стараясь чем-то заполнить тягостное молчание.
- Он умирает, - коротко сообщила Кэтлин. Голос ее звучал холодно, бе-
зучастно. - И я сделаю все, насколько это в моих силах, чтобы он умер
спокойно, не тревожась обо мне и понимая, что, когда его не станет, я
буду не одна, обо мне позаботятся. Дело в том, что наша мачеха отбывает
завтра с детьми на Север. Ну, все, мне надо ехать.
Мелани подняла голову и встретила жесткий взгляд Кэтлин. Глаза Мелани
были полны сочувствия и понимания, а на длинных ресницах блестели сле-
зинки, и внезапно горькая улыбка - совсем как у ребенка, который храб-
рится, стараясь не заплакать от боли, - искривила губы Кэтлин. От всего
этого у Скарлетт голова совсем пошла кругом: она никак не могла осво-
иться с мыслью, что Кэтлин Калверт выходит замуж за управляющего, - Кэт-
лин Калверт, дочь богатого плантатора, Кэтлин, у которой было так много
поклонников, как ни у одной девушки в графстве, не считая, конечно, са-
мой Скарлетт.
Кэтлин наклонилась, Мелани встала на цыпочки. Они поцеловались. Потом
Кэтлин резко дернула поводья, и старый мул тронулся с места.
Мелани смотрела ей вслед, слезы струились по ее щекам. Скарлетт все
еще никак не могла прийти в себя от изумления.
- Мелли, она что - рехнулась? Как могла она влюбиться в него?
- Влюбиться? Боже мой, Скарлетт, какие ужасные мысли приходят тебе в
голову! Ах, бедная Кэтлин! Бедный Кэйд!
- Да брось ты! - воскликнула Скарлетт, которую все это уже начинало
раздражать. Ей было досадно, что Мелани как-то всегда ухитрялась глубже,
чем она сама, вникнуть в суть вещей. Помолвка Кэтлин поразила ее своей
неожиданностью, но вовсе не показалась чем-то трагическим. Конечно, это
не большое удовольствие - выходить замуж за янки, за белую шваль, но в
конце-то концов девушка не может жить одна-одинешенька на плантации, ей
нужен муж, чтобы помочь управиться с хозяйством.
- Вот об этом самом я и толковала тебе, Мелли, на днях. У девушек те-
перь нет женихов, и им приходится выходить за кого попало.
- Да совершенно не обязательно им выходить замуж. Ничего нет постыд-
ного в том, чтобы оставаться незамужней. Возьми к примеру хоть тетю Пит-
ти. Господи, да, по мне, лучше смерть, чем такой брак! И я уверена, что
Кэйду тоже легче было бы увидеть Кэтлин мертвой. Это конец рода Калвер-
тов. Подумай только, за кого она... какие у них будут дети! Послушай,
Скарлетт, скорей вели Порку оседлать лошадь, скачи за Кэтлин и сказки -
пусть она лучше переходит жить к нам.
- Еще чего! - вскричала Скарлетт, пораженная тем, как Мелани походя
распоряжается ее поместьем. У Скарлетт не было ни малейшего намерения
кормить еще один рот. Она уже готова была заявить об этом во всеуслыша-
ние, но что-то в удрученном лице Мелани заставило ее сдержаться. - Она
же не согласится, Мелли, - подошла она к делу с другой стороны. - Ты са-
ма понимаешь. Она слишком гордая, для нее это будет то же, что принять
милостыню.
- Да, ты права, ты права! - совершенно расстроенная, пробормотала Ме-
лани, глядя, как оседает на дорогу маленькое облачко красной пыли.
"Ты живешь тут уже который месяц, - угрюмо подумала Скарлетт, глядя
на золовку, - и тебе ни разу не пришло в голову, что ведь, в сущности,
ты принимаешь от меня подаяние. И никогда, думаю, и не придет. Таких,
как ты, не смогла изменить даже война, ты мыслишь и действуешь так,
словно ничего не произошло, словно мы по-прежнему богаты, как Крез, и не
знаем, куда девать продукты, и сколько в доме гостит народу, не имеет
для нас значения. И похоже, ты будешь сидеть у меня на шее до конца дней
моих. Но только не с Кэтлин в придачу - нет, покорно благодарю!"
