разговаривали, несмотря на то что сидели вместе. В общем, вся эта ситуация
становилась со временем скорее положительной, чем отрицательной, но
хорошего от этого было мало.
Впрочем, Фа и не стремился ни к чему хорошему.
С появлением карлика на толчке многое стало ему все равно - бесповоротно
все равно. Единственное, что осталось,- это желание смотреть в одну точку.
Иногда местный пастор - был и такой, ко всеобщему изумлению, похлопывал
Колю Фа по плечу и звал в приход. Но приход, и весь мир, и все, что бы в
нем ни находилось, Коля Фа уже не мог воспринять как реальность, тем более
на толчке сидел молчаливый карлик, прыгавший в окно.
Захотел Фа выйти на улицу, но кругом пустота. Захотел он даже с тоски своей
великой священные книги читать - все равно пустота.
Хоть петухом кричи.
Все складно вроде выходит в мире, окромя того, что никакого мира-то и нет.
Да и Творца, следовательно, нет.
Месяца через три Коля Фа заглянул в клозет (карлика уже три дня не было). А
теперь он опять сидел, молчаливый.
"Ну вот и все,- подумал Коля.- Вот и все. А что все?"
Мало того, что мира и Творца для Коли не стало, для него вообще ничего не
стало, что ни придумай или во что ни проникай.
И вот он, как леший, один. Да и не один, ибо какой он один?! Запел тогда
Коля Фа и пел так три дня и три ночи.
И вдруг вместо пустотной картины мира этого, которая внезапно провалилась,
увиделось ему то, что никаким словом нельзя было выразить, но что убило
его, покончив даже с пустотой и с его собственным существованием,
Теперь не было и единственной реальности - карлика, сидевшего на толчке.
И Коля Фа ушел туда, где его не стало.
+
+
АКМ - Юрий Мамлеев. КРАХ
АКМ
Юрий Мамлеев
КРАХ
из книги
"Черное зеркало"
Здоровая, толстая девка лет восемнадцати Катя приехала в Москву из-под
Смоленска сдавать экзамены в Станкостроительный институт. Остановилась она
у деда и тетки в старом, кривом доме. Отвели они ей маленький серый уголок:
кровать и тумбочку у окна. С аппетитом забравшись туда, Катя вскоре
принялась за зубрежку. "Только бы не нагадила где-нибудь",- думал дед. Но
Катя любила лишь подолгу обтираться по утрам полотенцем, поводя спиной. И
еще любила повторять: "Закат - розовый, как и мое тело". Так она говорила
вечерами, когда вглядывалась в пространство, в далекое пламя на горизонте.
Обычно же она редко смотрела на окружающее, а всегда вниз, чаще всего на
свои колени.
Некоторые удивлялись, почему так, но дед считал это обычным делом. "Только
бы не нагадила",- пугался он. Дед любил раздеваться почти догола и в таком
виде, бородатый, в одних трусиках, шумно играл во дворе в домино.
Катина тетя придерживалась других взглядов на жизнь. "Только поступи в
институт, Катенька",- науськивала она племянницу. На третий день тетя
показала ей инженера, живущего в соседней квартире. Он был жирный,
необычайно важный, хотя и бегал все время вприпрыжку. Катя смотрела на
него, и от мысли, что и она может быть такой же великой, медленные и
смачные, как навоз, капельки пота выделялись у нее на лбу. "Он никогда не
раздевается",- шептала ей на ухо тетка.
Катино сердечко сжималось. Ел очень хотелось увидеть инженера голым. Кате
казалось, что тело у него такое же серьезное и страшное, как само
правительство или как мысли, таившиеся под его массивным, инженерским
черепом.
Дважды она собиралась подсмотреть за ним сквозь щелку дворовой дощатой
уборной. Но замирала и останавливалась на полпути.
Каждый вечер, когда все живое в комнате засыпало, Катя долго и исступленно
молилась. Потирая руками свои мясистые ляжки, она тихонько сползала с
кровати и опускалась на колени. Молилась она о том, чтобы попасть в
институт. Слова молитвы дал ей один блаженно-пьяненький старичок со двора.
Кроме того, многое она добавляла от себя. Возвращалась на кроватку молчком,
вся в слезах и долго потом вытирала слезы подолом ночной рубахи.
Наконец наступили светлые дни консультаций и экзаменов. Как стадо гусей,
тянулись к огромному, черному зданию юнцы и девицы. Профессора непрерывно
хлопали дверьми.
