шу заботу обо мне. Совсем-то расплатиться, до конца, я не смогу, понят-
но, никогда, потому как жизнь человеческая слишком дорога - ее ничем не
оплатишь.
Итак, Уилл Бентин остался жить в Таре, и как-то незаметно, само со-
бой, значительная часть груза, лежавшего на плечах Скарлетт, перемести-
лась на его костлявые плечи.
Настал сентябрь, и пришла пора собирать хлопок. Однажды после полуд-
ня, погожим, солнечным днем ранней осени Уилл Бентин, сидя на ступеньках
крыльца у ног Скарлетт, неторопливо повествовал своим бесцветным голосом
о непомерных ценах за очистку хлопка на новой хлопкоочистительной машине
под фейетвиллом. Однако сегодня в Фейетвилле ему удалось выяснить, что
расходы можно будет сократить на четверть, если на две недели предоста-
вить лошадь и повозку в пользование хозяина машины. Но заключать сделку
он не стал - решил сначала обсудить все со Скарлетт.
Она поглядела на долговязого, сухопарого человека, жевавшего соломин-
ку, прислонясь к колонне крыльца. Несомненно - как частенько утверждала
Мамушка - сам бог послал его сюда, и Скарлетт не раз спрашивала себя,
что бы все они делали последние несколько месяцев, если бы не Уилл. Он
всегда был немногословен, никогда не суетился без толку, никогда не про-
являл излишнего интереса к тому, что происходило вокруг, но знал реши-
тельно все про всех обитателей усадьбы. И работал не покладая рук. Рабо-
тал молча, старательно и со знанием дела. И хотя у него не было ноги, он
работал быстрее, чем Порк. И умел заставить работать Порка, что Скарлетт
казалось равносильным чуду. Когда у коровы сделались колики, а на лошадь
напала какая-то таинственная хворь, грозившая унести ее на тот свет,
Уилл не отлучался от них ни днем, ни ночью и выходил обеих. Его уменье
выторговывать нужную цену вызывало уважение Скарлетт: он мог уехать ут-
ром верхом с двумя-тремя бушелями яблок, сладкого картофеля и других
овощей и возвратиться с семенами, куском ткани, мукой и другими необхо-
димыми предметами, и она понимала, что ей никогда не удалось бы всего
этого раздобыть, как ни лихо научилась она торговаться.
Мало-помалу Уилл Бентин стал как бы членом семьи О'Хара и спал на
раскладной кровати в маленькой гардеробной, смежной со спальней Джерал-
да. Он больше не заговаривал об отъезде, а Скарлетт, страшась, как бы он
их не покинул, тоже старательно обходила эту тему. Порой у нее мелькала
мысль, что, не будь он человеком низкого происхождения и обладай хоть
крупицей самолюбия, он бы вернулся к родному очагу, даже если этого оча-
га больше не существует. И тут же она принималась мысленно жарко молить
судьбу о том, чтобы он оставался с ними как можно дольше. Насколько же
легче жить, когда в доме есть мужчина.
И будь у Кэррин чуть больше мозгов, чем у мыши, думала Скарлетт, она
заметила бы, что Уилл к ней неравнодушен. Скарлетт была бы бесконечно
благодарна Уиллу, если бы он посватался к Кэррин. Конечно, до войны Уил-
ла никак нельзя было бы счесть подходящей партией для Кэррин. Он не при-
надлежал к клану плантаторов, хотя и к белой голытьбе его никто бы тоже
не причислил. Он был просто небогатый фермер, не шибко образованный, го-
воривший и писавший с грамматическими ошибками и начисто лишенный того
светского лоска, который в глазах всех О'Хара был неотъемлемой принад-
лежностью джентльмена. Сказать по правде, Скарлетт не раз задавала себе
этот вопрос - можно ли считать Уилла джентльменом, и пришла к заключе-
нию, что нельзя. Мелани горячо защищала его: человек с таким добрым
сердцем, такой внимательный к людям - это врожденный джентльмен, утверж-
дала она. Скарлетт понимала, что Эллин упала бы в обморок при одной мыс-
ли, что ее дочь может сочетаться браком с человеком, подобным Уиллу, но
это тоже не тревожило Скарлетт: волей-неволей ей слишком часто приходи-
лось пренебрегать заповедями Эллин. Мужчин было мало, а девушкам надо же
было выходить за кого-то замуж, да и поместью требовалась мужская рука.