ГЛАВА XXX
В то жаркое лето после заключения мира Тара перестала быть уединенным
островком. Месяц за месяцем через плантации лился поток страшных, боро-
датых, оборванных, похожих на пугала людей со стертыми в кровь ногами;
они взбирались на красный холм и присаживались отдохнуть на затененном
крыльце, моля о пище и о ночлеге. Солдаты армии конфедератов возвраща-
лись домой. Остатки армии Джонстона перебросили по железной дороге из
Северной Каролины в Атланту, выгрузили их там, и они пустились в
дальнейшее паломничество пешком. Когда волна солдат генерала Джонстона
спала, за нею следом побрели измученные ветераны виргинской армии, а за
ними - солдаты западных войск; все стремились на юг, к своим домам, ко-
торых, быть может, и не существовало более, к своим семьям, давно, быть
может, рассеявшимся по свету или погребенным в земле. Почти все шли пеш-
ком, а наиболее удачливые ехали верхом на костлявых лошадях или мулах,
которых согласно условиям капитуляции им разрешили сохранить, но бедные
животные были настолько истощены, что самому неопытному глазу было ясно:
ни одно из них не дотянет до далекой Флориды или Южной Джорджии.
Домой! Домой! Одна мысль владела умами всех солдат. Некоторые были
молчаливы, печальны, другие веселы, полны презрения к лишениям, но и тех
и других поддерживала мысль: войне конец, мы возвращаемся домой. И мало
кто испытывал горечь поражения. Это выпало на долю женщин и стариков. А
солдаты отважно сражались, их победили, и теперь им хотелось одного:
вернуться к мирному труду землепашцев под флагом страны, за которую шла
борьба.
Домой! Домой! Они не могли говорить ни о чем другом - ни о битвах, ни
о ранах, ни о плене, ни о будущем. Пройдет время, и они начнут вспоми-
нать сражения и рассказывать своим детям и внукам о схватках, атаках,
налетах, о шутливых проделках, о голоде, ранениях, форсированных мар-
шах... Но не сейчас. У одних не было ноги, у других - руки, у
третьих-глаза, и почти у всех были шрамы, которые станут ныть в сырую
погоду, если они доживут лет до семидесяти, но все это казалось им сей-
час несущественным. Дальше жизнь пойдет по-другому.
И одно было общим для всех - для старых и молодых, для разговорчивых
и молчаливых, для богатых плантаторов и изможденных бедняков-все равно
страдали от дизентерии и вшей. Вшивость стала таким неизменным спутником
солдат-конфедератов, что они уже машинально и бездумно почесывались даже
в присутствии дам. Что до дизентерии - "кровавой лихорадки", как дели-
катно называли эту болезнь дамы, - то она, по-видимому, не пощадила ни-
кого от рядового до генерала. Четыре года существования на грани голод-
ной смерти, четыре года на рационе самой грубой, зачастую несвежей, за-
частую почти несъедобной пищи сделали свое дело, и каждый солдат, искав-
ший пристанища в Таре, либо страдал этой болезнью, либо только что от
нее оправился.
- Похоже, во всей армии не сыщется ни одного здорового брюха с креп-
кими кишками, - мрачно изрекла Мамушка, обливавшаяся потом у очага, го-
товя горький отвар из корня ежевики, который Эллин считала чудодействен-
ным лекарством от всех желудочных заболеваний. - Сдается мне, не янки
побили наших жентмунов, а просто у наших жентмунов кишки не выдержали.
Какой жентмун может сражаться, ежели у него в кишках вода?
И одного за другим она поила их всех отваром, не предваряя лечения
пустыми вопросами о состоянии желудка, и все, один за другим, покорно,
хотя порой и кривясь, пили ее снадобье, вспоминая, быть может, другие
суровые черные лица в далеком отсюда краю и другие непреклонные черные
руки с ложкой целебного снадобья.
В такой же мере непреклонна была Мамушка и в вопросах "обчества" и
неусыпно следила за тем, чтобы ни один обовшивевший солдат не переступил
порога Тары. Мамушка препровождала их всех за густые заросли кустарника,
где предлагала им разоблачиться, снабжала куском щелочного мыла, лохан-
кой горячей воды, а также простынями и одеялами - прикрыть наготу, пока
она будет кипятить их одежду в огромном стиральном котле. Женская поло-
вина дома горячо протестовала против такого обращения, унижающего честь
солдата, но все протесты были бесплодны. Мамушка отвечала на это, что
еще большему унижению подвергнутся они сами, если обнаружат на себе
вошь.
