пути: старость, болезни, голодные рты, беспомощные руки, цепляющиеся за
ее подол. И она, Скарлетт О'Хара Гамильтон, вдова девятнадцати лет от
роду, одна, одна с малюткой-сыном.
Так что же ей теперь делать? Конечно, тетушка Питти и Бэрры в Мейконе
могут взять к себе Мелани с младенцем. Если сестры поправятся, родные
Эллин должны будут - пусть даже им это не очень по душе - позаботиться о
них. А она и Джералд могут обратиться за помощью к дядюшкам Джеймсу и
Эндрю.
Скарлетт поглядела на два исхудалых тела, разметавшиеся на потемнев-
ших от пролитой воды простынях. Она не испытывала любви к Сьюлин и сей-
час внезапно поняла это с полной отчетливостью. Да, она никогда ее не
любила. Не так уж сильно привязана она и к Кэррин - все слабые существа
не вызывали в ней симпатии. Но они одной с ней плоти и крови, они части-
ца Тары. Нет, не может она допустить, чтобы они жили у тетушек на поло-
жении бедных родственниц. Чтобы кто-то из О'Хара жил у кого-то из милос-
ти, на чужих хлебах! Нет, этому не бывать!
Так неужели нет выхода из этого тупика? Ее усталый мозг отказывался
соображать. Она медленно, словно воздух был плотным, как вода, подняла
руки и поднесла их к вискам. Потом взяла тыквенную бутыль, установленную
между стаканами и пузырьками, и заглянула в нее. На дне оставалось еще
немного виски - при этом тусклом свете невозможно было понять сколько.
Странно, что резкий запах виски уже не вызывал в ней отвращения. Она
сделала несколько мельченных глотков, но виски на этот раз не обожгло ей
горло - просто тепло разлилось по всему телу, погружая его в оцепенение.
Она положила на стол пустую бутылку и поглядела вокруг. Все это сон:
душная, туск-то освещенная комната; два тощих тела на кровати; Мамушка -
огромное, бесформенное нечто, примостившееся возле; Дилси - неподвижное
бронзовое изваяние с розовым комочком, уснувшим у ее темной груди... Все
это сон, и когда она проснется, из кухни потянет жареным беконом, за ок-
нами прозвучат гортанные голоса негров, заскрипят колеса выезжающих в
поле повозок, а рука Эллин мягко, но настойчиво тронет ее за плечо.
А потом она увидела, что лежит у себя в комнате, на своей кровати, в
окно льется слабый свет луны и Мамушка с Дилси раздевают ее. Она была
уже избавлена от мук, причиняемых тугим корсетом, и могла легко и сво-
бодно дышать всей грудью. Она почувствовала, как с нее осторожно стяги-
вают чулки, слышала невнятное, успокаивающее бормотание Мамушки, обмы-
вавшей ее натруженные ступни... Как прохладна вода, как хорошо лежать
здесь, на мягкой постели, и чувствовать себя ребенком! Она глубоко
вздохнула и закрыла глаза... Пролетело какое-то мгновение, а быть может,
вечность, и она уже была одна, и в комнате стало светлее, и луна залива-
ла сиянием ее постель.
Она не понимала, что сильно захмелела - захмелела от усталости и от
виски. Ей казалось просто, что она как бы отделилась от своего измучен-
ного тела и парит где-то высоко над ним, где нет ни страданий, ни уста-
лости, и голова у нее необычайно светла, и мозг работает со сверхъес-
тественной ясностью.
Она теперь смотрела на мир новыми глазами... ибо где-то на долгом и
трудном пути к родному дому она оставила позади свою юность. Ее душа уже
не была податливой, как глина, восприимчивой к любому новому впечатле-
нию. Она затвердела - это произошло в какую-то неведомую секунду этих
бесконечных, как вечность, суток. Сегодня ночью в последний раз кто-то
обходился с нею как с ребенком. Юность осталась позади. Скарлетт стала
женщиной.