Но Кэррин, все глубже и глубже погружавшаяся в свой молитвенник и с каж-
дым днем все больше терявшая связь с реальным миром, относилась к Уиллу
тепло, как к брату, и он стал для нее чем-то столь же привычным, как
Порк.
"Будь у Кэррин хоть искра благодарности в душе за все, что я для нее
сделала, - с горечью думала Скарлетт, - она бы вышла за Уилла замуж и не
позволила бы ему уехать от нас. Так нет, она будет вечно убиваться по
этому глупому мальчишке, у которого, верно, и в мыслях-то никогда ничего
серьезного по отношению к ней не было".
Но так или иначе, Уилл продолжал жить в их доме - по каким причинам,
Скарлетт не знала, - и чисто деловые отношения, установившиеся между ни-
ми, были ей приятны и вполне ее устраивали. К повредившемуся умом Дже-
ралду Уилл проявлял глубочайшую почтительность, но подлинной главой дома
была в его глазах Скарлетт.
Она одобрила его план отдать внаймы лошадь, хотя это на какое-то вре-
мя лишало их средства передвижения. Конечно, больше всех это огорчит
Сьюлин. Ведь самым большим удовольствием для нее было проехаться с Уил-
лом в Джонсборо или Фейетвилл, когда он отправлялся туда по делам. Оде-
тая с бору да с сосенки - во все, что оставалось лучшего у женской поло-
вины обитателей Тары, - она наносила визиты друзьям, собирала новости со
всей округи и начинала снова чувствовать себя мисс О'Хара из поместья
Тара. Она никогда не упускала случая удрать с плантации и покрасоваться
среди людей, которым не было известно, что она самолично застилает пос-
тели и полет огород.
"Мисс Гордячке придется две недели посидеть дома, - думала Скарлетт,
- а нам, хочешь не хочешь, потерпеть ее нытье и воркотню".
Мелани с ребенком на руках тоже вышла на крыльцо, расстелила на полу
старое одеяльце и посадила на него Бо, чтобы дать ему поползать. Получив
очередное письмо Эшли, Мелани либо радостно распевала, сияя от счастья,
либо впадала в состояние беспокойного тоскливого ожидания. Но и ликующая
и подавленная, она пугала своей бледностью и худобой. Без единой жалобы
она выполняла свою долю работ, хотя здоровье никак не возвращалось к
ней. Старый доктор Фонтейн определил ее болезнь как женское недомогание
и в полном согласии с доктором Мидом заявил, что ей вообще не следовало
иметь детей. Он без стеснения предрек, что еще одни роды убьют ее.
- Сегодня в Фейетвилле мне попалась на глаза одна весьма занятная
штучка, - сказал Уилл. - Я подумал, что вам, сударыня, будет интересно
это увидеть, и решил прихватить ее с собой. - Порывшись в заднем кармане
брюк, он вытащил обшитый лыком коленкоровый бумажник, который смастерила
для него Кэррин, и достал оттуда денежную купюру Конфедерации.
- Если вам кажется, Уилл, что в деньгах Конфедерации есть что-то за-
нятное, то я никак не разделяю вашего мнения, - резко сказала Скарлетт,
так как один вид этих денег приводил ее в исступление. - У папы в сунду-
ке лежит этих бумажек на три тысячи долларов, и Мамушка давно рвется
заклеить ими дыры на чердаке, чтобы там не гулял сквозняк. И, пожалуй, я
так и сделаю. Тогда по крайней мере от них будет какой-то толк.
- "Державный Цезарь, обращенный в тлен..." - пробормотала Мелани с
грустной улыбкой. - Не нужно, Скарлетт, не делай этого. Сохрани их для
Уэйда. Он, когда подрастет, будет гордиться ими.
- Насчет державного Цезаря я ничего не слыхал, - терпеливо промолвил
Уилл, - а вот то, что вы сказали насчет Уэйда, мисс Мелли, - так ведь и
я как раз о том же. Тут на обороте наклеен стишок. Я знаю, мисс Скарлетт
не больно жалует стихи, но мне казалось, эти могут прийтись ей по душе.
Он перевернул купюру. С оборотной стороны на нее был наклеен кусок
оберточной бумаги, исписанный бледными самодельными чернилами. Уилл от-
кашлялся и неторопливо, с расстановкой прочел:
- Называется: "Стихи на оборотной стороне денежной купюры Конфедера-
ции":
Это знак, не имеющий больше цены, -
Сохрани его, друг дорогой;
Это символ когда-то прекрасной страны,
Разоренной жестокой рукой.