Когда солдаты стали появляться на плантации почти ежедневно, запро-
тестовала сама Мамушка: она не желала пускать солдат в спальни. Ее прес-
ледовал страх, что какая-нибудь шустрая вошь ускользнет от ее зоркого
глаза. Во избежание пререканий Скарлетт превратила в спальню гостиную,
устланную мягким ковром. Мамушка снова подняла крик, протестуя против
кощунственного обращения с ковром покойной мисс Эллин, но на сей раз
Скарлетт была тверда. Где-то же солдатам надо спать! И через несколько
месяцев после заключения мира на мягком ворсе ковра стали появляться по-
тертости, а вскоре грубая основа и уток проглянули в тех местах, где
прогулялись неосторожный солдатский каблук или шпора.
И у каждого солдата все жадно выспрашивали про Эшли. А Сьюлин с дос-
тоинством осведомлялась о мистере Кеннеди. Но никто из солдат ничего о
них не слышал, да и не имел особой охоты распространяться о пропавших
без вести. Им повезло, они уцелели, и им не хотелось думать о тех, кто
покоится в безымянных могилах и никогда не вернется домой.
Вся семья старалась укрепить мужество Мелани после каждого пережитого
ею разочарования. Нет, конечно, Эшли не умер в тюрьме. Тюремный капеллан
обязательно написал бы им, если бы это случилось. Эшли, без сомнения,
сейчас возвращается домой, но путь-то ведь далекий. Да боже ты мой, даже
на поезде это несколько суток езды, а если он идет пешком, как эти сол-
датики?.. "Почему он не пишет?!" - "Но, дорогая, вы же знаете, как рабо-
тает почта - через пень колоду, как говорится, хотя железнодорожное со-
общение и восстановилось". - "А что, если... что, если он умер на пути
домой?" - "Но послушайте, Мелли, какая-нибудь женщина, пусть даже янки,
непременно известила бы нас об этом..." - "Какая-нибудь янки? Хм..." -
"Ах, Мелли, порядочные женщины есть и там. Да, да, есть! Господь бог не
мог населить целую страну такими людьми, среди которых не было бы ни
единой порядочной женщины! Скарлетт, ты помнишь, как мы встретили однаж-
ды в Саратоге очень славную женщину-янки? Расскажи про нее Мелани".
- Славную? Как бы не так! - сказала Скарлетт. - Эта янки спросила ме-
ня, сколько гончих собак мы держим, чтобы травить ими наших негров. Я
согласна с Мелли. Я еще не встречала ни одного славного янки - ни женщи-
ны, ни мужчины. Но ты не плачь, Мелли. Эшли вернется. Путь-то далекий, а
ведь может... может, у него нет сапог.
И тут, вообразив себе босоногого Эшли, Скарлетт чуть не расплакалась
сама. Другие солдаты могли приковылять домой, обернув ноги тряпьем - об-
рывками ковра или мешковиной, но только не Эшли. Он должен был возвра-
титься домой, гарцуя на коне, в красивом мундире и сверкающих сапогах, с
пером на шляпе. Думать, что Эшли может быть низведен до такого же унизи-
тельного состояния, как эти солдаты, было невыносимо для Скарлетт.
Как-то в июле, в послеполуденный час все обитатели Тары в полном сос-
таве собрались на заднем крыльце дома, с интересом наблюдая, как Порк
разрезает первую поспевшую в огороде дыню, и тут до слуха их долетел
стук копыт по гравию подъездной аллеи. Присей лениво поплелась к перед-
нему крыльцу, в то время как остальные принялись горячо обсуждать, спря-
тать ли дыню или подать ее на ужин, если окажется, что подъехал ка-
кой-нибудь солдат.
Мелли и Кэррин говорили шепотом, что надо угостить солдата, а Скар-
летт, нашедшая поддержку в лице Сьюлин и Мамушки, шипела на ухо Порку,
чтобы он поживее спрятал дыню.
- Не глупите, девочки! Нам самим-то едва достанется по кусочку, а ес-
ли там два-три голодных солдата, то не видать нам этой дыни как своих
ушей, - говорила Скарлетт.
Порк стоял с маленькой дыней в руках, не зная, к какому же они в кон-
це концов придут решению, и тут все услышали возгласы Присей:
