- Конечно, я в полном порядке. А вы, Ретт Батлер, - мерзавец, вы са-
мый что ни на есть отпетый гнусный тип! Вы с самого начала знали, о чем
я буду с вами говорить, и знали, что не дадите мне денег. И однако же вы
не остановили меня. А ведь могли бы пожалеть...
- Пожалеть и не услышать всего, что вы тут наговорили? Ну, нет. У ме-
ня здесь так мало развлечений. Право, не помню, чтобы я когда-нибудь
слышал более приятные вещи. - И он вдруг рассмеялся с обычной своей из-
девкой.
Она тотчас вскочила на ноги и схватила шляпку, но Ретт уже держал ее
за плечи.
- Обождите еще немного. Вы в силах говорить разумно?
- Пустите меня!
- Я вижу, что в силах. В таком случае скажите мне пот что. Я был ва-
шей единственной соломинкой? - И он впился в нее острым, настороженным
взглядом, стараясь не пропустить ни малейшего изменения в ее лице.
- Не понимаю.
- Я был единственным, на ком вы собирались испробовать свои чары?
- А какое вам до этого дело?
- Большее, чем вы предполагаете. Есть у вас другие мужчины на приме-
те? Да говорите же!
- Нет.
- Невероятно. Я как-то не могу представить себе вас без пяти или шес-
ти воздыхателей про запас. Конечно же, кто-нибудь подвернется и примет
ваше интересное предложение. И я настолько в этом уверен, что хочу дать
вам маленький совет.
- Я не нуждаюсь в ваших советах.
- И тем не менее я вам его дам. Похоже, единственное, что я способен
дать вам сейчас, это совет. Внимательно выслушайте его, потому что это
совет хороший. Если вы пытаетесь чего-то добиться от мужчины, не выкла-
дывайте ему все сразу, как сейчас мне. Постарайтесь быть погибче, пособ-
лазнительнее. Это приносит лучшие результаты. В свое время вы умели этим
пользоваться, и пользовались идеально. А сейчас, когда вы предлагали мне
ваше... м-м... обеспечение под мои деньги, уж больно жестким дельцом вы
выглядели. Такие глаза, как у вас, я видел на дуэли у своего противника,
когда он стоял в двадцати шагах от меня и целился - надо сказать, не
очень это было приятно. Они не зажигают пожара в сердце мужчины. Так с
мужчинами не обращаются, прелесть моя. Вы забыли о том, чему вас учили в
юности.
- Я не нуждаюсь, чтоб вы говорили мне, как себя вести, - сказала она
и устало принялась надевать шляпку. Просто удивительно, как он может так
беззаботно паясничать с веревкой на шее, да к тому же, когда она расска-
зала ему о своих бедах. При этом она вовсе не заметила, что руки в кар-
манах брюк были у него сжаты в кулаки, словно он старался сдержать
злость на собственное бессилие.
- Не унывайте, - сказал он, глядя, как она завязывает ленты шляпки. -
Можете прийти полюбоваться, когда меня будут вешать: от этого зрелища
вам наверняка станет легче. Таким образом, вы сведете старые счеты со
мной, да и за этот день - тоже. А я не забуду упомянуть вас в завещании.
- Я вам очень признательна, но последний срок платежа за Тару может
наступить раньше, чем вас повесят, - сказала она с неожиданным ехидством
под стать ему, не сомневаясь, что так оно и будет.
ГЛАВА XXXV
Когда она вышла из здания штаба, лил дождь и небо было унылое, желто-
вато-серое. Солдаты на площади залезли в свои палатки, улицы опустели.
Поблизости не видно было ни коляски, ни повозки, и Скарлетт поняла, что
ей придется проделать весь долгий путь до дома пешком.
Хотя она шла не останавливаясь, выпитый коньяк постепенно перестал ее
согревать. Холодный ветер до дрожи пробирал ее, дождь иголками впивался
в лицо. Тонкая накидка тети Питти быстро намокла и тяжелыми складками
свисала с плеч, прилипая к телу. Скарлетт понимала, что бархатное платье
окончательно испорчено, а петушиные перья, украшавшие ее шляпку, повисли
и выглядят, наверно, не менее жалко, чем и на бывшем своем обладателе,
когда он бродил по мокрому двору в Таре. Кирпичная кладка на тротуарах
местами была разбита, а местами отсутствовала совсем. Здесь грязь дости-
гала до щиколотки, и туфли Скарлетт увязали в ней, словно приклеиваясь,
а то и вовсе соскакивали с ног. Всякий раз, когда она наклонялась, чтобы
вытащить их, подол ее платья попадал в грязь. Она даже не старалась
обойти лужи, а шагала прямо по ним, таща за собой тяжелые юбки. Лодыжкам
ее было холодно от намокшей нижней юбки и панталон, но ей уже безразлич-
но было то, что наряд, на который делалась такая ставка, испорчен. Она
вся застыла, утратила последние крохи бодрости, отчаялась.
