ся леди, даже впав в бедность, но заставить себя верить этому она не,
могла.
Всю жизнь она слышала, как все вокруг издевались над янки за то, что
они считают себя аристократами, будучи аристократами благодаря денежному
мешку, а не по происхождению. Но сейчас, несмотря на всю кощунственность
такой мысли, она невольно подумала, что тут янки-то, оказывается, правы,
хоть и не правы во многом другом. Без денег нельзя быть леди. Скарлетт
знала, что Эллин упала бы в обморок, услышав от дочери такие слова. Даже
очутись Эллин на самом дне нищеты, она бы не увидела в этом ничего пос-
тыдного. А Скарлетт сгорала от стыда! Да, именно от стыда. Она стыдилась
своей бедности, стыдилась, что вынуждена всячески изворачиваться, жить в
нужде и работать, как негритянка.
Она раздраженно передернула плечами. Быть может, они правы, а она не
права, но ведь эти гордые идиоты не смотрят вперед, а она смотрит, нап-
рягая каждый нерв, рискуя даже честью и добрым своим именем, лишь бы
вернуть то, что все они потеряли. Многие из них считали ниже своего дос-
тоинства участвовать в погоне за деньгами. Но времена настали жестокие и
тяжкие. И они требовали жестокой, тяжкой борьбы, если ты хотел выйти по-
бедителем. Скарлетт знала, что семейные традиции удерживают многих из
этих людей от борьбы, целью которой являются деньги. Ведь все они счита-
ют, что откровенная погоня за деньгами, даже разговор о деньгах -
вульгарны до крайности. Хотя, конечно, есть среди ее знакомых исключе-
ния. Взять, к примеру, миссис Мерриуэзер с ее пекарней, и Рене, который
развозит в фургоне пироги. Или Хью Элсинга, занявшегося рубкой леса и
продажей дров. Или Томми, ставшего подрядчиком. Или Фрэнка, у которого
хватило духу открыть лавку. Ну, а остальные - основная, так сказать,
масса южан? Плантаторы попытаются удержать в руках несколько акров земли
и так и будут прозябать в бедности. Юристы и врачи вернутся к своим про-
фессиям и станут ждать клиентов, которые, возможно, так никогда и не по-
явятся. А все прочие - те, кто безбедно жил на проценты с капитала? Что
будет с ними?
Нет, не станет она прозябать всю жизнь в нищете. Не станет сидеть и
терпеливо ждать чуда. Она бросится в самую гущу жизни и постарается выр-
вать у судьбы все, что сможет. Ее отец начинал как бедный эмигрант, а
стал владельцем обширных угодий Тары. Чего достиг он, может достичь и
его дочь. Она не из тех, кто все принес в жертву на алтарь Правого Дела,
которого уже не существует, и теперь, после краха, гордится тем, что ни-
чего для Дела не пожалел. Эти люди черпают мужество в прошлом. Она же
черпает мужество, строя планы на будущее. И в данную минуту ее буду-
щее-Фрэнк Кеннеди. Во всяком случае, у него есть лавка и есть деньги. И
если только ей удастся выйти за него замуж и завладеть этими деньгами,
она сумеет продержать Тару еще год. А тогда - тогда пусть Фрэнк покупает
свою лесопилку. Она сама видела, как быстро строится город, и всякий,
кто способен заняться продажей леса сейчас, пока почти нет конкуренции,
напал бы на золотую жилу.
Откуда-то из глубин памяти всплыли слова Ретта про деньги, которые он
нажил во время блокады, - он сказал ей об этом как-то в первые годы вой-
ны. Она не потрудилась тогда вникнуть в то, что он говорил, но сейчас
все стало так ясно, и она подивилась, почему не оценила всей глубины его
мысли тогда - по молодости, должно быть, или по глупости.
"Деньги можно заработать и на крушении цивилизации, и на создании но-
вой".
"Вот он и предвидел крушение нашей цивилизации, - подумала она, - и
был прав. А деньги по-прежнему может нажить любой, кто не боится рабо-
тать - или красть".
Она увидела Фрэнка - он пробирался к ней через залу с рюмкой ежевич-
ной настойки в одной руке и блюдечком, на котором лежал кусочек пирога,
в другой - и поспешно изобразила на лице улыбку. Ей даже в голову не
пришло задаться вопросом, стоит ли Тара того, чтобы выходить замуж за
Фрэнка. Она знала, что стоит, и не задумывалась над этим.
