МАРГАРЕТ МИТЧЕЛЛ: УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ
Риплей Александра: Скарлетт
МАРГАРЕТ МИТЧЕЛЛ:
УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ
Перевод с английского Т. Озерской
Вступительная статья П. Палиевского
Издательство "Правда", 1991 г.
OCR Палек, 1998 г.
МАРГАРЕТ МИТЧЕЛЛ И ЕЕ КНИГА
Взгляните на карту Юга США. Штаты Алабама, Джорджия, Южная Каролина.
Внизу - Флорида. "О Флорида!", то есть цветущая, утопающая в цветах, -
вскричал, по преданию, Колумб; слева - Новый Орлеан, куда, если верить
литературе, сослали Манон Леско; справа, на побережье Саванна, где умер
пират Флинт - "умер в Саванне от рома" - и кричал "пиастры! пиастры!"
его жуткий попугай. Вот отсюда и пришла Скарлетт О'Хара, героиня этой
книги, покорительница Америки.
В американской литературе XX века нет более живого характера. Пробле-
мы, неразрешенные комплексы, имена - это пожалуйста; но чтобы был чело-
век, который перешагнул за обложку книги и пошел по стране, заставляя
трепетать за свою судьбу, - второго такого не отыскать. Тем более что
захватывает она неизвестно чем; буквально, по словам английской песни:
"если ирландские глаза улыбаются, о, они крадут ваше сердце". Ретт, ее
партнер, выражался, может быть, еще точнее: "то были глаза кошки во
тьме" - перед прыжком, можно было бы добавить, который она совершала
всегда безошибочно.
Книга, в которой она явилась, оказалась тоже непонятно чем притягива-
ющей читателя. То ли это история любви, которой нет подобия-любовь-вой-
на, любовь-истребление, - где она растет сквозь цинизм, несмотря на выт-
равливание с обеих сторон; то ли дамский роман, поднявшийся до настоящей
литературы, потому что только дама, наверное, могла подсмотреть за своей
героиней, как та целует себя в зеркале, множество других более тонких
внутренних подробностей: то ли это усадебный роман, как у нас когда-то,
только усадьба эта трещит, горит и исчезает в первой половине романа,
будто ее не было... По знакомым признакам не угадаешь.
Да и сама писательница мало похожа на то, что мы привыкли видеть в
Америке. Она, например, не признавала священное паблисити, то есть блеск
известности и сыплющиеся оттуда деньги. Она отказалась снять о себе
фильм - фильм! - не соглашалась на интервью, на рекламные употребления
романа-мыло "Скарлетт" или мужской несессер "Ретт", особо огорчив одну
исполнительницу стриптиза, которая требовала назвать свой номер "Унесен-
ные ветром" (подразумевая, видимо, одежды); не позволила сделать из ро-
мана мюзикл.
Она вступила в непримиримые отношения с кланом, определявшим литера-
турные ранги Америки. Никому не известная домашняя хозяйка написала кни-
гу, о которой спорили знатоки, возможно ли ее написать, и сошлись, что
невозможно. Комбинат из профессоров, издателей, авторитетных критиков,
давно предложивший литераторам иное: создавать имя, уступая место Друг
другу, но и гарантируя каждому положение в истерии литературы, творимой
на глазах соединенным ударом массовых средств, - этот комбинат, получив
вдруг в бестселлеры не очередного кандидата в историю, а литературу,
способную зажигать умы и жить в них независимо от мнений, ее не принял.
Мнение его выразил критик-законодатель Де Вото: "Значительно число чита-
телей этой книги, но не она сама". Напрасно урезонивал своих коллег по-
сетивший США Герберт Уэллс. "Боюсь, что эта книга написана лучше, чем
иная уважаемая классика". - Голос большого писателя утонул в раздражении
профессионалов. Как водится, пошли слухи. Рассказывали, что она списала
книгу с дневника своей бабушки, что она заплатила Синклеру Льюису, чтобы
тот написал роман...
В самом составе литературы она поддержала то, что считалось примитив-
ным и будто бы преодоленным: чистоту образа, жизнь. Ее девический днев-
ник, полный сомнений в призвании, обнаруживает удивительную зрелость:
"Есть писатели и писатели. Истинным писателем рождаются, а не делаются.
