легко.
- Эшли-это...
- О да, конечно, - сказал он, пренебрежительно отмахнувшись от нее. -
Где уж мне, человеку земному, понять такую возвышенную натуру, как Эшли.
Только, пожалуйста, не забудьте, что я с интересом наблюдал за нежной
сценой, которая разыгралась между вами в Двенадцати Дубах, и что-то го-
ворит мне, что Эшли с тех пор не изменился. Как и вы. В тот день, если
память меня не подводит, он не слишком красиво выглядел. И думаю, что
сейчас выглядит не лучше. Почему он не заберет свою семью, не уедет ку-
да-нибудь и не найдет себе работу? Почему он живет в Таре? Конечно, это
моя прихоть, но я не дам вам ни цента на Тару, чтобы содержать там Эшли.
У нас, мужчин, есть одно весьма неприятное слово для обозначения мужчи-
ны, который разрешает женщине содержать его.
- Да как вы смеете говорить такое?! Эшли работает в Таре как раб! -
Несмотря на владевшую ею ярость, Скарлетт с болью в душе вспомнила о
том, как Эшли обтесывал колья для ограды.
- Ну конечно, золотые руки! Как он, должно быть, ловко убирает навоз,
а...
- Он просто...
- О да, я знаю. Допустим, он делает все, что может, но я не представ-
ляю себе, чтобы помощь от него была так уж велика. В жизни вы не сделае-
те из Уилкса фермера... или вообще человека в какой-то мере полезного.
Это порода чисто орнаментальная. Ну, а теперь пригладьте свои взъерошен-
ные перышки и забудьте о моих грубых высказываниях по адресу гордого и
высокочтимого Эшли. Странно, что подобные иллюзии могут подолгу сущест-
вовать в головке даже такой трезвой женщины, как вы. Так сколько же вам
надо денег и зачем они вам нужны? - Она молчала, и он повторил: - Зачем
они вам нужны? И постарайтесь сказать мне правду. Увидите, это сработает
не хуже, чем ложь. Даже лучше, ибо если вы солжете, я, конечно же, это
обнаружу, и можете себе представить, как вам потом будет неловко. Запом-
ните навсегда, Скарлетт: я могу стерпеть от вас все что угодно, кроме
лжи, - и вашу неприязнь, и ваш нрав, и все ваши злобные выходки, но
только не ложь. Так для чего вам нужны деньги?
Она была в такой ярости от его нападок на Эшли, что с радостью плюну-
ла бы ему в лицо, стерла бы с его губ эту усмешечку, гордо отказалась бы
от его денег. И чуть было этого не сделала, но холодная рука здравого
смысла удержала ее. Она с трудом подавила в себе гнев и попыталась при-
дать лицу милое, исполненное достоинства выражение. А он откинулся на
спинку стула и протянул ноги к печке.
- Ничто не доставляет мне такого удовольствия, - заметил он, - как
наблюдать за внутренней борьбой, которая происходит в вас, когда принци-
пы сталкиваются с таким практическим соображением, как деньги. Я, конеч-
но, знаю, что практицизм в вас всегда победит, и все же не выпускаю вас
из виду: а вдруг лучшая сторона вашей натуры одержит верх. И если такой
день наступит, я тут же упакую чемодан и навсегда уеду из Атланты. Слиш-
ком много на свете женщин, в которых лучшая сторона натуры неизменно по-
беждает... Но вернемся к делу. Так сколько и зачем?
- Я не знаю точно, сколько мне потребуется, - нехотя процедила она. -
Но я хочу купить лесопилку. И по-моему, могу получить ее дешево. А потом
мне потребуются два фургона и два мула. Причем два хороших мула. И еще
лошадь с бричкой для моих нужд.
- Лесопилку?
- Да, и если вы одолжите мне денег, то половина доходов - ваша.
- На что мне лесопилка?
- Чтобы делать деньги! Мы сможем заработать кучу денег. А не то я мо-
гу взять у вас взаймы под проценты. Стойте, стойте, хороший процент-это
сколько?
- Пятьдесят процентов считается очень неплохо.
- Пятьдесят... Да вы шутите! Перестаньте смеяться, вы, дьявол! Я го-
ворю серьезно.
- Потому-то я и смеюсь. Интересно, понимает ли кто-нибудь, кроме ме-
ня, что происходит в этой головке, за этой обманчиво милой маской?
- А кому это интересно? Послушайте, Ретт, и скажите, кажется вам это
дело выгодным или нет. Фрэнк рассказал мне, что один человек, у которого
есть лесопилка недалеко от Персиковой дороги, хочет ее продать. Ему нуж-
ны наличные - и быстро. Поэтому он наверняка продаст дешево. Сейчас в
округе не так много лесопилок, а люди ведь строятся... словом, мы могли
бы продавать пиленый лес по баснословным ценам. И человек тот готов ос-
таться и работать на лесопилке за жалованье... Все это Фрэнк мне расска-
зал. Фрэнк сам купил бы лесопилку, будь у него деньги. Я думаю, он так и
собирался сделать, да только я забрала у него деньги, чтоб заплатить на-
лог за Тару.
- Бедняга Фрэнк! Что он скажет, когда узнает, что вы купили ее прямо
у него из-под носа?! И как вы объясните ему, что взяли у меня деньги
взаймы - ведь это же вас скомпрометирует!
Об этом Скарлетт не подумала - все ее мысли были лишь о том, чтобы
получить деньги и купить на них лесопилку.
- Но я просто не сказку ему ничего.
- Так не под кустом же вы их нашли - это-то он поймет.
- Я скажу ему... вот: я скажу ему, что продала вам свои бриллиантовые
подвески. Я вам их и дам. Это будет моим обес... Ну, словом, вы понимае-
те, о чем я говорю.
- Я не возьму ваших подвесок.
- Но они мне не нужны. Я их не люблю. Да и вообще они не мои.
- А чьи же?
Перед ее мысленным взором снова возник удушливый жаркий полдень, глу-
бокая тишина в Таре и вокруг - и мертвец в синей форме, распростертый на
полу в холле.
- Мне их оставили... оставил один человек, который умер. Так что они,
в общем-то, мои. Возьмите их. Они мне не нужны. Я предпочла бы взамен
деньги.
- О господи! - теряя терпение, воскликнул он. - Да неужели вы ни о
чем не можете думать, кроме денег?
- Нет, - откровенно ответила она, глядя на него в упор своими зелены-
ми глазами. - И если бы вы прошли через то, через что прошла я, вы бы
тоже ни о чем другом не думали. Я обнаружила, что деньги - самое важное
на свете, и бог мне свидетель, я не желаю больше жить без них.
Ей вспомнилось жаркое солнце, мягкая красная земля, в которую она
уткнулась головой, острый запах негритянского жилья за развалинами Две-
надцати Дубов, - вспомнилось, как сердце выстукивало: "Я никогда не буду
больше голодать. Я никогда не буду больше голодать".
- И рано или поздно у меня будут деньги - будет много денег, чтоб я
могла есть вдоволь, все что захочу. Чтоб не было больше у меня на столе
мамалыги и сушеных бобов. И чтоб были красивые платья и все - шелко-
вые...
- Все?
- Все, - отрезала она, даже не покраснев от его издевки. - У меня бу-
дет столько денег, сколько надо, чтобы янки никогда не могли отобрать
Тару. А в Таре я настелю над домом новую крышу, и построю новый сарай, и
у меня будут хорошие мулы, чтоб пахать землю, и я буду выращивать
столько хлопка, сколько вам и не снилось. И Уэйд никогда не будет ни в
чем нуждаться, даже не узнает, каково это жить без самого необходимого.
Никогда! У него будет все на свете. И все мои родные никогда больше не
будут голодать. Я это серьезно. Все - от первого до последнего слова.
Вам не понять этого - вы ведь такой эгоист. Вас "саквояжники" не пыта-
лись выгнать из дома. Вы никогда не терпели ни холода, ни нужды, вам не
приходилось гнуть спину, чтобы не умереть с голоду!
Он спокойно заметил:
- Я восемь месяцев был в армии конфедератов. И не знаю другого места,
где бы так голодали.
- В армии! Подумаешь! Но вам никогда не приходилось собирать хлопок,
прореживать кукурузу. Вам... Да не смейтесь вы надо мной!
Голос ее зазвенел от гнева, и Ретт поспешил снова накрыть ее руки ла-
донью.
- Я вовсе не над вами смеялся. Я смеялся над тем, как не соответству-
ет ваш вид тому, что вы на самом деле есть. И я вспомнил, как впервые
увидел вас на пикнике у Уилксов. В платье с зелеными цветочками и зеле-
ных туфельках, и вы были по уши заняты мужичинами и полны собой. Могу
поклясться, вы тогда понятия не имели, сколько пенни в долларе, и в го-
лове у вас была одна только мысль - как заполучить Эш...
