проворнее; а кроме того, парижане поверили россказням, будто Майенн по-
бедил его и обратил в бегство; это дало ему лишнее преимущество. Однако
к его приходу Париж уже опомнился и приготовился к обороне, впрочем,
весьма бестолково. Вместо того чтобы удерживать крепостные стены и валы
вокруг внутреннего города, парижане решили защищать и предместья. Это
было на руку королю, который замыслил опрокинуть их в открытом поле и на
плечах у беглецов ворваться в городские ворота.
Он без труда овладел наружными укреплениями, однако ворота в послед-
ний миг успели запереть. Попытка кончилась тем, что войска его, все эти
швейцарцы, немецкие ландскнехты, четыре роты искателей приключений, че-
тыре тысячи англичан, шестнадцать французских полков, всем скопом наско-
чили, принялись громить, грабить, убивать. И больше ничего... Короля,
правда, встречали криками ура, но среди грабежей и убийств. Он хоть и
отдал приказ стрелять по городу поверх стен, но сам уже знал, что столи-
цы своей ему не взять и на этот раз. Тогда он отправляется на покой во
дворец, носящий его родовое имя: Малый Бурбонский зовется он; Генрих
проник сюда как чужой и скудная постель ждет его здесь - всего лишь
охапка свежей соломы. Три часа остается ему для сна, часть их уходит на
думы и сопоставления.
"В городе стоит Луврский дворец, там пленником промаялся я долгие на-
зидательные годы, и след тех годов остался на мне. Неужто свободным че-
ловеком и королем мне никогда не видать этого города? Однажды, в Варфо-
ломеевскую ночь, во дворце пали почти все мои друзья, а в городе -
большинство моих единоверцев. Вы отомщены спустя восемнадцать лет!
Только на одном перекрестке мои солдаты умертвили сегодня восемьсот вра-
гов, восклицая при этом: святой Варфоломей! Ужасно, что все возвращается
и ничто, ничто не может вовеки исчезнуть из мира. Я предпочел бы проще-
ние и забвение, я предпочел бы человечность. Что же истинно в наших
распрях? Что я знаю? Верно одно - и в стенах города, и за ними мы только
и делаем, что убиваем. Если б я проскочил в ворота раньше, чем их успели
закрыть! Я бы показал парижанам милостивого победителя и истинного коро-
ля. У королевства была бы столица, у человечества - цель, на которую оно
могло бы благостно поднять взор. А взамен - лишь немного утоленной мес-
ти, и привычное кровопролитие, и военная удача".
У тридцатишестилетнего Генриха много позади горестей и неустанных
трудов, но и радостей он вкусил без числа благодаря своему веселому нра-
ву, а теперь вот он лежит на свежей соломе возле большого обеденного
стола. Он еще раз вскакивает: король велит щадить церкни - "и людей так-
же!" - кричит он вслед капитану. Затем все-таки засыпает, ибо он научил-
ся владеть собой при незадачах и горестях не менее, чем в дни непредви-
денной милости судьбы. Сон - его добрый друг - является исправно и при-
носит обычно то, что требуется Генриху: не страхи, а видения, сулящие
добро. Сегодня Генриху привиделись во сне подплывающие корабли. Сперва
они парили в дымке горизонта, потом выросли в мощные, сверкающие грома-
ды, заполонили залитое солнцем море: они приближались, они искали его,
Генриха. Сердце у него забилось, и во сне его осенило, что означает это
посещение. - О чем-то подобном шла речь вскоре после выигранной им бит-
вы. Он тогда не стал вслушиваться по причине насущных, безотлагательных
забот и трудов. Тут было не до сказок. Когда он пробудился после трехча-
сового сна, видение кораблей снова изгладилось из его памяти.