Да поведает он свой печальный рассказ
Тем, кто память хранит о былом,
О земле - колыбели священной для нас,
О грозе, полыхавшей огнем.
- О какие прекрасные, какие волнующие слова! - воскликнула Мелани. -
Нет, Скарлетт, ты не должна позволять Мамушке заклеивать деньгами щели
на чердаке. Это же не просто бумажки, как правильно сказано в стихах...
это память о той жизни, которая ушла безвозвратно.
- Ах, Мелли, не будь такой сентиментальной! Бумага все равно остается
бумагой, а у нас ее так мало, и мне надоело слышать Мамушкину воркотню
из-за щелей на чердаке. А когда Уэйд подрастет, у меня, надеюсь, найдет-
ся для него достаточно зеленых банкнот вместо этих никчемных бумажек.
Уилл, который во время этого разговора приманивал к себе малютку Бо,
показывая ему купюру и заставляя ползти по одеялу, поднял голову и, зас-
лонив глаза от солнца рукой, поглядел на подъездную аллею.
- К нам еще кто-то пожаловал, - сказал он. - Еще один солдат.
Скарлетт посмотрела туда и увидела ставшую привычной картину: борода-
тый человек в серых и синих лохмотьях - остатках военной формы обеих ар-
мий - медленно брел по кедровой аллее, с трудом волоча ноги, понуро
опустив голову.
- А я-то думала, что с солдатами уже покончено, - сказала Скарлетт. -
Надеюсь, этот не очень изголодался.
- Думаю, что очень, - промолвил Уилл.
Мелани поднялась.
- Пойду велю Дилси поставить еще один прибор, - сказала она. - И надо
удержать Мамушку, чтобы она не набрасывалась на этого беднягу прямо с
порога, и не стаскивала с него рубище, и не...
Она так внезапно умолкла на полуслове, что Скарлетт подняла на нее
глаза. Мелани держалась рукой за горло, словно ее что-то душило, и было
видно, как на шее под кожей у нее быстро-быстро бьется голубая жилка.
Лицо ее совсем побелело, а карие глаза казались неестественно огромными
и почти черными от расширившихся зрачков.
"Она сейчас потеряет сознание!" - подумала Скарлетт и, вскочив со
ступенек, обхватила ее за плечи.
Но Мелани отбросила ее руку и в мгновение ока сбежала с крыльца. Она
летела по аллее словно птица, раскинув руки, едва касаясь ступнями гра-
вия, ее линялые юбки развевались... И Скарлетт вдруг все поняла, и это
прозрение обрушилось на нее как удар. Она прислонилась к колонне, чтобы
не упасть, и когда солдат поднял заросшее белокурой бородой лицо и стал,
глядя на дом, словно не находя в себе сил сделать еще хоть шаг, у Скар-
летт остановилось сердце. А затем оно толкнулось о ребра и забилось бе-
шено, когда Мелли с нечленораздельным криком упала в объятия этого обор-
ванного солдата и его голова склонилась к ее лицу. Не помня себя, Скар-
летт бросилась вниз по ступенькам, но рука Уилла удержала ее, ухватив за
юбку.
- Не надо, не мешайте им, - тихо сказал он.
- Уберите руку, болван! Уберите руку! Это же Эшли.
Но он продолжал удерживать ее за юбку.
- Ведь это же как-никак ее муж, верно? - мягко проговорил он, и, те-
ряя рассудок от бессильной ярости и непомерного счастья, Скарлетт в смя-
тении взглянула на него и прочла в глубине его глаз понимание и участие.
ЧАСТЬ 4
ГЛАВА XXXI
Холодным январским днем 1866 года Скарлетт сидела в своем кабинете и
писала письмо тете Питти, в котором подробнейшим образом в десятый раз
объясняла, почему ни она, ни Мелани, ни Эшли не могут приехать в Атланту
и поселиться с ней. Писала она быстро, стремительно, ибо знала: тетя
Питти, не успев прочесть начало, тотчас примется за ответ, и письмо бу-
дет заканчиваться жалобным всхлипом: "Я боюсь жить одна!"
Руки у Скарлетт застыли, и, отложив в сторону перо, она потерла их,
чтобы согреть, а ноги глубже засунула под старое одеяло. Подметки на ее
туфлях прохудились, и она вложила в них стельки, выстриженные из ковра.