Нет, она не может и не станет обращаться ни к братьям Джералда, ни к
родственникам Эллин. О'Хара не принимают подаяний. О'Хара умеют сами по-
заботиться о себе. Ее ноша - это ее ноша и, значит, должна быть ей по
плечу. Глядя на себя откуда-то сверху и словно бы со стороны, она без
малейшего удивления подумала, что теперь ее плечи выдержат все, раз они
выдержали самое страшное. Она не покинет Тару. И не только потому, что
эти акры красной земли принадлежат ей, а потому, что она сама - всего
лишь их частица. Она, подобно хлопку, корнями вросла в эту красную, как
кровь, почву и питалась ее соками. Она останется в поместье и найдет
способ сохранить его и позаботиться об отце, и о сестрах, и о Мелани, и
о сыне Эшли, и о неграх. Завтра... Ох, это завтра! Завтра она наденет на
шею ярмо. Завтра столько всего нужно будет сделать. Нужно пойти в Две-
надцать Дубов и в усадьбу Макинтошей и поискать, не осталось ли чего-ни-
будь в огородах, а потом поглядеть по заболоченным местам у реки, не
бродят ли там разбежавшиеся свиньи и куры. И нужно поехать в Джонсборо и
Лавджой, отвезти мамины драгоценности - может, там остался кто-нибудь, у
кого удастся выменять их на продукты. Завтра... завтра - все медленнее
отсчитывало у нее в мозгу, словно в часах, у которых завод на исходе; но
необычайная ясность внутреннего зрения оставалась.
И неожиданно ей отчетливо припомнились все семейные истории, которые
она столько раз слушала в детстве - слушала нетерпеливо, скучая и не по-
нимая до конца. О том, как Джералд, не имея ни гроша за душой, стал вла-
дельцем Тары; как Эллин оправилась от таинственного удара судьбы; как
дедушка Робийяр сумел пережить крушение наполеоновской империи и заново
разбогател на плодородных землях Джорджии; как прадедушка Прюдом создал
небольшое королевство, проникнув в непролазные джунгли на Гаити, все по-
терял и вернул себе почет и славу в Саванне: о бесчисленных безымянных
Скарлетт, сражавшихся бок о бок с ирландскими инсургентши за свободную
Ирландию и вздернутых за свои старания на виселицу, и о молодых и старых
О'Хара, сложивших голову в битве на реке Войн, защищая до конца то, что
они считали своим по праву.
Все они понесли сокрушительные потери и не были сокрушены. Их не сло-
мил ни крах империи, ни мачете в руках взбунтовавшихся рабов, ни опала,
ни конфискация имущества, ни изгнание. Злой рок мог сломать им хребет,
но не мог сломить их дух. Они не жаловались - они боролись. И умирали,
исчерпав себя до конца, но не смирившись. Все эти призраки, чья кровь
текла в ее жилах, казалось, неслышно заполняли залитую лунным светом
комнату. И Скарлетт не испытывала удивления, видя перед собой своих
предков, которым суждено было нести такой тяжкий крест и которые перек-
раивали судьбу на свой лад.
Тара была ее судьбой, ее полем битвы, и она должна эту битву выиг-
рать.
Словно в полусне она повернулась на бок, и сознание ее стало медленно
погружаться во мрак. В самом ли деле они все пришли сюда, эти тени, что-
бы безмолвно шепнуть ей слова ободрения, или это сон?
- Здесь вы или вас нет, - пробормотала она засыпая, - все равно спа-
сибо вам и - спокойной ночи.
ГЛАВА XXV
На следующее утро все тело у Скарлетт так ломило от долгой непривыч-
ной ходьбы и езды в тряской повозке, что каждое движение причиняло нес-
терпимую боль. Лицо было обожжено солнцем, и ладони в волдырях. Во рту и
в горле пересохло, она умирала от жажды и никак не могла утолить ее,
сколько бы ни пила воды. Голова была словно налита свинцом, и малейшее
движение глазами заставляло морщиться от боли. Тошнота, совсем как в
первые месяцы беременности, подкатывала к горлу, и даже запах жареного
мяса, поданного к столу на завтрак, был непереносим. Джералд мог бы
объяснить ей, что после крепкой выпивки накануне она впервые стала жерт-
вой обычного состояния похмелья, но Джералд не замечал ничего происхо-
дившего вокруг. Он сидел во главе стола - старый седой человек с от-
сутствующим взглядом, - сидел, уставившись выцветшими глазами на дверь,
чуть наклонив голову набок и стараясь уловить шелест платья Эллин, вдох-
нуть запах сухих духов лимонной вербены.
Когда Скарлетт села за стол, он пробормотал:
- Мы подождем миссис О'Хара. Она задержалась.
