дотянуться до материнской щеки, смотрела на нежный рот Эллин, казавшийся
таким беззащитным, на ее тонкую верхнюю губу и невольно спрашивала себя:
неужели этот рот тоже когда-нибудь беспечно улыбался и в ночной тишине
шепотом поверял свои девичьи секреты на ухо подружке? Это казалось нево-
образимым. Для Скарлетт Эллин всегда была такой, как сейчас, - сильной,
мудрой опорой для всех, единственным человеком на свете, знающим ответ
на все вопросы.
Но, конечно, Скарлетт была не права. Эллин Робийяр из Саванны умела
беззаботно улыбаться и заливаться беспричинным смехом, как любая пятнад-
цатилетняя девчонка этого живописного городка на берегу Атлантики, и,
как все девчонки, поверяла по ночам свои секреты подружкам - все секре-
ты, кроме одного. Так было вплоть до того дня, когда некий Джералд О'Ха-
ра, двадцатью восемью годами старше Эллин, не вошел в ее жизнь. И случи-
лось это в тот самый год, когда Филипп Робийяр, ее беспутный черноглазый
кузен с дерзким взглядом и отчаянными повадками, навсегда покинул город
и унес с собой весь молодой жар ее сердца, оставив маленькому кривоного-
му коротышке ирландцу только восхитительно женственную оболочку.
Но Джералду, который, женившись на Эллин, не помнил себя от счастья,
и этого было довольно. И если какая-то частица ее души была мертва для
него, он никогда от этого не страдал. Джералд был достаточно умен, чтобы
понимать: если он, небогатый ирландец, без роду без племени, взял в жены
девушку из самого богатого и родовитого семейства на всем побережье, -
это почти что равносильно чуду. Ведь он был никто, человек, выбившийся
из низов.
Джералд О'Хара эмигрировал из Ирландии в Америку, когда ему едва ис-
полнился двадцать один год. Отъезд был скоропалительным, как случалось
не раз и с другими добрыми ирландцами и до него и после. Он уехал без
багажа, с двумя шиллингами в кармане, оставшимися после оплаты проезда,
и крупной суммой, в которую была оценена его голова, - более крупной, на
его взгляд, чем совершенное им нарушение закона. Ни один оранжист, еще
не отправленный в ад, не стоил в глазах британского правительства, да и
самого сатаны, ста фунтов стерлингов, но если тем не менее правительство
приняло так близко к сердцу смерть земельного агента какого-то английс-
кого помещика, давно покинувшего свое поместье, это значило, что Джерал-
ду О'Хара надлежало бежать, и притом побыстрее. Правда, он обозвал зе-
мельного агента "оранжистским ублюдком", но это, по мнению Джералда, еще
не давало тому права оскорбительно насвистывать ему в лицо "Воды Война".
Битва на реке Войн произошла более ста лет тому назад, но для всех
О'Хара и любого из их соседей этого промежутка времени как бы не сущест-
вовало, словно только вчера их мечты и надежды, вместе с их землями и
состоянием, были развеяны по ветру в облаках пыли, поднятых копытами ко-
ня трусливого Стюарта, бежавшего с поля боя, оставив своих ирландских
приверженцев на расправу Вилли Оранскому и его оголтелым наемникам с
оранжевыми кокардами.
По этой и многим другим причинам семья Джералда не почла нужным расс-
матривать трагический исход вышеупомянутой ссоры как нечто заслуживающее
серьезного внимания - помимо, разумеется, того, что он мог повлечь за
собой серьезные последствия для них. На протяжении многих лет семья
О'Хара, подозреваемая в тайных антиправительственных действиях, была на
дурном счету у английских констеблей, и Джералд был не первым О'Хара,
спешно покинувшим родину под покровом предрассветных сумерек. Он смутно
помнил своих двух старших братьев Джеймса и Эндрю, молчаливых юношей,
порой неожиданно появлявшихся ночью с какими-то таинственными поручения-
ми, порой исчезавших на целые недели - к неизбывной тревоге матери - и
сбежавших в Америку много лет назад, после того как на скотном дворе
О'Хара под полом хлева был обнаружен небольшой склад огнестрельного ору-
жия. Теперь оба они стали преуспевающими торговцами в Саванне ("Одному
господу известно, что это за город такой", - со вздохом говаривала их
мать, вспоминая своих старших отпрысков мужского пола), и молодого Дже-
ралда отослали к ним.