И вот она потягивала настойку и улыбалась ему, зная, что румянец иг-
рает у нее на щеках ярче, чем у любой из танцующих. Она подобрала юбки,
усадила Фрэнка рядом и принялась небрежно обмахиваться платочком, чтобы
легкий запах одеколона долетал до него. Она гордилась тем, что от нее
пахнет одеколоном, ибо ни одна другая женщина в зале не была надушена, и
Фрэнк это заметил. Внезапно осмелев, он шепнул ей, что она такая румя-
ная, такая душистая - ну прямо роза.
Вот если бы только он не был таким застенчивым! Он напоминал ей роб-
кого старого бурого зайца. Вот если бы он был так же галантен и пылок,
как Тарлтоны, или даже так грубовато-напорист, как Ретт Батлер! Но обла-
дай он этими качествами, у него, наверное, хватило бы смекалки учуять
отчаяние, притаившееся за ее трепещущими ресницами. Он же слишком мало
знал женщин и потому даже заподозрить не мог, что она замышляет. Тут ей
повезло, но уважения в ее глазах это ему не прибавило.
ГЛАВА XXXVI
Она вышла замуж за Фрэнка Кеннеди через две недели после головокружи-
тельно быстрого ухаживания: он так пылок, сказала она ему краснея, что у
нее просто не хватает духу противиться долее.
Он, конечно, не знал, как эти две недели она шагала по ночам из угла
в угол, скрипя зубами от досады на его нерешительность - а ведь она и
поощряла его, и намекала - и молясь, чтобы какое-нибудь несвоевременное
письмо от Сьюлин не разрушило ее планов. Но, слава богу, сестра ее не из
тех, кто способен поддерживать переписку: она обожает получать письма и
терпеть не может писать сама. Однако все возможно - все, думала Скар-
летт, шагая в долгие ночные часы взад и вперед по холодному полу своей
спальни и кутаясь в накинутую поверх ночной рубашки выцветшую шаль Эл-
лин. Фрэнк не знал, что она получила коротенькое письмо от Уилла, в ко-
тором тот сообщал, что Джонас Уилкерсон снова приезжал в Тару и, узнав
об ее отъезде в Атланту, так разбушевался, что Уилл с Эшли в самом бук-
вальном смысле слова вышвырнули его вон. Письмо Уилла напомнило Скарлетт
о том, что она и так слишком хорошо знала: время, оставшееся до уплаты
дополнительного налога, истекало. И по мере того как шли дни, Скарлетт
все глубже погружалась в отчаяние - ей хотелось схватить стеклянную кол-
бу часов и задержать пересыпающийся в ней песок.
Но она так хорошо скрывала свои чувства, так хорошо играла свою роль,
что Фрэнк ничего не заподозрил, ничего не увидел, кроме того, что лежало
на поверхности, а видел он лишь прелестную беспомощную молодую вдову
Чарлза Гамильтона, которая каждый вечер встречала его в гостиной мисс
Питтипэт и восторженно, затаив дыхание, внимала ему, когда он рассказы-
вал о своих планах переоборудования лавки, о том, сколько денег рассчи-
тывает заработать, купив лесопилку. Ее неясное сочувствие, ее горящие
глаза, ее интерес к каждому его слову были бальзамом, врачевавшим рану,
которую нанесла ему предполагаемая измена Сьюлин. А у него так болело
сердце, поступок Сьюлин так глубоко потряс его, так больно задел его са-
молюбие-самолюбие застенчивого, легкоранимого, немолодого уже холостяка,
знающего, что он не пользуется успехом у женщин. Написать Сьюлин и отчи-
тать ее за неверность он не мог: ему претила даже самая мысль об этом.
Зато он мог облегчить душу, разговаривая о случившемся со Скарлетт. Она
же, слова худого не говоря о Сьюлин, вместе с тем выказывала полное по-
нимание: да, сестра очень плохо обошлась с ним, а ведь он заслуживает
совсем другого отношения, и, конечно же, найдется женщина, которая
по-настоящему оценит его.
