Ладно, Эрка! - сказал я. - Мы-то теперь уж получше твоего знаем,