Мать наскоро поцеловала его в щеку, жарко прошептав на ухо слова ка-
толической молитвы, отец же напутствовал его так: "Помни, из какой ты
семьи, и не позволяй никому задирать перед тобой нос". И с этим Джералд
покинул родной кров. Пятеро высоченных братцев одарили его на прощанье
одобрительно-покровительственными улыбками, ибо он был в их глазах еще
ребенком, да к тому же единственным недомерком в этом племени рослых
здоровяков.
Отец и все пять братьев были крепкого сложения и более шести футов
росту, а коротышка Джералд в двадцать один год уже знал, что господь бог
в своей неизреченной мудрости отпустил ему всего пять футов и четыре с
половиной дюйма в длину. Но Джералд никогда не позволял себе на это се-
товать и - такой уж у него был характер - отнюдь не считал, что низкий
рост может быть для него в чем-либо помехой. Скорее даже особенности те-
лосложения и сделали его тем, чем он стал, ибо еще на пороге жизни он
познал одну истину: маленький человек должен быть крепок, чтобы выжить
среди больших. И в этом качестве Джералду отказать было нельзя.
Его рослые братья были немногословными, мрачноватыми парнями. Утрата
былого величия их славного рода подспудной злобой жгла их души и проры-
валась наружу язвительными шуточками. Будь Джералд таким же здоровенным
верзилой, как они, он тоже пошел бы по темному извилистому пути всех
О'Хара, примкнув к тайным мятежникам. Но Джералд был горячая голова,
"задира и горлопан", по выражению его нежной матушки, чуть что - лез с
кулаками, и его буйный нрав каждому мгновенно бросался в глаза. Он дер-
жался со своими могучими братьями как маленький, но храбрый бойцовый пе-
тух среди крупнопородистых представителей птичьего двора, и братья люби-
ли его и добродушно поддразнивали, забавляясь его яростью, а иной раз и
поколачивали, чтобы он не слишком все же забывался и знал свое место.
Если запас знаний Джералда, с которым он прибыл в Америку, был весьма
скуден, то сам он, вероятно, об этом не подозревал. Да и не придал бы
значения, открой ему кто-нибудь на это глаза. Мать научила его чтению и
письму и выработала у него хороший почерк. Арифметика далась ему легко.
И на этом его образование оборвалось. Латынь он знал постольку, пос-
кольку мог повторить за священником, что положено повторять во время ка-
толической мессы, а его познания по истории ограничивались всевозможными
фактами попрания исконных прав Ирландии. Из поэтов он знал только Мура,
а по части музыки мог похвалиться недурным знанием старинных ирландских
песен. Питая искреннее уважение к людям, получившим хорошее образование,
он, однако, ничуть не страдал от недостатка собственного. Да и на что
оно ему было в этой новой стране, где самый невежественный ирландец мог
стать большим богачом? В стране, где от мужчины требовалась только сила,
выносливость и любовь к труду.
Джеймсу и Эндрю, пристроившим его у себя в лавке в Саванне, тоже не
приходилось сокрушаться по поводу его необразованности. Его четкий по-
черк, точность в подсчетах и хорошая торговая сметка вызывали к нему
уважение, в то время как вздумай он похвалиться какими-либо познаниями
по части литературы или музыки, его подняли бы на смех. Америка в те го-
ды была еще гостеприимна к ирландцам. Джеймс и Эндрю, поначалу гонявшие
фургоны с чужими товарами из Саванны в глубь Джорджии, преуспев, обзаве-
лись собственной торговлей, и Джералд преуспевал вместе с ними.
Американский Юг пришелся ему по вкусу, и мало-помалу он стал южанином
в собственных глазах. Кое в чем Юг и южане оставались для него загадкой,
но он со свойственной ему цельностью и широтой натуры принял их такими,
как он их понимал, принял их взгляды и обычаи: скачки, покер, дуэльный
кодекс, страсть к политике, ненависть к янки. Права Юга, рабство и
власть Короля Хлопка, презрение к "белой рвани" - к белым беднякам, не
сумевшим выбиться в люди, - и подчеркнуто рыцарское отношение к женщи-
нам. Он даже научился жевать табак. Учиться поглощать виски в неумерен-
ных количествах не хмелея ему не было нужды - он владел этим даром от
природы.
И все же Джералд оставался Джералдом. Образ его жизни и взгляды пре-
терпели изменение, но менять свою манеру поведения он не стремился, даже
если бы это было ему под силу. Он отдавал должное томной элегантности
богатых хлопковых и рисовых плантаторов, приезжавших в Саванну из своих
увитых плющом резиденций, гарцевавших по улицам на породистых лошадях,
эскортируя экипажи не менее элегантных дам, за которыми катили фургоны с
черной челядью. Однако самому Джералду элегантность не давалась, хоть
умри. Протяжный ленивый говор приятно ласкал ему слух, но его собствен-
ный язык не был для этого приспособлен, и речь Джералда по-прежнему зву-
чала резко и грубовато. Ему нравилась небрежная грация, с какой богатые
южане заключали крупные сделки или ставили на карту раба, плантацию, це-
лое состояние и расплачивались за проигрыш, ни на секунду не теряя хоро-
шего расположения духа, так же легко и беспечно, как швыряли мелкую мо-
нетку негритенку. Но Джералд, знавший в жизни нужду, не мог невозмутимо
и благодушно относиться к денежным потерям. Они были славный народ, эти
южане с прибрежных плантаций - нежноголосые, горячие, забавные в своих
непостижимых прихотях; они нравились Джералду. Но молодого ирландца,
явившегося сюда из страны холодных влажных ветров, дующих над повитыми
туманом топями, не таящими в себе тлетворных миазмов, отличала такая
крепкая жизненная хватка, какая и не снилась высокомерным отпрыскам бла-
городных семей из края тропического солнца и малярийных болот.
Он перенимал у них то, что считал для себя полезным, и отбрасывал ос-
тальное. Он открыл, что покер и ясная голова во хмелю могут сослужить
неплохую службу, и пришел к заключению, что покер - одно из самых полез-
ных изобретений южан. Вот эта его врожденная смекалка в карточных играх
и способность легко поглощать золотистое питье и принесла Джералду два
самых драгоценных приобретения - его плантацию и его черного лакея.
Третьим драгоценным приобретением была его жена, но за нее он мог благо-
дарить лишь непостижимую милость господа бога.
Лакей по имени Порк, ослепительно черный, вышколенный, исполненный
чувства собственного достоинства, знающий толк во всех тонкостях порт-
няжного искусства и элегантности, перешел во владение Джералда в резуль-
тате затянувшейся до утра партии в покер с плантатором с острова
Сент-Саймон, умевшим не менее стойко блефовать, чем Джералд, но проявив-
шим меньшую стойкость по части новоорлеанского рома. И хотя прежний вла-
делец Порка хотел потом откупить его обратно и предлагал двойную цену,
Джералд отказался наотрез, ибо обладание первым в его жизни рабом, да к
тому же еще "лучшим, черт подери, лакеем на всем побережье", явилось
важным шагом на пути к исполнению его заветной мечты - стать и землевла-
дельцем и рабовладельцем.
Он уже давно пришел к решению, что не будет, как Джеймс и Эндрю, всю
жизнь заниматься торговлей и просиживать ночи при свечах, подбивая итог
под колонками цифр. Не в пример братьям, он остро чувствовал своего рода
социальное клеймо па тех, кого именовали здесь "торговым людом". Джералд
хотел стать плантатором. Выходец из семьи ирландских арендаторов, неког-
да владевшей пахотными землями и охотничьими угодьями, и страстно желал
насладиться видом зеленеющих покров собственных возделанных полей. Целе-
устремленно и безоглядно он мечтал о собственном доме, собственной план-
тации, собственных лошадях, собственных рабах. И здесь, в этой новой
стране, не ведающей двух главных опасностей, которые подстерегают зем-