"Чем я хуже других",- вертелось в голове у Кати. Ей казалось, что когда она
поступит в институт, то не только душа ее будет величественной, но и ходить
она будет по-другому, сурово и переваливаясь, топча траву.
Захватывало у нее также дух при виде студентов-старшекурсников.
"Я не хуже их",- болезненно думала Катя, наблюдая за ними из-за деревьев.
Она желала как бы подпрыгнуть умственно и по солидности выше их.
Последние дни Катя стала очень много потеть, всем телом; поэтому часто
уходила в уборную обтирать пот. И всегда при этом почему-то думала о
сокровенном. А затерявшись в коридорах института, среди людей, чаще
воспринимала их как шумящих желтеньких призраков.
Экзамены принимали тяжело. Преподаватели вставали, уходили, опять
приходили; абитуриенты текли бесконечным потоком. Некоторых почему-то
спрашивали долго и назойливо, других мельком, третьих очень равнодушно.
Один преподаватель вообще ничего не спрашивал: посмотрит на физиономию,
фыркнет и скажет: "Беги".
На сочинении же одна абитуриентка заснула.
Катенька сдавала ровно, аккуратно, с напором. Часто посреди экзамена
убегала в клозет обтереть пот и подумать о сокровенном.
Наконец наступил решающий день. Были вывешены списки прошедших по конкурсу.
Помолясь, Катенька побрела в институт. По мере чтения списка ей несколько
раз почудилась ее фамилия. Но это был самообман. Кати в списке не
оказалось.
К ней подошла какая-то худенькая, с чистым лицом девочка.
- Посмотри, самые гнусные прошли,- сказала она.
Счастливчики отделились от остальных и держались одной кучкой. В
большинстве они действительно, как назло, имели самый гнусный вид.
Домой Катенька возвращалась совсем отключенной. Она даже не различила,
когда шла пешком, когда ехала в троллейбусе.
Дома никого не было,
Вытащив из угла огромный, заржавленный топор, Катя с каменным лицом подошла
к письменному столу. Рубила широкими взмахами, как рубят дрова. Потом
сожгла все свои книги.
А на следующий день Катя возвращалась в Смоленск. Больше она никогда не
верила в Бога. Также перестала понимать и мир, в котором находилась. Ей
бывало легче, только когда она мочилась или во сне, когда слушала пение
собственного тела.
+
+
АКМ - Юрий Мамлеев. КРУГЛЯШ, ИЛИ БОГИНЯ ТРУПОВ
АКМ
Юрий Мамлеев
КРУГЛЯШ, ИЛИ БОГИНЯ ТРУПОВ
из книги
"Черное зеркало"
"...В мире нужда по причудливой твари"
В.Провоторов. Из стихотворений
Долго хохотал кругляш, прежде чем умереть. Ему действительно было на все
наплевать: во-первых, он не знал - кто он (впрочем, об этом не знали и
другие), во-вторых, если бы и знал, то не понял.
Валялся он на огромной помойке посреди Нью-Йорка, и никто его не замечал.
Кругляш только пел песни. Но какие же это были песни? О Боге он ничего не
знал и о человечестве тоже.
Однако кто-то нашептал ему в ухо, что, мол, человечество совсем никуда, что
оно пало, деградировало и имеет сейчас весьма далекое и причудливое
отношение не только к высшему, но и к просто нормальному человечеству.
Но кругляш об этом даже не думал. Да и до дум ли было ему, когда у него рук
не было, ног тоже, а на лицо он и не претендовал.
Гном, ковыряющийся в помойке, определил его одним словом: "Бандит!"
Он уже почти разложился, когда вдруг рядом оказался теолог, увещевающий
своего спутника, тоже священника, что, дескать, нельзя умирать, не понявши
Бога, и что мы-де к этому пониманию давно предназначены. И что на земле
есть бизнес, а на небе - Бог.
Кругляш удивился, покраснел на минуту, перестав разлагаться дальше, а потом
единственным своим глазом, находящимся сзади, подмигнул.
Но кому - неизвестно.
Фактически он уходил под землю, сбрасывая свою оболочку, превращаясь уже в
иного кругляша.
