- Спокоен ты очень, Сережа,- засуетился Витя, неловко дергаясь на одном
месте,- ишь, неугомонный. Все тебя несет и несет... А куда? Здесь ведь
тепло... - заскулил, сомневаясь, Филимонов.
- Садись, старик, около камня. Мы сделаем первый шаг. Разрывать ничего не
надо. Я все беру на себя, а ты слушайся.
- Ну, сядем, сядем,- трусливо отговаривался Филимонов.
Присели. Вдруг раздался шелест. Сразу из кустов возникло существо,
совершенно невнятное, нелепое и вместе с тем уверенное и страшноватое.
Выглядел он помято, словно его жевала потусторонняя вселенская челюсть.
Глаза светились, но светом другого сознания.
- Ребята, ни-ни,- издал он вполне человеческий звук и приблизился к ним.
Филимонов упал. Но Сережа (фамилия его была Еремеев) только побледнел и
впился глазами в существо.
Оно еще больше очеловечилось.
- Нельзя, ребята,- хрипло сказало оно,- не тревожьте... Закурить есть?
Зовут меня Коля Климентьев.
И он как-то подголовному, по-земному подошел к Сереже, вопрошая. Но туг же
ловким и артистическим движением ноги сбросил книгу с камня. Она упала на
могилу.
Сережа встал. Был он строен, где-то даже красив, но слишком значителен
изнутри, чтобы его внешняя красота ослепляла.
- Есть,- ответил снизу, с земли Филимонов.
Климентьев закурил. Тут Еремеев заметил, что на незнакомце короткое пальто,
хотя стояло жаркое лето.
- Нам нельзя, а им можно раскапывать? - спросил Сергей, показывая на
могилу.
- Друзьям-то его? Они же пустяшные,- хмыкнуло существо.- А вам - ни-ни...
Не туда лезете.
- Кто ты? - спросил Еремеев.
Этот вопрос совершенно ошеломил Климентьева. В ответ он вдруг стал
подпрыгивать (как бы вокруг себя) и дико хохотать. Он так трясся от хохота,
что с него стали падать какие-то насекомые. Лесная мышь сбежала с могилы.
Сергей остолбенел.
Филимонов тем не менее неуклюже поднялся с земли, бормоча:
- Ведь говорил же я, говорил, не бери книгу...
Хохот существа делался все пространнее и пространнее. Казалось, хохотала
Луна или сама Вселенная. Ничто не могло его остановить.
Климентьев внезапно оборвал смех.
- Пойдемте со мной,- миролюбиво предложил он.- А этот,- он указал на
могилу,- пусть. В глубь пошел, но не в вашу сторону. Не мешайте ему.
Друзья (Филимонов и Еремеев) поплелись с кладбища. Прихватили и книгу.
Впереди шел Климентьев.
Тенями выскользнули из ворот.
В стороне, на отшибе, стояло другое существо, по виду женщина. Она просила
милостыню - но у кого? - кругом была пустота и ночь, Словно чего-то ждала.
- Лизанька,- улыбнулся Климентьев.- Из моих.
И он помахал ей ручкой.
- Чудные вы, смертные,- верещал по пути Климентьев, словно стал бабою.-
Даже самые умные из вас - такими порой бывают глупцами,- сплетничал он.-
Недотепы...
Филимонов угрюмой тенью молчал, подавленный, а Сережа бесконечно улыбался.
Синие глаза его совсем уплыли.
- Вот и хвартера! - вдруг прокричал Климентьев серьезно. И распахнул
калитку в маленький дом. Вокруг был одинокий поселок - безразличный в своей
пустоте.
"Затянул он нас",- подумал Сергей.
- Проголодались вы у меня, проголодались,- шутил Климентьев в комнате,
сбросив пальто и бегая чуть не по стенам.
А потом вдруг - как бы с потолка - сказал:
- А ведь вот вы не боитесь меня, Сережа. Знаете - вы защищены...
И тут же оказался рядом, за столом, с бутылкой водки в руках. Керосиновая
лампа освещала влажно-мрачную теплую комнату с невидимым по углам.
- Варя! - окликнул Климентьев через плечо.
Никто не появлялся. В комнате зияла тишина. Картошка как бы дымилась на
столе.
Филимонов тупо уставился на сундук, крышка которого вроде шевелилась...
- Верьте нам,- дружелюбно осклабился Климентьев.
Филимонов как-то угодливо (особенно по отношению к себе) опрокинул
стаканчик водяры в нутро, которое потеплело. Филимонов оживился.
