рыв ветра и дождя привел к тому, что терпение тени, появившейся из-под
укрытия ближайшего дерева, кончилось, и она стала бесшумно подниматься
по аллее, ведущей к дому. Если бы я не сосредоточил свое внимание на
этой тени, уставившись в темноту воспаленными, напряженными глазами, то
наверняка пропустил бы ее, так как шагов не слышал. Но я не пропустил
ее, эту тень, движущуюся бесшумно, как и положено тени. Крадущийся в
темноте человек был смертельно опасен. Это был Ройял. Слова, которые он
произнес, чтобы успокоить Лэрри, были блефом, рассчитанным на то, что их
услышит притаившийся в саду. Ройял тоже, конечно, слышал шум и насторо-
жился. Но он, видимо, все же сомневался, что в сад проник посторонний.
Если бы Ройял был уверен в этом, он оставался бы в доме всю ночь, ожидая
момента, чтобы нанести удар. Этот удар должен быть неожиданным. Я поду-
мал, что произошло бы, если я вместо того, чтобы оставаться под укрытием
деревьев, вышел бы в сад при кухне после того, как эта троица удалилась,
взял бы лопату и начал бы раскопки. И меня затрясло еще сильнее. Я слов-
но бы видел себя, видел, как я наклонился над засыпанной ямой, видел,
как ко мне подкрался Ройял, и видел пулю, всего одну медно-никелевую ма-
ленькую пулю, выпущенную из револьвера 22-го калибра и вонзившуюся мне в
затылок.
И все же я знал, что должен войти в сарай, взять лопату и расследо-
вать, что произошло. Сейчас для этого было самое подходящее время. Пото-
ки дождя, темная, как могила, ночь. Ройял едва ли явится в сад снова,
хотя я не мог побиться об заклад, что этот человек с проницательным дь-
явольским умом не придет сюда вторично. Если он решит выйти в огород, то
яркий свет, включенный в доме, и темнота снаружи дадут мне минут десять:
за это время глаза его адаптируются к темноте, и можно будет двигаться.
Было очевидно, что фонарем не воспользоваться: если он считает, что в
огород проник посторонний, который видел, как они что-то закапывали, но
стоял, притаившись, Ройял расценит этого постороннего как человека осто-
рожного и жестокого и не воспользуется фонарем хотя бы по той причине,
что может стать мишенью и получить пулю в спину. Ведь Ройял не знает,
что человек, спрятавшийся в саду, безоружен.
Десяти минут мне вполне хватит на то, чтобы все разведать. Любое за-
хоронение в огороде - дело сугубо временное. Ни Лэрри, ни дворецкий не
похожи на людей, которым доставляет удовольствие орудовать лопатой, и
яма, которую они вырыли, ни на один сантиметр не будет глубже, чем этого
требует необходимость. Я оказался прав. Нашел в сарае лопату, а потом
место в огороде, где копали яму. С той минуты, как я вошел через калит-
ку, до той минуты, когда отбросил два-три сантиметра земли с поверхности
белого из сосновых досок ящика, прошло не более пяти минут. Дождь, бара-
банящий по моей согнутой спине и по крышке ящика, был таким сильным, что
через минуту крышка отмылась до белизны, и на ней не осталось никаких
следов земли. Ящик лежал под небольшим углом, и грязная вода стекала с
него. Я осторожно включил фонарик и осветил крышку. Ни имени, ни назва-
ния, которые дали бы мне какое-то представление о содержимом ящика. На
концах ящика - деревянные, обмотанные веревками ручки. Я ухватился за
одну из ручек и попытался приподнять ящик. Он был длиной более полутора
метров и такой тяжелый, словно набит кирпичами. И все же я мог бы сдви-
нуть ящик с места, если бы его не засосала тяжелая влажная земля, в ко-
торую все глубже погружались мои сползшие в яму ботинки.
Я снова включил фонарик, отрегулировав его так, чтобы пятно света бы-
ло меньше двухцентовой монеты, и стал внимательно обследовать крышку. На
ней не было никаких металлических замков, никаких винтов с гайками.
Единственное, что мешало открыть крышку ящика, пара гвоздей с каждой ее
стороны. Я сунул лезвие лопаты под крышку. Гвозди жалобно заскрипели,
словно протестуя. Но обращать внимание на этот протест не было возмож-
ности. Я приподнял крышку на несколько сантиметров и посветил.
