уже не имея сил прибавить шагу, не замечая ни клубов дыма, ни рушащихся
со всех сторон горящих обломков. Шли ободранные, в лохмотьях, неотличи-
мые один от другого, солдаты от офицеров, если бы у последних обтрепан-
ные поля шляп не были пришпилены к тулье кокардой армии конфедератов.
Многие были босы, у кого голова в бинтах, у кого рука. Они шли, не глядя
по сторонам, безмолвные, как привидения, и лишь топот ног по мостовой
нарушал тишину.
- Поглядите на них внимательно, - услышала Скарлетт голос Ретта. -
Потом будете рассказывать своим внукам, что видели арьергард Нашей Вели-
кой Армии в момент ее отступления.
Внезапно она почувствовала к нему острую ненависть - такую всепогло-
щающую, что на какой-то миг это чувство заглушило даже страх - жалкий,
презренный страх, как показалось ей в эту минуту. Она знала, что и ее
собственная безопасность, и безопасность всех остальных-тех, кто там, у
нее за спиной в этой повозке, - в его руках, и только в его, и все же
она не могла не испытывать к нему ненависти за издевательские слова об
этих несчастных в лохмотьях. Промелькнула мысль о мертвом Чарлзе, об Эш-
ли, который, быть может, тоже уже мертв, о всех веселых, храбрых юношах,
гниющих в наспех вырытых могилах, и она забыла, что сама когда-то назы-
вала их про себя дураками. Она не произнесла ни слова, только в бес-
сильном бешенстве поглядела на Ретта, и взгляд ее горел ненавистью и
презрением.
Уже проходили последние ряды колонны, когда какая-то маленькая фигур-
ка с волочащейся по земле винтовкой покачнулась и стала, глядя вслед
уходящим. Скарлетт увидела отупевшее от усталости лицо, бессмысленное,
как у лунатика. Солдат был не выше ее ростом - не больше, казалось, сво-
ей винтовки. И лицо - безусое, перепачканное грязью. "Лет, верно, шест-
надцать, - пронеслось у Скарлетт в уме, - верно, из внутреннего охране-
ния, а может, просто сбежавший из дому школьник".
Она продолжала наблюдать за ним, и в этот миг у мальчишки подогнулись
колени и он повалился ничком на землю. Двое мужчин молча вышли из пос-
леднего ряда колонны и направились к нему. Один - высокий, худой, с чер-
ной бородой почти до пояса - все так же молча протянул свою винтовку и
винтовку упавшего другому. Затем наклонился и с ловкостью фокусника за-
кинул тело мальчишки себе на плечо. Не спеша, чуть согнувшись под своей
ношей, он зашагал следом за удалявшимся отрядом, а мальчишка яростно
выкрикивал, точно рассерженный ребенок:
- Отпусти меня, черт бы тебя побрал! Отпусти меня! Я могу идти!
Бородатый не произнес ни слова в ответ и вскоре скрылся за поворотом
дороги.
Ретт сидел неподвижно, опустив вожжи, и глядел им вслед. Смуглое лицо
его было странно задумчиво. Внезапно раздался треск рушащихся бревен, и
узкий язык пламени взвился над кровлей склада, в тени которого стояла их
повозка. Огненные вымпелы и стяги торжествующе взвились к небу у них над
головой. Дым разъедал ноздри, Уэйд и Присей раскашлялись. Младенец чуть
слышно посапывал.
- Боже милостивый, Ретт! Вы что - совсем рехнулись? Чего мы стоим?
Гоните! Гоните же скорей!
Ретт, не отвечая, безжалостно хлестнул лошадь хворостиной, и она рва-
нулась вперед. Повозка, дико раскачиваясь из стороны в сторону, опять
затряслась по улице Мариетты, пересекая ее наискось. Перед ними открылся
недлинный, узкий, похожий на огненное ущелье проулок, который вел к же-
лезнодорожным путям. Все здания по обеим его сторонам горели, и повозка
ринулась туда. Их обдало испепеляющим жаром, ослепило сверканьем тысячи
раскаленных солнц, оглушило чудовищным треском и грохотом. Какие-то по-
добные вечности мгновения они находились в центре огненного вихря, затем
внезапно их снова обступил полумрак.
Когда они неслись по горящей улице и с грохотом пересекали железнодо-
рожное полотно, Ретт молча, размеренно нахлестывал лошадь. Лицо его было
сосредоточенно и замкнуто, мысли, казалось, бродили где-то далеко. И не-
веселые, как видно, были это мысли - так ссутулились его широкие плечи,
так твердо были сжаты челюсти. Жаркий пот струями стекал со лба и щек,
но он его словно не замечал.