Наступил день всех святых; католики из королевской армии разбрелись
по церквам предместий. Тем, что укрылись за стенами, было не до праздни-
ка, они оплакивали своих убитых и боялись за себя. Но к вечеру они были
спасены, ибо войска Лиги подошли к Парижу и король не мог помешать им
занять город с другой стороны; время было упущено. Он позволил своим
захватить еще одно аббатство и прикончить триста парижан. Это было про-
щание, и не из красивых, никто лучше короля не понимал этого. Он и нака-
зал себя - решил подняться на колокольню, чтобы увидеть город, а в про-
вожатые взял монаха. Наверху на узкой площадке, наедине с монахом, Ген-
рих пришел в смятение, ему вспомнился король, его предшественник. Ведь
тот был убит монахом. Да и на него самого не раз уже из рукава рясы гля-
дел нож. Миги он очутился позади своего провожатого, схватил его за обе
руки. Монах не шелохнулся, хотя был рослый и дюжий. Генрих недолго гля-
дел сверху на свою столицу; спускаясь по лестнице, он пропустил ненадеж-
ного проводника вперед, сам же шел, отставая на две ступени. Внизу он
встретил своего маршала Бирона.
- Сир, - сказал Бирон, - ваш монах выскочил из двери и удрал.
В это мгновение раздался радостный вопль парижан, прибыл их полково-
дец Майенн, собственной персоной, они угощали его солдат на улицах. На
следующий день король привел свое войско в боевую готовность и дал врагу
три часа сроку на то, чтоб выйти в открытое поле. Тщетно, - Майенн был
осторожен; тогда король отошел. По пути он занимал крепости, но некото-
рые его полки, не получая жалованья, разбрелись. С оставшимися король
поскакал в свой город Тур, чтобы принять там послов Венеции. Молва не
обманула: старая республика издалека слала свои корабли. Послы высади-
лись на берег, и пока король покорял мелкие города, они не спеша следо-
вали в глубь страны на север, дабы воздать ему почести.
СКАЗКА
Он изо дня в день слышал об их приближении, волновался и потому пос-
меивался.
- Дождь! У волхвов подмокнет ладан.
А самому было страшно, что Лига возьмет их в плен и перехватит у не-
го, прежде чем они прибудут на место со всей великой помпой и громкой
хвалой, которой собирались почтить его. Когда они были еще в нескольких
днях пути от Луары, он выслал им навстречу многочисленный отряд, якобы в
виде почетного конвоя, но на деле с более серьезной целью. После этого
он стал ждать их в своем Турском замке, и ждал долго. В пути один из
престарелых венецианских вельмож захворал.
- Да, республика весьма стара, - сказал Генрих своему дипломату, Фи-
липпу дю Плесси-Морнею.
- Старейшая в Европе, сир. Она была в числе могущественнейших, теперь
же она наиопытнейшая. Кто говорит "опыт", обычно не понимает, что под
этим подразумевается упадок. Тем, что едут сюда, известно и это. Так
вникните же в происходящее! Это мудрейшая республика, главная ее забота
в том, чтобы с достоинством нести старческие немощи и отодвигать конец,
она держит лучших наблюдателей при всех дворах и упорно читает, читает
донесения: вдруг она встрепенулась, она действует, Венеция бросает вызов
всемирной державе, она воздает почести вам, после вашей победы над все-
мирной державой. Как же велика, значит, ваша победа!
- Я поразмыслил над своей победой. Победа, господин де Морней, - на-
чал Генрих, запнулся и, прежде чем продолжать, быстро прошелся взад и
вперед по каменной зале Турского замка.
Товарищ его юношеских лет следил за ним глазами и в который раз ре-
шал, что правильно выбрал себе государя. Этот одному только богу воздает
хвалу за свою победу! Непреклонный протестант снял шляпу при этой мысли.
Так стоял он, сорокалетний человек в темной одежде; шею, по обычаю его
единоверцев, окружал скромный белый отложной воротник, нижняя часть лица
у него была сократовская, лоб высокий, необыкновенно гладкий и восприим-
чивый ко всяческому свету.
- Морней! - Генрих остановился перед ним. - Победа стала не та, что
прежде. Оба мы знавали ее иной.
- Сир! - возразил посол ясно и невозмутимо. - В прежнем вашем звании
короля Наваррского вы вразумили несколько злонравных городов, которые
были непокорны вам. Десять лет трудов и усилий - ив итоге одно значи-
тельное сражение; после этого крылатая молва - Фама достаточно прослави-
ла вас, чтобы вы сделались наследником французской короны. Король Фран-
ции, каковым вы стали теперь, будет менее кропотливо бороться, более ве-
личаво побеждать, и молве придется в его честь живее взмахивать крылами.