Скарлетт подняла разламывающуюся от боли голову и поглядела на него,
не веря своим ушам, но встретила молящий взгляд стоявшей за стулом Дже-
ралда Мамушки. Тогда она встала пошатываясь, невольно поднесла руку ко
рту и при ярком утреннем свете вгляделась в лицо отца. Он устремил на
нее ничего не выражающий взгляд, и она увидела, что руки у него дрожат и
даже голова слегка трясется.
До этой минуты она не отдавала себе отчета в том, до какой степени
подсознательно рассчитывала на Джералда, полагая, что он возьмет на себя
руководство хозяйством и будет указывать ей, что следует делать. Но те-
перь... А ведь прошлой ночью он как будто совсем пришел в себя. Правда,
от прежней живости и бахвальства не осталось и следа, но по крайней мере
он вполне связно рассказывал о различных событиях, а теперь... Теперь он
даже не сознает, что Эллин нет в живых. Двойной удар - ее смерть и при-
ход янки - потрясли его рассудок. Скарлетт хотела было что-то сказать,
но Мамушка неистово замотала головой и утерла покрасневшие глаза краем
передника.
"Неужели папа совсем лишился рассудка? - пронеслось у Скарлетт в уме,
и ей показалось, что голова у нее сейчас лопнет от этого нового обрушив-
шегося на нее удара. - Нет, нет, он просто оглушен. Просто болен. Это
пройдет. Он поправится. Должен поправиться. А что я буду делать, если не
пройдет? Я не стану думать об этом сейчас. Не стану думать ни о чем: ни
о маме, ни обо всех этих ужасах сейчас. Не стану думать пока... Пока я
еще не в силах этого выдержать. Столько есть всего, о чем надо подумать.
Зачем забивать себе голову тем, чего уже не вернешь, - надо думать о
том, что еще можно изменить".
Она встала из-за стола, не притронувшись к завтраку, вышла на заднее
крыльцо и увидела Порка: босой, в лохмотьях, оставшихся от его парадной
ливреи, он сидел на ступеньках и щелкал орешки арахиса. В голове у Скар-
летт стоял гул и звон, солнце немилосердно резало глаза. Даже держаться
прямо было ей сейчас нелегко, и она заговорила сухо, коротко, отбросив
все правила вежливого обращения с неграми, на которых всегда настаивала
ее мать.
Она начала задавать вопросы в такой резкой форме и так повелительно
отдавать распоряжения, что у Порка от удивления глаза полезли на лоб.
Мисс Эллин никогда не разговаривала так ни с кем из слуг, даже если зас-
тавала их на месте преступления - с украденной дыней или цыпленком.
Скарлетт снова принялась расспрашивать про плантации, про фруктовый сад,
огород, живность, и в ее зеленых глазах появился такой жесткий блеск,
какого Порк никогда прежде не замечал.
- Да, мэм, эта лошадь сдохла - прямо там, где я ее привязал. Ткнулась
мордой в ведерко с водой и опрокинула его. Нет, мэм, корова жива. Вам не
докладывали? Она отелилась ночью. Потому и мычала так.
- Да, отличная повивальная бабка получится из твоей Присей, - едко
проронила Скарлетт. - Она ведь утверждала, что корова мычит, потому что
давно не доена.
- Так ведь Присей не готовили в повивальные бабки для скота, мисс
Скарлетт, - деликатно напомнил Порк. - И, как говорится, спасибо за то,
что бог послал, - эта телочка вырастет в хорошую корову, и у нас будет
полно молока, масла и пахтанья для молодых мисс, а доктор-янки говорил,
что молодым мисс большая от него польза.
- Ну, ладно, давай дальше. Скот какой-нибудь остался?
- Нет, мэм. Только одна старая свинья с поросятами. Я загнал их всех
на болото, когда понаехали янки, а нынче где их искать - бог весть. Она
пугливая была, свинья эта.
- Все равно их надо разыскать. Возьми с собой Присси и отправляйся,
пригони их домой.
Порк был немало удивлен и сразу вознегодовал.
- Мисс Скарлетт, это работа для негров с плантации. А я всю жизнь
служил при господах.
Два маленьких дьяволенка с раскаленными докрасна вилами, казалось,
глянули на Порка из зеленых глаз Скарлетт.
- Ты и Присей вдвоем сейчас же пойдете и поймаете эту свинью, или -