- Вот вы какие,- хихикнул он, глядя на Климентьева и расхрабрившись.- Не
ожидал, не ожидал...
- Вы, смертные, много чего не ожидаете,- поучительно согласился Климентьев,
хрустнув огурцом.
Сережа смотрел на него, пламенея, и что-то шептал.
"Не бес это, даже особый, а труп человека, покойник, ставший божеством",-
почему-то подумал он.
- А вот вас я не понимаю,- стукнув вдруг стаканом об угол стола, резко
сказал Климентьев, обращаясь к Сереже.- Вы очень русский человек, как и ваш
великий друг Андрей. И вы слишком многого хотите для этой маленькой
Вселенной. А я устроился хорошо... благополучно!
- Кто ты?!! - закричал Еремеев.
И опять, как в замкнутом круге, раздался нечеловеческий хохот. Водка была
выпита, Филимонов снова упал, хохот продол жался, но в нем уже был выход -
в какую-то Вселенную за окном.
Сергей неожиданно стал что-то быстро говорить Климентьеву. Тот, хохоча,
отвечал, и его хохот был более серьезен, чем ответ. Вся комната наполнилась
мраком и смехом. Хохотал даже воздух.
- Ничего, ничего не спрашиваю! - отчаянно выкрикнул Сергей.
И внезапно - или ноги сами пошли - их вынесло на улицу. Существо осталось
внутри. Но потом дверь в этот маленький дом отворилась, и появился пляшущий
Климентьев, а за ним тень - чья непонятно. Лицо Климентъева было при этом
каменно-холодным и даже надменным.
Он прокричал друзьям (Филимонову и Еремееву) на прощанье:
- Питонова забудьте, его сам Бог забыл!
- Бежим отсюда, Витя,- проговорил Сергей. Нервы у него вдруг сдали.
- Куда?! - истерически крикнул Филимонов.
- В Москву. В пивную.
Пивная оказалась не пивной, а живой ночной квартирой, где собирались
московские любомудры. Была она особенная, с низким потолком, но
вместительная, и скорее напоминала огромную единую, связанную коридорами
келью, как в древних русских дворцах, но современную. Встретила Сергея и
Виктора хозяйка - Ульяна Родимова - их возраста, с золотистыми волосами.
Круглый стол, за который сели втроем, превратился в единство.
- Не можешь ты, Сереня, не можешь,- говорила Ульяна,- глянь в небо: утонешь
умом. И те миры такие же, всего не облетишь, даже с нашей душой.
- Пусть,- ответил Сережа.
- Даже Андрей не может тебя остановить.
Андрей Артемьев был лучший друг Сергея. Мало кто знал его во всей глубине,
но, соприкасаясь с ним, многие видели в нем своего Учителя. Проповедовал и
практиковал он древнее и традиционное учение (Веданту), возникшее еще в
Индии, но прошедшее через его огненный опыт и освещенное им чуть-чуть
иначе, в русском пламени.
Учил он, согласно адвайте-Веданте, что абсолютное, высшее начало - вечное и
надмирное, его многие называют Богом,- "содержится" внутри нас, а все
остальное - страшный сон. Каждый человек может открыть в себе это Высшее
"Я", или Бога, отождествить себя с Ним, уничтожив ложное отождествление
себя со своим телом, психикой, индивидуальностью и умом, перестав быть,
таким образом, "дрожащей тварью". И тогда человек станет тем, кто он есть в
действительности: не Николаем Смирновым, например, не человеком даже, а
вечной абсолютной реальностью, которая невыразима в терминах
индивидуального бытия, времени, числа и пространства и которая существует,
даже когда никаких миров и вселенных нет.
Секрет (один из секретов) лежал в формуле "Я есть Я", в особой медитации и
созерцании, в проникновении в Божественную Бездну внутри себя, и "технику"
всего этого Андрей создал свою. Высшее "Я" - учил он каждого своего
последователя - и есть твое вечное, не подверженное смерти "Я", все
остальные твои "я" (маленькие "я") - его тени, даже антитени, которые
неминуемо исчезнут. Их надо как бы "устранить" еще при жизни путем
истинного знания и реализации этого скрытого "Я".
Не нужно никуда стремиться и бежать в потустороннее, как на луну,- главное,
вечное, бессмертное рядом и внутри тебя (оно и есть ты), но его нелегко
открыть и "осуществить", "реализовать".
Еремеев видел правоту всего этого, но чувствовал: душа его последнее время
уходит в какую-то пропасть. Он все больше и больше называл себя
"метафизическим путешественником", загробным летуном. А некоторые знания у
него уже были.