Как она вернется в Тару, как посмотрит им всем в лицо после своего
бахвальства? Как скажет им, что надо убираться куда глаза глядят? Как
расстанется со всем, что ей дорого, - с красными полями, высокими сосна-
ми, темными болотами в низинах, с тихим кладбищем, где под густой тенью
кедров лежит Эллин?
Ненависть к Ретту жгла ей сердце, пока она с трудом продвигалась по
скользкой дороге. Какой он мерзавец! Скарлетт очень надеялась, что его
повесят и она никогда больше не встретится с этим свидетелем своего по-
зора и унижения. Конечно же, он мог достать для нее денег, если бы захо-
тел. Нет, его мало повесить! Слава богу, он не видит ее сейчас - мокрую,
грязную, продрогшую, с распустившимися волосами. До чего же она, навер-
ное, омерзительно выглядит и как бы он над ней посмеялся!
Негры, попадавшиеся ей по дороге, нахально скалили зубы и подтрунива-
ли над ней, а она спешила мимо, спотыкаясь и скользя по грязи, временами
останавливаясь, чтобы перевести дух и надеть соскочившие туфли. Да как
они смеют подтрунивать над ней, Скарлетт О'Харра, владелицей Тары! Как
они смеют скалить зубы, черные обезьяны! Она бы велела их всех по-
роть-пороть, пока кровь не выступит! Черт бы подрал этих янки - зачем
они освободили черномазых, зачем дали им возможность насмехаться над бе-
лыми!
Она шла по улице Вашингтона, и все вокруг, казалось, было погружено в
такое же уныние, как ее душа. Тут не было ни суеты, ни оживления, царив-
ших на Персиковой улице. Когда-то здесь тоже стояло немало красивых до-
мов, но лишь немногие из них были восстановлены. Куда чаще встречались
обугленные фундаменты да одиноко торчали почерневшие трубы, которые на-
зывали теперь "часовыми Шермана". Дорожки, что вели когда-то к домам,
заросли; лужайки затянуло бурьяном, тумбы с выбитыми на них такими зна-
комыми ей фамилиями, столбы, к которым никто уж никогда не привяжет ло-
шадей! Холодный ветер и дождь, грязь и голые деревья, тишина и запусте-
ние. До чего же промокли у нее ноги и как далеко ей еще идти!
Она услышала за спиной хлюпанье копыт по грязи и отступила подальше
от края узкого тротуара, чтобы еще больше не забрызгать и так уже пере-
пачканную накидку тетушки Питтипэт. По дороге медленно двигался кабрио-
лет, и Скарлетт повернулась посмотреть, кто едет, и попросить подвезти
ее, если возница белый. Из-за дождя все расплывалось у нее перед глаза-
ми, тем не менее она увидела, что возница выглянул из-под брезента,
спускавшегося со щитка почти до самого его подбородка. Что-то в этом ли-
це показалось ей знакомым, и она сошла на дорогу, чтобы получше его
рассмотреть; человек смущенно кашлянул, и хорошо знакомый голос радостно
и удивленно воскликнул:
- Да неужели это мисс Скарлетт!
- Ох, мистер Кеннеди! - вырвалось у нее, и, шлепая по грязи, она бро-
силась к кабриолету и прислонилась к грязному колесу, уже не заботясь о
том, что может испачкать накидку. - Вот уж никому в жизни я так не радо-
валась!
Он вспыхнул от удовольствия, почувствовав, что она говорит вполне
искренне, и, поспешно сплюнув табачную жвачку в сторону, легко спрыгнул
на землю. Он восторженно потряс руку Скарлетт и, приподняв брезент, по-
мог ей залезть в кабриолет.
- Мисс Скарлетт, да что вы тут делаете в этой части города и одна?
Разве вы не знаете, что нынче ходить одной опасно? И промокли же вы!
Возьмите-ка полость и накройте себе ноги.
Он суетился, квохча как курица, и она с наслаждением отдала себя в
его заботливые руки. Так приятно, когда возле тебя кто-то хлопочет, за-
ботится, опекает, даже если это всего лишь старая дева в брюках вроде
Фрэнка Кеннеди.
Это так грело душу после безжалостного Ретта. И до чего приятно уви-
деть человека из родных краев, когда ты так далеко от дома! Она замети-
ла, что Фрэнк хорошо одет и кабриолет у него новый. Лошадь была явно мо-
лодая и упитанная, сам же Фрэнк выглядел старше своих лет, гораздо стар-
ше, чем тогда, в сочельник, когда он появился в Таре со своими людьми.
Он похудел, лицо у него вытянулось, желтые глаза слезились и глубоко за-
пали, а кожа сморщилась и обвисла. Его рыжеватая бородка стала еще реже;
она была вся в табачном соке и такая всклокоченная, точно он непрерывно
ее дергал. Но его оживленное и веселое лицо являло собой резкий контраст
печальным, озабоченным, усталым лицам, которые Скарлетт видела вокруг.
- Как приятно видеть вас, - тепло сказал Фрэнк. - Я не знал, что вы в
городе. Я видел мисс Питтипэт всего на прошлой неделе, и она сказала
мне, что вы собираетесь приехать. А... м-м... кто-нибудь еще приехал с
вами из Тары?
Он думает о Сьюлин, старый дурак.
- Нет, - сказала Скарлетт, закутываясь в полость и стараясь натянуть
ее по самую шею. - Я приехала одна. И я не предупреждала тетю Питти.
Он почмокал, понукая лошадь, и та осторожно зашагала дальше по
скользкой дороге.
- Все в Таре живы-здоровы?
- О да, более или менее.
Надо придумать что-то, о чем говорить, но ей так трудно было сейчас
вести беседу. Мозг у нее словно налился свинцом после понесенного пора-
жения, и ей хотелось одного - лечь, накрыться теплым одеялом и сказать
себе: "Сейчас не стану думать о Таре! Подумаю об этом потом, когда не
будет так больно". Хорошо бы, он принялся ей что-нибудь рассказывать -
что-нибудь такое длинное, чтобы хватило до самого дома, и тогда она мог-
ла бы ничего не говорить, а лишь время от времени вставлять: "ах, как
мило" или "какой же вы умный".
- Мистер Кеннеди, я просто в себя не могу прийти - как это мы с вами
встретились. Да, я, конечно, скверно веду себя, не поддерживая зна-
комства со старыми друзьями, но я, право же, не знала, что вы в Атланте.
Кажется, кто-то говорил мне, что вы в Мариетте.
- Да, у меня дела в Мариетте, много дел, - сказал он. - Разве мисс
Сьюлин не говорила вам, что я обосновался в Атланте? И не говорила про
мою лавку?
Скарлетт смутно вспомнила, что Сьюлин действительно что-то чирикала
насчет Фрэнка и его лавки, но она никогда не обращала внимания на то,
что говорит Сьюлин. Ей достаточно было знать, что Фрэнк жив и рано или
поздно ей удастся сбыть ему Сьюлин с рук.
- Нет, ни слова, - солгала она. - А у вас есть лавка? Какой же вы,
оказывается, шустрый!
Его явно огорчило, что Сьюлин не обнародовала такую весть, но он тот-
час просиял от похвалы Скарлетт.
- Да, у меня есть лавка и, по-моему, совсем неплохая. Люди говорят,
что я прирожденный коммерсант. - И он с довольным видом рассмеялся своим
квохчущим смехом: Скарлетт всегда раздражал этот смех.
"Самовлюбленный старый болван", - подумала она.
- О, мистер Кеннеди, к чему бы вы ни приложили руку, всюду вас ждет
успех. Но как, скажите на милость, вам вообще удалось открыть лавку?
Ведь когда мы с вами виделись на позапрошлое рождество, вы говорили, что
у вас нет ни цента.
Он крякнул, прочищая горло, провел всей пятерней по бакенбардам и
улыбнулся своей нервной застенчивой улыбкой.
- Это долгая история, мисс Скарлетт.
"Слава богу! - подумала она. - Хоть бы хватило ее до дома". Вслух же
произнесла:
- Расскажите, пожалуйста!
- Вы помните, как мы в последний раз явились в Тару за провиантом?
Так вот, вскоре после этого я отбыл на фронт. Я хочу сказать: принял бо-
евое крещение. Я больше не занимался интендантством. Да интенданты уже и