Даже мертвый, Яблонский все еще улыбался. Улыбка была кривой и натя-
нутой. Как им удалось заставить самого Яблонского, осторожного и хитро-
го, втиснуться в этот узкий Ящик, было для меня загадкой. Направив на
его лицо свет фонарика, разглядел крохотное отверстие на переносице. Та-
кое отверстие оставляет пуля в медно-никелевой оболочке. Пуля из автома-
та 22-го калибра.
Прошлой ночью я дважды вспоминал Яблонского и думал, что он мирно
спит в своей комнате, когда я мокну под проливным дождем. Он действи-
тельно спал уже несколько часов: тело холодное, как мрамор.
Я не стал проверять его карманы, Ройял и Вилэнд наверняка сделали это
до меня. Кроме того, я знал, что Яблонский не носит при себе ничего, что
могло бы изобличить его и указать на истинную причину проникновения в
дом генерала, ничего, что могло бы выдать меня и дать повод ткнуть в ме-
ня пальцем.
Стерев с мертвого лица дождевые капли, я опустил крышку ящика, поста-
вил гвозди на их места и тихо, без лишнего шума, забил их рукояткой ло-
паты. Потом углубил яму, забросал могилу землей и заровнял землю грабля-
ми. Ройялу крупно повезло, что он не встретился со мной в эту минуту.
Поставив лопату и грабли в сарай, я направился к сторожке.
Свет у черного входа в сторожку не горел. Я нашел дверь и два окна,
находящихся на одном уровне с поверхностью земли. Сторожка была одноэ-
тажной. Дверь и окна заперты, чего и следовало ожидать. В подобном месте
все и всегда будет на запоре.
Правда, гараж был открыт. Наверное, только сумасшедший попытался бы
угнать два "роллс-ройса": через управляемые электротоком ворота выезд
машин абсолютно исключался. Гараж отлично экипирован и соответствовал
стоящим в нем машинам: полка с инструментами и оборудованием была мечтой
автомобилиста, верного девизу "Сделай все сам".
Мне пришлось сломать пару отличных деревянных зубил, но зато ровно
через минуту шпингалеты на одном из окон открылись.
Непохоже, чтобы сторожка была оборудована сигнализацией против взло-
ма, а рамы окон - устройствами против проникновения воров. И все же я
решил не рисковать и, потянув верхнее окно вниз, пролез внутрь. Когда на
окне устанавливают сигнализацию, всегда почему-то считают воров рабами
привычки, считают, что когда они проникают в дом через окно, то толкают
нижнюю раму вверх и проползают под ней. Поэтому электрик обычно устанав-
ливает сигнализацию или на уровне плеч, или на уровне талии, а не на
уровне головы. В данном случае я обнаружил, что электрик поработал над
окном. Сторожка находилась под охранной сигнализацией.
Я не спрыгнул в спальню и не испугал спящего, не наткнулся на кастрю-
ли и посуду в кухне, а по вполне понятной причине выбрал комнату с мато-
выми непроницаемыми стеклами. Готов был отдать голову на отсечение, что
в сторожке только в одной комнате могли быть такие стекла - в ванной. И
я, естественно, выбрал ванную. Выйдя в коридор, внимательно осмотрел
его, поводя фонариком то вверх, то вниз. Сторожка спроектирована - если
только это слово отражает мою мысль - примитивно. Коридор напрямую сое-
динялся с парадной и черной дверями. С каждой стороны коридора находи-
лись двери в две небольшие комнаты. Вот и все. Комната в конце коридора,
напротив ванной, служила кухней. Ничего интересного, если не считать
скрипа моих ботинок, в ней не было. Стараясь идти как можно тише, я
продвигался вперед по маленькому коридору. Потом с величайшей осторож-
ностью, буквально по миллиметрам, повернул ручку левой двери и тихо
проскользнул внутрь. Именно эта комната и была целью моих поисков. Прик-
рыв дверь, я направился к левой стене, откуда доносилось глубокое, спо-
койное дыхание спящего человека. В метре от спящего я вытащил фонарик,
включил его и направил свет прямо в его закрытые глаза.