Он свернул в какую-то боковую улочку, затем в другую, и повозка так
пошла колесить из одного узкого проулка в другой, что Скарлетт совершен-
но утратила всякое представление о том, где они находятся, а рев пожара
замер уже далеко позади. И по-прежнему Ретт не произносил ни слова.
Только размеренно, методично нахлестывал лошадь. Багровые сполохи огня
гасли в небе, и путь беглецов уходил в такой мрак, что Скарлетт рада бы-
ла бы услышать от Ретта хоть единое слово - даже насмешливое, даже язви-
тельное, обидное. Но он молчал.
Ладно, пусть молчит - все равно она благословляла небо за то, что он
здесь и она под его защитой. Хорошо, когда рядом мужчина, когда можно
прижаться к нему, почувствовать крепость его плеча и знать, что между
нею и безмолвным ужасом, наползающим из мрака, есть он. Даже если он
молчит и лишь неотрывно смотрит вперед.
- О, Ретт! - прошептала она, сжимая его руку. - Что бы мы делали без
вас! Какое счастье, что вы не в армии!
Он повернулся и посмотрел ей в глаза - посмотрел так, что она выпус-
тила его руку и невольно отшатнулась. В его взгляде не было больше нас-
мешки. Только откровенная злоба и что-то похожее на растерянность. Потом
презрительная усмешка искривила его рот, и он отвернулся. Еще долгое
время они продолжали ехать в полном молчании, подскакивая на рытвинах, и
лишь жалобное попискивание младенца и сопенье Присей нарушали тишину,
пока Скарлетт, потеряв терпение, не ущипнула служанку со всей мочи, от-
чего та дико взвизгнула и испуганно примолкла.
Наконец Ретт круто свернул куда-то вправо, и вскоре они выехали на
широкую, довольно ровную дорогу. Неясные очертания каких-то строений
стали попадаться все реже и реже, а за ними по обеим сторонам темной
стеноп стоял лес.
- Вот мы и выбрались из города, - сухо сказал Ретт, натягивая вожжи.
- Это основная дорога на Раф-эндРеди.
- Так поехали же скорей! Не останавливайтесь!
- Пусть это животное немного передохнет, - сказал Ретт и, повернув-
шись к Скарлетт, спросил, медленно, с расстановкой выговаривая слова: -
Вы твердо решились на этот безумный шаг, Скарлетт?
- На какой?
- Вы по-прежнему хотите пробираться домой? Это же самоубийство. Между
вами и Тарой находится армия янки и кавалерия Стива Ли.
О, великий боже! Уж не хочет ли он теперь, после всех чудовищных ис-
пытаний, через которые она прошла, отступиться от нее и не везти домой?
- Да, да, конечно, хочу! Ретт, умоляю, поехали скорее! Лошадь не так
уж устала.
- Обождите. Ехать по этой дороге до самого Джонсборо нельзя. Она идет
вдоль железнодорожного пути. А за железную дорогу к югу от Раф-энд-Реди
весь день сегодня шли бои. Вы знаете какие-нибудь другие дороги, не-
большие проселки, тропы, которыми можно миновать Раф-энд-Реди и Джонсбо-
ро?
- Знаю! - обрадовано воскликнула Скарлетт. - Не доезжая до
Раф-энд-Реди есть проселок, он ответвляется от главной дороги на Джонс-
боро и тянется дальше на много миль. Мы часто катались там верхом. Эта
дорога выводит прямо к усадьбе Макинтошей, а оттуда всего миля до Тары.
- Ну что ж. Может быть, вам удастся объехать Раф-энд-Реди стороной.
Генерал Стив Ли целый день прикрывал там отступление. Возможно, янки еще
и не прорвались туда. Может быть, вам повезет и вы проскользнете, если
солдаты Ли не отберут у вас лошадь.
- Мне... Я проскользну?
- Да, вы. - Голос его звучал резко.
- Но, Ретт... а вы... Разве вы не отвезете нас?
- Нет. Здесь я вас покидаю.
Не веря своим ушам, она в растерянности поглядела вокруг - на сумрач-
ное, лиловато-синее небо позади, на темные стволы деревьев, обступавшие
их, словно тюремная стена, со всех сторон, на испуганные фигуры в повоз-
ке и - на него. Может быть, она не в своем уме? Или ослышалась?