Эта крошка, миссис Гамильтон, была так хороша со своими румяными щеч-
ками; она то грустно вздыхала, думая о своей печальной участи, то, слу-
шая шуточки, которые он отпускал, чтобы приободрить ее, так весело и ми-
ло смеялась, словно переливчато звенели крошечные серебряные колокольчи-
ки. Зеленое платье, теперь уже отчищенное Мамушкой, выгодно обрисовывало
ее стройную фигурку с осиной талией, а каким колдовским был этот нежный
запах, неизменно исходивший от ее платочка и волос! Чтоб такая славная
маленькая женщина жила одна, совсем беззащитная в этом мире, всей жесто-
кости которого она даже не понимает, - позор, да и только! Ведь у нее
нет ни мужа, ни брата, а теперь даже и отца, который мог бы защитить ее.
Фрэнк считал, что мир слишком безжалостен к одиноким женщинам; Скарлетт
помалкивала, от души желая, чтобы он пребывал в этом убеждении.
Он стал заходить каждый вечер, ибо атмосфера в доме мисс Питтипэт бы-
ла приятная и успокаивающая. Мамушка открывала ему парадную дверь с
улыбкой, предназначенной для людей достойных, Питти подавала ему кофе,
сдобренный коньяком, и окружала вниманием, а Скарлетт ловила каждое его
слово. Иногда днем, отправляясь по делам, он приглашал Скарлетт прока-
титься с ним в кабриолете. Ему было весело с ней, ибо она задавала уйму
глупых вопросов - "как истинная женщина", без всякого осуждения говорил
он себе. Он, само собою, смеялся над ее неосведомленностью в делах, и
она тоже смеялась и говорила:
- Ну, не можете же вы рассчитывать, чтобы такая глупая женщина, как
я, что-то понимала в мужских занятиях.
Впервые за всю свою жизнь закоренелого холостяка он благодаря Скар-
летт чувствовал себя сильным мужчиной, созданным господом богом по более
благородному образцу, чем многие другие, - созданным, чтобы защищать
глупеньких беспомощных женщин.
И когда они наконец уже стояли вместе перед алтарем и ее маленькая
ручка доверчиво покоилась в его руке, а опущенные ресницы отбрасывали
густой полукруг тени на розовые щеки, он едва ли мог бы сказать, как это
произошло. Он сознавал лишь, что впервые в жизни совершил романтический
и дерзкий поступок. Он, Фрэнк Кеннеди, так вскружил голову этой прелест-
ной женщине, что она, забыв обо всем на свете, упала в его сильные
объятья. Сознание одержанной победы пьянило его.
На венчании не было ни друзей, ни родных. Свидетелями они пригласили
людей посторонних, с улицы. Скарлетт настояла на этом, и Фрэнк уступил,
хотя и без особой охоты, ибо ему доставило бы удовольствие видеть рядом
свою сестру и зятя из Джонсборо. И чтобы потом был прием в гостиной мисс
Питти, среди веселых друзей, которые пили бы за здоровье невесты. Но
Скарлетт не желала слышать о том, чтобы на венчании присутствовала даже
мисс Питти.
- Только мы, Фрэнк, вы и я, - взмолилась она, сжимая ему локоть. -
Как будто мы с вами сбежали. Я всегда мечтала о том, чтобы бежать с лю-
бимым и обвенчаться тайно! Ну, прошу вас, радость моя, ради меня!
Это ласковое слово, столь непривычное для его уха, и две слезинки,
ярко сверкнувшие в уголках ее светло-зеленых глаз, когда она умоляюще
посмотрела на него, - решили дело. В конце концов, мужчина должен усту-
пать невесте, особенно в день свадьбы. Ведь для женщины все эти санти-
менты имеют такое значение.
И не успел он опомниться, как оказался женатым.
Фрэнк, несколько удивленный ласковой настойчивостью жены, дал ей все
же триста долларов, хотя сначала и не хотел давать, потому что это опро-
кидывало его надежды тотчас купить лесопилку. Но не мог же он допустить,
чтобы семью Скарлетт выселили с насиженного места, да к тому же его
огорчение довольно быстро начало таять - такая Скарлетт стала с ним неж-
ная, так "одаривала" за его щедрость. Ни одна женщина ни разу еще не
"одаривала" Фрэнка, и он начал думать, что в конце концов не зря дал ей
денег.
А Скарлетт тотчас отправила Мамушку в Тару с тройным наказом: вручить
Уиллу деньги, объявить о ее замужестве и привезти Уэйда в Атланту. Через
два дня она получила от Уилла коротенькую записку, которую всюду носила
с собой и читала и перечитывала со все возрастающей радостью. Уилл пи-