- Ничего не могу доказать, но верую,- продолжал между тем болтать теолог,
обращаясь к своему товарищу.- Меня интересуют только факты. После молитв
бизнес идет хорошо, это проверено статистически. Мой приятель, торговец
легальным оружием, произносит обычно молитвы, которые я рекомендую. Он на
редкость богатеет. Значит, он - избранник Божий. Таковы факты.
Наслаждайтесь и обогащайтесь!
Кругляш медленно опускался вниз и наконец исчез за пределами физической
земли.
А внизу отмечали его новоселье длинные насекомовидные твари с выпученными
холодными глазами, похожими на глаза теолога. От их ума исходил пар, как
дым из крематория. Но и здесь кругляш так же простодушно не знал, кто он и
что с ним будет. Ему показалось, что вообще никаких изменений не произошло
и что он по-прежнему там, где был раньше, то есть в Нью-Йорке.
В стороне, в каких-то мокрых подземельях сновали полусущества с рыбьим
выражением тела. Они завидовали кругляшу, и заряд их зависти и ненависти
был настойчив и широк, но поражал их самих. Они были словно в огне и ели
этот огонь, равнодушный к влаге.
Кругляш плавал среди этих подземных существ, иной по отношению к ним. А
потом его стало тянуть дальше вниз.
То, что он увидел в этом низу, было неописуемо, но и это ни в чем не
изменило его...
"Пора совсем утонуть",- подумал он.
Но тут безумие спасло его. Некий мутный свет ударил в сознание, и кругляш
перестал быть кругляшом. Он превратился в бред богини трупов.
+
+
АКМ - Юрий Мамлеев. КРУТЫЕ ВСТРЕЧИ
АКМ
Юрий Мамлеев
КРУТЫЕ ВСТРЕЧИ
из книги
"Черное зеркало"
В глубоком отдалении от Москвы, в домике, затерянном на лесистом участке,
но поблизости от шоссе и деревни, собралась небольшая компашка.
Один - урод с двумя головами, точнее, то были слипшиеся братья, но слиплись
они до такой степени, что представляли, пожалуй, одно тело с двумя
головами. Второй оказался просто трупом, и он неподвижно полулежал в
кресле. Третий был человеко-мужчина с виду нормальный, но на самом деле
выходец из другого мира, весьма жутковатый дух, вселившийся в человеческое
тело. Четвертый (он угрюмо ходил по комнате) - медведь, бывший когда-то в
предыдущем воплощении и в других мирах существом, наделенным разумом, но
преступником, прошедшим через ад и вышедшим оттуда в обличье медведя.
И вот все они собрались в комнатушке средних размеров, обитой дорогой
вагонкой, с выходом на террасу. Одно окно смотрело в сад с роскошными
кустами сирени. В саду лихо пели птички. Был полудень, полувечер.
В углу комнаты приютился телевизор, старый, чуть ли не хрущевских времен, и
на его экране отражалось какое-то научное заседание. Толстый академик
бубнил что-то о человечестве. Но звук был приглушен, так что он не мешал
нашим собеседникам. Они сидели за старомодным круглым столом в центре
комнаты, на столе пыхтел дедовский самовар, рядом - чашечки, блюдечки и
варенье. Кресло медведя пустело, а он, как уже было упомянуто, мрачновато
ходил вокруг стола, поворачивая морду в углы. У входа протянулся книжный
шкал. Книги были в основном по философии.
Человек, мужчина "с виду нормальный" (его называли Павлуша), вынул потертую
колоду старинных карт - они были весьма необычные,
- Ну что ж, погадаем, господа,- произнес он.
Все вдруг замерли. А из уст трупа раздался свист, в котором различимы были
слова:
- О чем будем гадать? О прошлом или о будущем?
- Заглянем сначала в прошлое, в предыдущие жизни в других мирах, ибо здесь
повторений не бывает. Может быть, кто-нибудь серьезно подзабыл их... Тогда
напомним,- улыбаясь, произнес Павлуша.
Урод неодобрительно покачал одной головой, другая же его голова, напротив,
согласилась. Медведь чуть-чуть привстал на задние лапы, но на это никто не
обратил внимания. Труп засопел и вздрогнул.
Павел начал раскладывать свои нечеловеческие карты со странными фигурами на
них и звездным небом.
Наступила тишина. Медведь покорно опустился на лапы и застыл.
- Сначала гадаю о прошлом Арнольда и Эдуарда,- промолвил Павлуша, указывая
на урода.- Хотя речь идет не о нашем мире, буду говорить в человеческих