Писатели по рождению создают своими образами реальных живых людей, в то
время как "сделанные" - предлагают набивные чучела, танцующие на вере-
вочках; вот почему я знаю, что я "сделанный писатель"... Позднее в
письме другу она высказалась так: "... если история, которую хочешь
рассказать, и характеры не выдерживают простоты, что называется, голой
прозы, лучше их оставить. Видит бог, я не стилист и не могла бы им быть,
если бы и хотела".
Но это было как раз то, в чем у интеллектуальных кругов искать со-
чувствия было трудно. Молодая американская культура не выдерживала напо-
ра модных течений и наук; в литературе начали диктовать свои условия
экспериментаторы, авторитеты психоанализа сошли за великих мыслителей и
т.д. Доказывать в этой среде, что простая история сама по себе имеет
смысл, и более глубокий, чем набор претенциозных суждений, было почти
так же бесполезно, как когда-то объяснять на островах, что стеклянные
бусы хуже жемчужин. Здесь требовались, по выражению Де Вото, "философс-
кие обертоны". И через сорок лет на родине Митчелл, в Джорджии, критик
Флойд Уоткинс, зачисляя ее в "вульгарную литературу", осуждает этот
"простой рассказ о событиях" без "философских размышлений"; тот факт,
что, как сказала Митчелл, "в моем романе всего четыре ругательства и од-
но грязное слово", кажется ему фарисейством и отсталостью; ему не нра-
вится ее популярность. "Великая литература может быть иногда популярной,
а популярная - великой. Но за немногими известными исключениями, такими,
как Библия, а не "Унесенные ветром", величие и популярность скорее про-
тивостоят друг другу, чем находятся в союзе". Остается лишь поместить в
исключения Сервантеса и Данте, Рабле, Толстого, Чехова, Диккенса, Марка
Твена... кого еще? В исключения из американской литературы Маргарет Мит-
челл так или иначе попадала.
Мы не знаем ничего об ее общении с кем-либо из писателей, знаменитых
в ее время. Она не участвовала ни в каких объединениях, никого, в свою
очередь, не поддерживала, не выдвигала. Представители так называемой
"южной школы" (Р. - П. Уоррен, Карсон Маккаллерс, Юдора Уэлти и др.),
чрезвычайно предупредительные друг к другу, никогда не упоминают ее име-
ни. То же и Фолкнер, воспитанный негритянкой-няней, вероятно, похожей на
ту, которую читатель встретит в романе (в семье Фолкнеров ее звали "Мам-
ми Калли"), и скакавший на лошади через изгородь своего участка точно
так же, как отец Скарлетт Джералд О'Хара, мог бы помянуть ее в своих пе-
речнях "американских писателей"... Мог бы, если бы захотел. Небывалый
читательский успех обошелся Митчелл, видно, все-таки слишком дорого. В
литературной среде она осталась навсегда одна.
Но американкой она была. Настоящей, в жилах которой текла американс-
кая история: беглые предки из Ирландии со стороны отца, с другой - такие
же французы; традиции независимости и полагания на собственную силу, го-
товность рисковать; любимыми стихами ее матери были:
И тот судьбы своей страшится
Иль за душой у него мало,
Кто все поставить не решится,
Когда на то пора настала!
Два деда ее сражались на стороне южан; один получил пулю в висок,
случайно не задевшую мозга, другой долго скрывался от победителей-янки.
Современная Атланта, конечно, ничем не напоминает об этих временах.
Фантастический гриб гостиницы "Хайет-Ридженси"; полированные цоколи
страховых компаний; чахлый скверик, обтекаемый потоками машин. Но во
времена юности Митчелл здесь еще стояли особняки, похожие на наш дво-
рянский "ампир", сады; жили люди, хорошо знавшие друг друга. Мать пока-
зывала ей обгорелые печные трубы и пустыри - следы исчезнувших в войну
семейств. Достопримечательностью города была и панорама, рассказывающая
о сражении за Атланту и взывающая теперь о финансовой помощи - среди бо-
лее популярных современных развлечений. Хотя, по словам брата писа-
тельницы, г-на Стивенса Митчелла, Маргарет не любила ее и тогда, может
быть, за несколько нарочитый пафос. Девочка росла в атмосфере рассказов
о потрясающих событиях недавней эпохи, чему помогало и то, что отец ее
был председателем местного исторического общества. Видимо, семейные пре-
дания, впечатления юности и привели ее к странной мысли, что она живет в
завоеванной стране.