- Если бы разница была только в этом! Морней, после той моей победы,
ради которой венецианцы едут сюда, я осадил Париж и ушел ни с чем. Разве
венецианцы этого не знают?
- До Венеции далеко, и они уже были в пути.
- Они могли воротиться. Ведь они люди умные. Им ли не понять, что
значит, когда королю приходится осаждать собственную столицу, и притом
тщетно. Поубивал, пограбил - и ушел, заглянув с колокольни в город и ис-
пугавшись какого-то монаха.
- Превратности военной удачи, сир.
- Так мы это объясняем. Но что это на самом деле? В то время как я
охранял одни ворота, Майенн вступил в другие. Переправился через мост,
который по моему приказу должны были снести, но не снесли. Вот что такое
военная удача. У меня есть подозрение: когда побеждаю я, о ней можно
сказать то же самое.
- Дело рук человеческих, сир.
- Все равно, есть же полководцы... - Генрих осекся, он вспомнил пол-
ководца по имени Парма, как гласит молва о его мастерстве, тот не пола-
гался на военную удачу и не отговаривался тем, что все дело рук челове-
ческих. - Морней! - воскликнул Генрих и встряхнул своего советчика. -
Ответь мне! Могу я побеждать? Мое призвание - спасти это королевство; но
спокойнее был мой дух, когда никто еще не ехал сюда воздавать мне почес-
ти прежде времени.
- Венеции угодно считать, что вы победили, сир. Она не вернула бы
своих послов, даже если бы ваше войско пришло в полное расстройство.
Генрих сказал:
- Итак, мне дано познать, что слава - одно недоразумение. Я заслужил
ее, а награжден ею все-таки незаслуженно.
И тут же выражение лица его изменилось, он повернулся на каблуках и
весьма игриво принял тех господ, что как раз входили к нему. То были
лучшие его сподвижники, нарядившиеся в новое платье.
- Молодец, де Ла Ну! - вскричал Генрих. - Рука железная, а переплыл
реку! Молодец, Рони! На вас драгоценности из хорошего дома, хоть и не из
вашего собственного, а уж сколько денег нашли и забрали вы в парижских
предместьях! Не сделать ли мне вас своим министром финансов, вместо
толстяка д'О?
Он огляделся, ему показалось, что они мало смеются.
- Ничего я так не боюсь, как людей невеселых. Это люди неверные.
Те молчали. Он по очереди всматривался в каждого, пока не угадал все-
го. Тут ему кивнул его верный д'Обинье, сперва товарищ по плену, затем
боевой соратник, неизменно смелый, неизменно праведный и в стихах и в
делах. Этот испытанный друг кивнул и сказал:
- Сир! Так и есть. Насквозь промокший гонец прибыл, как раз когда мы
уже приоделись для приема.
Страх охватил Генриха. Он дал ему утихнуть. Только вполне овладев го-
лосом, он весело ответил старому другу:
- Что поделаешь, Агриппа, военная удача переменчива. Послы вороти-
лись. Но они еще передумают, ибо скоро я дам новое сражение.
За дверьми послышался сильный шум. Они распахнулись; между двух стра-
жей появился, запыхавшись, не в силах вымолвить ни слова, насквозь про-
мокший гонец. Его усадили и дали ему напиться.
- Это уже другой, - заметил Агриппа д'Обинье.
Наконец тот заговорил:
- Через полчаса послы будут здесь.
Генрих как услышал-схватился за сердце.
- Теперь я заставлю их ждать до завтра. - И вслед за тем поспешно
удалился.
За ночь свершилось чудо, и ноябрь превратился в май. С юга повеял
теплый ветер, разогнал все тучи, небо простерлось светло и широко над
парком Турского замка, над рекой, медленно и вольно протекавшей вдоль
полей, посреди королевства. Стройные березы стояли почти оголенные; из
замка видно было, как причаливают корабли, на которых переправлялись
послы. Их поселили в загородных домах на том берегу. У окон первого эта-
жа, вровень с землей, расположился двор, кавалеры и дамы, разряженные
