чтобы кринолин соблазнительно заколыхался, и, поглядев в лицо мужчине,
быстро опустить затрепетавшие ресницы, как бы невольно выдавая охватив-
шее ее волнение. А превыше всего познала она искусство таить от мужчин
острый и наблюдательный ум, маскируя его невинно-простодушным, как у ре-
бенка, выражением лица.
Мягкие наставления Эллин и неустанные укоры Мамушки сделали все же
свое дело, внедрив в нее некоторые качества, безусловно ценные в будущей
супруге.
- Ты должна быть мягче, скромнее, моя дорогая, - говорила Эллин доче-
ри. - Нельзя вмешиваться в разговор джентльменов, даже если знаешь, что
они не правы и ты лучше осведомлена, чем они. Джентльмены не любят че-
ресчур самостоятельно мыслящих женщин.
- Попомните мое слово: барышни, которые все хмурятся да задирают нос,
- "Нет, не хочу!" да "Нет, не желаю!" - всегда засиживаются в старых де-
вах, - мрачно пророчествовала Мамушка. - Молодые леди должны опускать
глаза и говорить: "Конечно, сэр, да, сэр, как вы скажете, сэр!"
Они старались сделать из нее по-настоящему благородную даму, но Скар-
летт усваивала лишь внешнюю сторону преподаваемых ей уроков. Внутреннее
благородство, коим должна подкрепляться внешняя благопристойность, оста-
валась для нее недостижимым, да она и не видела нужды его достигать.
Достаточно было научиться производить нужное впечатление - воплощенной
женственности и хороших манер, - ведь этим завоевывалась популярность, а
ни к чему другому Скарлетт и не стремилась. Джералд хвастливо утверждал,
что она - первая красавица в пяти графствах, и, надо сказать, утверждал
не без оснований, ибо ей уже сделали предложение руки и сердца почти все
молодые люди из соседних поместий, а помимо них и кое-кто еще из таких
отдаленных городов, как Атланта и Саванна.
К шестнадцати годам Скарлетт, следуя наставлениям Эллин и Мамушки,
приобрела репутацию очаровательного, кроткого, беспечного создания, бу-
дучи в действительности своенравна, тщеславна и крайне упряма. От своего
отца-ирландца она унаследовала горячий, вспыльчивый нрав и от своей ве-
ликодушной и самоотверженной матери - ничего, кроме внешнего лоска. Эл-
лин никогда не догадывалась о том, в какой мере кротость дочери была по-
казной, ибо в отношениях с матерью Скарлетт всегда проявляла себя с луч-
шей стороны: она ловко скрывала от Эллин кое-какие выходки и умела обуз-
дать свой нрав и казаться воплощением кротости, ибо одного укоряющего
взгляда матери было достаточно, чтобы пристыдить ее до слез.
И только Мамушка не питала особых иллюзий насчет своей питомицы и бы-
ла всегда начеку, зная, что природа может взять верх над притворством.
Глаз Мамушки был куда более зорок, чем глаз Эллин, и Скарлетт не могла
припомнить, чтобы ей хоть раз удалось всерьез ее одурачить.
Само собой разумеется, обе строгие наставницы вовсе не сокрушались по
поводу того, что Скарлетт очаровательна и жизнь в ней бьет ключом. Этими
качествами женщины-южанки привыкли даже гордиться. Упрямство и своеволие
Скарлетт, унаследованные от Джералда, - вот что повергало Эллин и Мамуш-
ку в смущение: а ну как не удастся скрыть от посторонних глаз эти ужас-
ные пороки и они помешают ей сделать хорошую партию! Но Скарлетт, твердо
решив про себя, что выйдет замуж за Эшли, и только за Эшли, готова была
всегда казаться скромной, уступчивой и беспечной, раз эти качества столь
привлекательны в глазах мужчин. Что мужчины находят в них ценного, она
не понимала. Знала одно: это способ проверенный и оправдывает себя. Вду-
мываться в причину этого ей не хотелось, ибо у нее никогда не возникало
потребности разобраться во внутренних движениях чьей-то или хотя бы
собственной души. Она просто знала: если она поступит так-то и так-то
или скажет то-то и то-то, мужчины неминуемо отзовутся на это таким-то
или таким-то весьма для нее лестным образом. Это было как решение прос-
тенькой арифметической задачки, а арифметика была единственной наукой,
которая еще в школьные годы давалась Скарлетт без труда.
И если она не очень-то разбиралась в душах мужчин, то еще того меньше
- в душах женщин, ибо они и интересовали ее куда меньше. У нее никогда
не было закадычной подружки, но она никогда от этого не страдала. Все
женщины, включая собственных сестер, были для нее потенциальными врага-
ми, ибо все охотились на одну и ту же дичь - все стремились поймать в
свои сети мужчину.
Все женщины. Единственным исключением являлась ее мать.
Эллин О'Хара была не такая, как все. Она казалась Скарлетт почти свя-
той, стоявшей особняком от всего человечества. Когда Скарлетт была ре-
бенком, мать часто представлялась ей в образе пресвятой Девы Марии, но и
подрастая, она не захотела отказаться от этого представления. Только Эл-
лин и небеса могли дать ей ощущение незыблемости ее мира. Для Скарлетт
мать была воплощением правды, справедливости, нежности, любви и глубо-
чайшей мудрости. И она была настоящая леди.
Скарлетт очень хотелось быть похожей на мать. Беда заключалась лишь в
том, что, оставаясь всегда правдивой, честной, справедливой, любящей и
готовой на самопожертвование, невозможно наслаждаться всеми радостями
жизни и наверняка упустишь очень многое, в первую очередь - поклонников.
А жизнь так коротка. Она еще успеет потом, когда выйдет замуж за Эшли и
состарится, и у нее будет много свободного времени, стать такой, как Эл-
лин. А пока что...
ГЛАВА IV
В этот вечер за ужином Скарлетт машинально исполняла роль хозяйки,
заменяя отсутствующую мать, но мысли ее неотступно возвращались к страш-
ной вести о браке Эшли и Мелани. В отчаянии она молила бога, чтобы Эллин
поскорее возвратилась от Слэттери: без нее она чувствовала себя совсем
потерянной и одинокой. Что за свинство со стороны этих Слэттери вечно
навязываться Эллин со своими нескончаемыми болезнями, в то время как она
так нужна ей самой!
На протяжении всего этого унылого ужина громкий голос Джералда бил в
ее барабанные перепонки, и минутами ей казалось, что она этого не выдер-
жит. Недавний разговор с дочерью уже вылетел у Джералда из головы, и он
теперь произносил длинный монолог о последних сообщениях, поступивших из
форта Самтер, подкрепляя свои слова взмахом руки и ударом кулака по сто-
лу. У Джералда вошло в привычку разглагольствовать при всеобщем молчании
за столом, и обычно Скарлетт, погруженная в свои мысли, попросту его не
слушала. Но сегодня, напряженно ожидая, когда наконец подкатит к крыльцу
коляска с Эллин, она не могла отгородиться от звуков этого громкого го-
лоса.
Конечно, она не собиралась открывать матери, какая тяжесть лежит у
нее на сердце. Ведь Эллин пришла бы в ужас, узнай она, что ее дочь уби-
вается по человеку, помолвленному с другой; ее огорчение было бы беспре-
дельным. Но Скарлетт просто хотелось, чтобы в эти минуты ее первого
большого горя мать была рядом. Возле матери она всегда чувствовала себя
как-то надежней; любая беда была не так страшна, когда Эллин рядом.
Заслышав стук копыт по аллее, она вскочила, но тут же снова опусти-
лась на стул: коляска завернула за угол, к заднему крыльцу. Значит, это
не Эллин - она бы поднялась по парадной лестнице. С окутанного мраком
двора донесся нестройный гомон взволнованных негритянских голосов и за-
ливистый смех. Бросив взгляд в окно, Скарлетт увидела Порка, который
только что покинул столовую: он держал в руке смолистый факел, а из по-
возки спускались на землю какие-то неразличимые в темноте фигуры. Мяг-
кие, гортанные и звонкие, мелодичные голоса долетали из мрака, сливаясь
в радостный, беззаботный гомон. Затем на заднем крыльце и в коридоре,
ведущем в холл, послышался шум шагов. Шаги замерли за дверью столовой. С
минуту оттуда доносилось перешептывание, после чего на пороге появился
Порк: глаза его округлились от радостного волнения, зубы сверкали, он
даже позабыл принять свою величественную осанку.
- Мистер Джералд! - провозгласил он, с трудом переводя дыхание от
распиравшей его гордости. - Ваша новая служанка прибыла!
- Новая служанка? Я не покупают никаких служанок! - отвечал Джералд,
уставя притворно гневный взгляд на своего лакея.
- Да, да, сэр, мистер Джералд, купили! Да, сэр! И она там, за дверью,
и очень хочет поговорить с вами! - Порк хихикнул и хрустнул пальцами от
волнения.
- Ладно, тащи сюда свою женушку, - сказал Джералд, и Порк, обернув-
шись, поманил жену, только что прибывшую из Двенадцати Дубов, чтобы
стать принадлежностью Тары. Она вступила в столовую, а следом за ней,
прижимаясь к матери, полускрытая ее накрахмаленными ситцевыми юбками,
появилась двенадцатилетняя дочь.
Дилси была высокая женщина, державшаяся очень прямо. Определить ее
возраст было невозможно - тридцать лет, шестьдесят? На спокойном бронзо-
вом лице не было ни морщинки. Перевес индейской крови над негритянской
сразу бросался в глаза. Красноватый оттенок кожи, высокий, сдавленный у
висков лоб, широкие скулы и нос с горбинкой, неожиданно расплющенный
книзу, над толстыми негроидными губами, ясно указывали на смешение двух
рас. Держалась Дилси уверенно и с таким чувством собственного досто-
инства, до которого далеко было даже Мамушке, ибо у Мамушки оно было
благоприобретенным, а у Дилси - в крови.
И она не так коверкала слова, как большинство негров, речь ее была
правильнее.
- Добрый вечер вам, мисс, и вам, мисс. И вам, мистер Джералд. Извини-
те за беспокойство, да уж больно мне хотелось поблагодарить вас, что вы
купили меня и мою дочку. Меня-то кто хошь купит, а вот что Присей, чтоб
мне не тосковать по ней, - таких нет, и я благодарствую вас. Уж я буду
стараться служить вам и никогда не позабуду, что вы для меня сделали.
- Хм-хм... - Джералд откашлялся и пробормотал что-то невнятное, чрез-
вычайно смущенный тем, что его так явно уличили в содеянном добре.
Дилси повернулась к Скарлетт, и затаенная улыбка собрала морщинки в
уголках ее глаз.
- Мисс Скарлетт, Порк сказывал мне, как вы просили мистера Джералда
купить меня. И я хочу отдать вам мою Присей в служанки.
Пошарив позади себя рукой, она вытолкнула вперед дочь - маленькое ко-
ричневое создание с тоненькими птичьими ножками и бесчисленным множест-
вом торчащих в разные стороны косичек, аккуратно перевязанных веревочка-
ми. У девочки был умный, наблюдательный взгляд, зорко подмечавший все
вокруг, и тщательно усвоенное глуповатое выражение лица.
- Спасибо, Дилси, - сказала Скарлетт, - но боюсь, Мамушка станет воз-
ражать. Ведь она мне прислуживает с того дня, как я появилась на свет.
- Мамушка-то уж: совсем старенькая, - невозмутимо возразила Дилси с
такой уверенностью, которая несомненно привела бы Мамушку в ярость. -
Она - хорошая няня, да только ведь вы-то теперь уже леди и вам нужна
умелая горничная, а моя Присей целый год прислуживала мисс Индии. Она и
шить может, и не хуже всякой взрослой вас причешет.
Дилси подтолкнула дочь; Присей присела и широко улыбнулась Скарлетт,
и та невольно улыбнулась в ответ.
"Шустрая девчонка", - подумала Скарлетт и сказала:
- Ладно, Дилси, спасибо, когда мама вернется, я поговорю с ней.
- И вам спасибо, мэм. Пожелаю вам спокойной ночи, - сказала Дилси и
покинула столовую вместе с дочкой, а Порк поспешил за ними. Со стола уб-
рали, и Джералд снова принялся ораторствовать, без всякого, впрочем, ус-
пеха у своей аудитории и потому без особого удовольствия для себя. Его
грозные предсказания близкой войны и риторические возгласы: "Доколе же
Юг будет сносить наглость янки!" - порождали у скучающих слушательниц
лишь односложные: "Да, папа" и "Нет, папа". Кэррин, сидя на подушке,
брошенной на пол под большой лампой, была погружена в романтическую ис-
торию некой девицы, постригшейся в монахини после смерти своего возлюб-
ленного; слезы восторга приятно щекотали ей глаза, и она упоенно вообра-