Какими путями было задумано отвоевание, мы не знаем. Характер был
скрытный, оставлявший снаружи только то, что считал возможным показать.
Однажды она рассказала, как отец, будучи мальчишкой, как-то залез на де-
рево, чтобы подсмотреть, куда идет старый джентльмен, их родственник. Он
увидел, что тот прошагал с полмили по дороге, а потом вдруг свернул на
луг, хотя мог бы пройти туда прямо: самая мысль, что кто-то знает его
намерения, была ему ненавистна. "Чем дольше я живу, тем больше верю в
наследственность и тем больше чувствую расположение к старому джентльме-
ну".
Биография ее выглядит вполне ординарной. Родилась в 1900 году, средне
училась, писала для школьного театра пьесы из жизни экзотических стран,
включая Россию, танцевала, ездила верхом. В 1918 году на фронте во Фран-
ции погиб ее жених - лейтенант Генри; каждый год в день его смерти она
посылала его матери цветы. В 1925 году, вторично выйдя замуж за страхо-
вого агента Джона Марша (о первом браке известно лишь то, что Маргарет
не расставалась с пистолетом, пока ее супруг не был найден убитым где-то
на Среднем Западе), она оставила работу репортера в местной газете и по-
селилась с мужем неподалеку от прославленной ею Персиковой улицы. Она
повела жизнь типичной провинциальной леди, как себя и называла, с тем
лишь отличием, что дом ее был полон каких-то бумажек, над которыми поте-
шались и гости, и она сама. Это и был роман, создававшийся с 1926 по
1936 год. И только когда он вышел, можно было понять, на что посягнула
эта маленькая смелая женщина.
Если европейские писатели, посещавшие Америку, нередко относились к
ней как к переростку, воспитание которого упущено (как, например, Ток-
виль, Диккенс, Гамсун или Грин); если американцы выдвинули в ответ свой
идеал, Гекльберри, которому воспитание не нужно, - лицемерие старой те-
тушки Европы, а янки еще скажут свое слово при дворе романтического хла-
ма, - то Маргарет Митчелл повернула этот затянувшийся спор в неожиданный
вопрос: да янки ли Америка? Никогда еще не подвергался такому сильному
сомнению человеческий тип, связанный с этим именем, и его право предс-
тавлять страну.
Сомнение это не покажется нам странным, если мы вспомним, что прои-
зошло в США в результате Гражданской войны 1861-1865 годов.
Восстановим кратко канву событий. В октябре 1859 года Джон Браун с
сыновьями захватил арсенал в Харперс-Ферри, требуя отмены самого вопию-
щего из зол, существовавших в стране, - рабства. Его гибель покончила с
надеждами на мирное урегулирование; оба лагеря мобилизовались. В 1860
году президентом стал убежденный аболиционист Авраам Линкольн; Южные
штаты отделились, образовав конфедерацию (1861), и военные действия на-
чались. Перевес был на стороне Севера - примерно двадцать миллионов на-
селения против десяти и сильный промышленный потенциал; однако у Юга бы-
ли более талантливые генералы и централизованное руководство. Вначале
дело шло с переменным успехом; северяне захватили с моря Новый Орлеан и
двигались навстречу своим войскам по Миссисипи; семидневный кровавый бой
у реки Чикагомини (1862) кончился безрезультатно; южане выиграли нес-
колько важных сражений в приграничных областях и вторглись в Пенсильва-
нию. Но после того как Линкольн провозгласил 1 января 1863 года отмену
рабства, наступил перелом. Объединенное командование северными армиями
принял генерал Грант - будущий президент; подчиненный ему генерал Шерман
быстрым броском взял в сентябре 1864 года Атланту (пожар и паника кото-
рой красочно описаны в романе); в апреле 1865 года остатки армий конфе-