Вскоре он проснулся. Не мог не проснуться под сконцентрированным лу-
чом направленного на него света. Человек проснулся так, словно этот луч
был чьей-то дотронувшейся до него рукой. Он наполовину присел в кровати,
опираясь одной рукой на локоть, а другой прикрывал ослепленные невидящие
глаза. Я заметил, что даже разбуженный среди ночи, он выглядел так,
словно всего десять секунд назад расчесал свои блестящие черные волосы.
Когда просыпался я, мои волосы напоминали наполовину высохшие космы,
точную копию стрижки современных уличных девиц. Такую прическу мог сде-
лать или полуслепой или сумасшедший, вооруженный секатором.
Проснувшийся не пытался ничего предпринять. Он казался уверенным в
себе, знающим свое дело и прекрасно владеющим собой человеком, отлично
разбирающимся, когда и как надо действовать, а когда оставаться пассив-
ным. Он знал, что пока еще время действовать не настало, потому что он
почти ослеплен.
- После фонаря я направлю на вас дуло револьвера, Кеннеди, - сказал я
- Где ваша пушка?
- Какая пушка? - в голосе не было страха, потому что он его не испы-
тывал.
- Вставайте, - приказал я. В душе очень обрадовался, увидев, что он в
пижаме, а не в кожаной темно-бордовой куртке с карманом, в котором мог
быть пистолет. Если бы мне предложили выбрать для него на сегодняшнюю
ночь одежду, то я выбрал бы именно пижаму. - Подойдите к двери.
Он подошел. Я сунул руку под подушку.
- А вот и ваша пушка, - сказал я. Это был небольшой серый автомати-
ческий пистолет неизвестного мне производства. - Подойдите к кровати и
сядьте на нее.
Свет фонарика осветил мою левую руку и пистолет в правой руке. Я ми-
гом обшарил фонариком всю комнату. В сторожке было только одно окно с
плотно задернутыми красными портьерами. Я подошел к двери, включил верх-
ний свет, посмотрел на пистолет и снял его с предохранителя. Часы стуча-
ли громко, равномерно и деловито.
- Значит, у вас не было пистолета? - сказал Кеннеди.
- Зато теперь есть.
- Он не заряжен, друг.
- Не рассказывайте мне сказок, - устало сказал я. - Неужели вы держи-
те его под подушкой только для того, чтобы украсить простыню пятнами ма-
шинного масла? Если бы пистолет был не заряжен, вы набросились бы на ме-
ня и раздавили бы, как экспресс из Чаттануги.
Я оглядел комнату. Неплохое местечко для любого мужчины, не перегру-
женное обстановкой, но комфортабельное. Хороший ковер, хотя ему далеко
до ковра ручной работы в библиотеке генерала, пара кресел, стол с по-
верхностью из дамасской стали, кушетка и буфет со стеклянной дверцей. Я
подошел к буфету, открыл дверцу, вытащив бутылку виски и пару стаканов,
взглянул на Кеннеди.
- С вашего разрешения.
- Странный вы человек, - холодно отозвался Кеннеди.
Его холодный тон не остановил меня, и я налил в один из стаканов вис-
ки. Большую порцию. Мне это было необходимо. По вкусу оно было таким,
каким ему и полагалось быть, хотя виски соответствующего качества попа-
дается довольно редко. Я наблюдал за Кеннеди, а он - за мной.
- Кто вы, дружище? - спросил он.
Дело в том, что в пределах его видимости было не более двух сантимет-
ров моего лица. Я опустил воротник дождевика и снял превратившуюся в
тряпку шляпу. Мокрые волосы прилипли к голове, но от этого они, вероят-
но, не казались менее рыжими, чем сухие. Рот Кеннеди сжался в узкую ли-
нию. По выражению его глаз я понял, что он узнал меня. - Тальбот, - мед-
ленно проговорил он. - Джон Тальбот. Убийца.
- Вы правы, - согласился я. - Убийца.
Он сидел, не двигаясь, и наблюдал за мной. Скорее всего, в голове его
пронесся рой самых разнообразных мыслей, но ни одна из них не нашла от-
ражения на лице - словно выпиленном из дерева лице индейца. Его выдавали
только карие умные глаза: они не могли полностью скрыть его враждебности
ко мне и холодной ярости, проглядывающей из их глубин.
- Что вам надо, Тальбот? Что вы здесь делаете? Зачем вернулись. Не