Она резко выдернула руки из-под его ладони.
- Ретт, если вы хотите, чтобы мы как-то ладили, вам придется прекра-
тить разговоры об Эшли Уилксе. Мы всегда будем ссориться из-за него, по-
тому что вы его не понимаете.
- Зато вы, очевидно, читаете в его душе, как в раскрытой книге, -
ехидно заметил Ретт. - Нет, Скарлетт, если уж я одолжу вам деньги, то
сохраню за собой право обсуждать Эшли Уилкса, как мне захочется. Я отка-
зываюсь от права получить проценты за деньги, которые вам одолжу, но от
права обсуждать Эшли не откажусь. А есть ряд обстоятельств, связанных с
этим молодым человеком, которые мне хотелось бы знать.
- Я не обязана обсуждать его с вами, - отрезала она.
- Нет, обязаны! Ведь у меня в руках шнурок от мешка с деньгами. Ког-
да-нибудь, когда вы разбогатеете и у вас появится возможность поступать
так же с другими... Я же вижу, что он все еще дорог вам...
- Ничего подобного.
- Ну, что вы, это же так ясно - недаром вы кидаетесь на его защиту.
Вы...
- Я не допущу, чтобы над моими друзьями издевались.
- Ничего не поделаешь, придется потерпеть. А вы ему все так же дороги
или Рок-Айленд заставил его вас забыть? Или, может быть, он наконец оце-
нил, какой бриллиант - его жена?
При упоминании о Мелани грудь Скарлетт стала бурно вздыматься, и она
чуть было не крикнула Ретту, что только соображения чести удерживают Эш-
ли подле Мелани. Она уже открыла было рот и - закрыла.
- Ага. Значит, у него по-прежнему не хватает здравого смысла оценить
миссис Уилкс? И даже все строгости тюремного режима в Рок-Айленде не
притупили его страсти к вам?
- Я не вижу необходимости обсуждать этот вопрос.
- А я желаю его обсуждать, - заявил Ретт. Голос его звучал почему-то
хрипло. Скарлетт не поняла почему, но все равно ей это не понравилось. -
И клянусь богом, буду обсуждать и рассчитываю получить ответ на мои воп-
росы. Так, значит, он по-прежнему влюблен в вас?
- Ну и что, если так? - в раздражении вскричала Скарлетт. - Яне желаю
обсуждать его с вами, потому что вы не можете понять ни его самого, ни
его любовь. Вы знаете только одну любовь... ну, ту, которой занимаетесь
с женщинами вроде этой Уотлинг.
- Вот как, - мягко сказал Ретт. - Значит, я способен лишь на животную
похоть?
- Вы же знаете, что это так.
- Теперь мне ясно, почему вы воздерживаетесь говорить со мной об Эш-
ли. Мои грязные руки и губы оскверняют незапятнанную чистоту его любви.
- Да... что-то в этом роде.
- А меня интересует эта чистая любовь...
- Не будьте таким гадким, Ретт Батлер. Если вы настолько испорчены,
что считаете, будто между нами было что-то дурное...
- Что вы, подобная мысль никогда не приходила мне в голову. Потому-то
это меня так и интересует. Но все же - почему между вами ничего не было?
- Неужели вы думаете, что Эшли стал бы...
- Ах, так, значит, Эшли, а не вы, ведет эту борьбу за непорочность.
Право же, Скарлетт, не надо так легко выдавать себя.
Скарлетт в смятении и возмущении взглянула на Ретта, но по лицу его
ничего нельзя было прочесть.
- На этом мы ставим точку. Не нужны мне ваши деньги. Так что убирай-
тесь вон!
- Неправда, вам нужны мои деньги, и раз уж мы так далеко зашли, зачем
останавливаться? Конечно же, никакого вреда не будет, если мы поговорим
о столь чистой идиллии - ведь между вами не было ничего дурного. Итак,
значит, Эшли любит вас за ваш ум, за вашу душу, за благородство вашего
характера?
Скарлетт внутренне съежилась от его слов, как от ударов хлыстом. Ко-
нечно же, Эшли любит ее именно за эти качества. Сознание того, что Эшли,
связанный соображениями чести, любит ее на расстоянии за то прекрасное,
что глубоко скрыто в ней и что один только он видит, - это сознание как
раз и позволяло ей жить. Но сейчас, когда Ретт перечислял ее достоинства
вслух, да еще этим своим обманчиво сладким тоном, под которым таился