А он теперь уже откровенно усмехался. Она видела, как белеют в полум-
раке его зубы, а в глазах блеснула привычная насмешка...
- Вы нас покидаете? Куда же... куда вы уходите?
- Я ухожу вместе с армией, моя дорогая.
Она перевела дух - с досадой, но и с облегчением. Нашел время шутить!
Ретт - в армии! Не он ли вечно насмехался над дураками, которые позволи-
ли увлечь себя барабанным боем и трескучей болтовней ораторов и сложили
голову на поле боя, чтобы те, кто поумнее, могли набивать себе карманы?
- Так бы, кажется, и задушила вас - зачем вы меня пугаете! Ну, поеха-
ли!
- Я вовсе не шучу, моя дорогая. И я очень огорчен, Скарлетт, что вы
так дурно восприняли мой героический порыв. Где же ваш патриотизм и ваша
преданность нашему Доблестному Делу? Я даю вам возможность напутствовать
меня: "Возвращайтесь со щитом или на щите!" Но поспешите, ибо я должен
еще произнести небольшой, исполненный благородной отваги спич, прежде
чем отбыть на поле брани.
Его тягучая речь резала ей слух. Он издевается над ней! Но вместе с
тем она почему-то чувствовала, что он издевается и над собой тоже. О чем
это он толкует? Патриотизм... со щитом или на щите... поле брани? Не
всерьез же он все это говорит? Не может же он так беспечно заявлять о
том, что хочет покинуть ее здесь, на этой темной дороге, покинуть вместе
с новорожденным младенцем, с женщиной, которая, быть может, вот-вот ум-
рет, с дурой-негритянкой и насмерть перепуганным ребенком и предоставить
ей самой тащить их всех по полям сражений, где кругом янки, и дезертиры,
и стрельба, и бог весть что еще?
Когда-то, шестилетней девчонкой, она однажды свалилась с дерева -
упала плашмя, прямо на живот. Она и сейчас еще помнит это ужасное мгно-
вение, пока к ней не возвратилась способность дышать. И вот теперь она
смотрела на Ретта и вдруг ощутила то же самое: перехватило дыхание, зак-
ружилась голова... оглушенная, она ловила воздух ртом.
- Ретт! Вы шутите?
Она вцепилась в его локоть и почувствовала, как слезы капают у нее из
глаз на скрюченные пальцы. Он взял ее руку и слегка прикоснулся к ней
губами.
- До конца верны себе в своем эгоизме, моя дорогая? Все мысли только
о собственной драгоценной шкуре, а не о нашей славной Конфедерации? По-
думайте о том, как вдохновит наши доблестные войска мое внезапное появ-
ление в их рядах в последнюю решающую минуту! - Голос его звучал вкрад-
чиво и ехидно.
- О, Ретт! - всхлипнула она. - Как можете вы так поступать со мной?
Почему вы покидаете меня?
- Почему? - Он беспечно рассмеялся. - Возможно, из-за проклятой чер-
товой сентиментальности, которая таится в каждом из нас, южан. А возмож-
но... возможно, потому, что мне стыдно. Как знать!
- Стыдно? Разумеется, вы должны сгорать со стыда! Бросить нас здесь
одних, беспомощных...
- Дорогая Скарлетт! Уж вы-то не беспомощны! Человек столь себялюбивый
и столь решительный ни в каком положении не окажется беспомощным. Я не
позавидую тем янки, которые попадутся на вашем пути.
Он соскочил на землю - Скарлетт в испуге смотрела на него онемев - и
подошел к повозке с того края, где сидела она.
- Слезайте! - приказал он.
Она молча смотрела на него во все глаза. Он грубо взял ее под мышки
и, приподняв с козел, опустил на землю рядом с собой. Затем решительно
потянул прочь от повозки в сторону. Она чувствовала, как песок и камеш-
ки, набившиеся в туфли, больно колют ей ступни. Душная тишина ночи обво-
лакивала ее, как в тяжком сне.
- Я не стану просить вас ни понять меня, ни простить. Мне, в об-
щем-то, безразлично, будет ли это доступно вашему пониманию, так как я
сам никогда не пойму и не прощу себе этого идиотского поступка. Меня бе-
сит мое еще не изжитое до конца донкихотство. Но наш прекрасный Юг нуж-
дается сейчас в каждом мужчине. Ведь, кажется, именно так заявил наш от-