- Надоела мне эта жизнь,- говорил он Ульянушке.- Она ведь просто насмешка
какая-то. А высшее бессмертное Я от меня все равно не уйдет. Куда Оно
денется, если Оно было, есть и будет. А я хочу в иную Бездну заглянуть. А
если пропаду, так...
- Сереженька,- встрепенулась Ульянушка, волосы ее вдруг разметались, и сама
она стала стремительной,- нас-то не покидай. Неужто Россия тебе не
бесконечна?!.
Она быстро включила что-то, и потекла невероятная, таинственная,
запредельная народно-русская музыка, от которой можно было с ума сойти.
- Ничто истинно ценное не будет потеряно,- ответил Сергей.- Да и вернусь я.
Мир мне надоел, а не то, что выходит за границы мира. К тому же видения все
время...
- Ой, как бы не пропал ты, Сереженька, не пропал. Гляди: какие мы уютные и
вместе с тем бесконечные...
- Все останется,- повторил Сергей.- Ты сама: и хранишь меня, и зовешь в
беспредельное... Мы вместе...
Все вдруг соединилось и стало почти космическим в этой комнате. Это
почувствовал и Витя, который молчал и плакал, слушая этот разговор...
Сергей, уехав от Улиньки, попал в какой-то загробный запой. Собственно,
запоя в буквальном смысле не было - он не брал в рот ни грамма водки,- но
были внутренние видения, знаки, символы... Самое существенное и сокровенное
происходило в момент между сном и явью, когда он просыпался утром.
Он чувствовал; что-то будет, кто-то придет.
А внешняя жизнь шла своим путем, и он часто оказывался в центре, на
пересечении многих странных историй, случавшихся вокруг. Вот одна из них,
довольно забавная. Состоялось знакомство с черепом некой дамы - старой
профессорши, любившей науку и отрицавшей бессмертие души.
С ее трупом действительно произошло что-то серебряное. Сразу после смерти
обнаружилось завещание, по которому ученая отдавала свой скелет и "все, что
останется от моей личности", в пользу научных исследований. Одно учреждение
почему-то воспользовалось этим, скелет попал в шкаф. Потом он много раз
бродил по рукам студенток, пока его не сломал пьяный доцент, уснувший после
буянства а шкафу. Остатки решили выбросить, но череп попал на дачу к
приятелю Сергея Антону, который взял череп, приговаривая, что "ее душе
теперь будет хорошо".
И череп ученой мирно отдыхал на даче у Антона, пока не приехал туда - тоже
для отдыха - Сергей.
- Череп убери,- вздохнул он.- Закопай и молись о ней в церкви, пусть
найдется хотя бы один шанс из тысячи облегчить ее душу - молись... Закопай
череп, но только не рядом с твоей собакой.
Антон послушно закопал несчастный череп несчастной души.
...А Сергей тем временем, передохнув, вернулся в Москву. Он oгут же позабыл
об Антоне, чувствуя: наконец, наконец что-то произойдет. Свое собственное
тело (и человеческое тело вообще) стало его раздражать. "Как это все чуждо
внутреннему "я",- говорил он самому себе,- все эти ноги, руки, кишки,
пальцы, волосы - надоело, надоело, и какие они все странные, чужие, даже
фантастические, и это несмотря на то, что мы к этому так привыкли... Долой!
Долой! Все это ненужное! Долой!"
Свое тело казалось ему телом отчужденного чудовища.
- Не с моей планеты эти мои руки, глаза и рот,- заключал он.
Но он не ожидал того, что случилось. Это возникло внезапно, словно в нем
открылись другие, нечеловеческие уже слух и зрение, или "шестое" чувство, и
он просто увидел, что рядом с нашей реальностью проявилась другая, а он ее
"видит" и "слышит".
Сначала это был просто странный намек, довольно абстрактный, возникло
какое-то поле, точнее, "облако" и в нем безликий космос в миниатюре (как на
фотографии метагалактик), словно отражение иного мира, собранное в горсть.
Он сразу на всякий случай проверил себя (он знал как): нет, это не
галлюцинации, не проекция собственного подсознания, это - "оттуда".
И с этим облаком, несмотря на всю его абстрактность, а может быть, именно
благодаря ей - в его душу и тело вошел ужас, так что выступили капли пота,
может быть, даже внутри.
"Облако" исчезло, но потом стало опять появляться - на короткое время,
иногда в самый неподходящий момент, когда он возвращался к себе домой, в
