чувствует отбившийся от стада ягненок в стае голодных волков. Он навер-
няка запер дверь. По-видимому, у кого-то из них был запасной ключ от
двери. Но ведь Яблонский, в целях предосторожности, всегда оставлял ключ
в замке. При этом он вставлял ключ так, чтобы его не могли вытолкнуть
снаружи. Следовательно, они не смогли бы открыть дверь вторым ключом.
Открыть дверь снаружи можно было только силой. Если бы дверь попытались
взломать, Яблонский тут же проснулся бы от шума.
Значит, Яблонского застрелили, когда он спал в кровати. У него была с
собой пижама и, ложась спать, он всегда надевал ее. Но когда я нашел
труп в саду, он был в верхней одежде. Зачем им одевать труп? Это же пол-
ная бессмыслица, особенно если учесть, что они одевали мертвеца, весяще-
го около 120 килограммов. Почему из пистолета стреляли без глушителя?
Было ясно, что стреляли без глушителя: при его применении давление поро-
ховых газов снижается, и даже специальные пули в медно-никелевой оболоч-
ке никогда не пробьют в черепной коробке два отверстия. Кроме того,
убийца, чтобы заглушить звук выстрела, воспользовался подушкой. Впрочем,
можно объяснить, почему из пистолета стреляли без глушителя: комната, в
которой спал Яблонский, находится в дальнем крыле дома, кроме того, по-
душки и шума разразившейся бури было вполне достаточно, чтобы приглушен-
ные выстрелы не услышали в основной части дома. Но ведь они знали, что в
соседней комнате нахожусь я, и знали, что я услышу выстрел, если только
не оглох и не умер. Значит, Ройялу было известно, что меня нет в комна-
те. Возможно, он решил проверить, все ли в порядке, обнаружил, что меня
в комнате нет, понял, что выпустить меня мог только Яблонский, и прикон-
чил его. Эта версия соответствовала фактам, но она не соответствовала
улыбающемуся лицу убитого Яблонского.
Я снова вернулся в свою комнату, перевесил костюм, из которого шел
пар, другой стороной и снова вернулся в комнату Яблонского. Взяв стакан,
посмотрел на бутылку виски. Это была бутылка емкостью в поллитра. В бу-
тылке оставалось более половины. Но это тоже ничего не объясняет. Яб-
лонский от такой дозы не опьянел бы. Однажды мне довелось видеть, как он
запросто один управился с целой бутылкой рома с одним-единственным эф-
фектом: улыбался чаще, чем обычно. Теперь никогда уже не улыбнется боль-
ше. А виски он не любил...
Я сидел в полном одиночестве и в полутьме. Единственный свет проникал
из моей комнаты от включенного обогревателя. Я поднял стакан. Хотел под-
нять тост, прощальный тост. Именно так назвали бы люди мой порыв. Я пил
за Яблонского. Медленно потягивая виски, перекатывал его во рту по язы-
ку, чтобы полностью ощутить неповторимый букет и отменный вкус, вкус
прекрасного старого шотландского виски. Две-три секунды сидел совершенно
неподвижно, потом поднялся, быстро прошел в угол комнаты к раковине и
вылил туда виски. Потом тщательно прополоскал рот.
Виски принес Вилэнд. Принес после того, как Яблонский той ночью про-
водил меня в сад. Вилэнд дал ему запечатанную бутылку виски и стаканы,
чтобы он отнес их в свою комнату. Яблонский налил виски в два стакана
вскоре после того, как мы спустились вниз. Держа в руке наполненный ста-
кан, я вдруг вспомнил, что принимать алкоголь, а потом на глубине дышать
кислородом противоречит здравому смыслу. Не прикоснувшись к виски, пос-
тавил свой стакан на стол. Яблонский выпил оба стакана, и вполне возмож-
но, что, когда я ушел, удвоил эту дозу. Ройялу и его приятелям незачем
было взламывать дверь в комнату: у них был запасной ключ. Но даже если
бы им все же пришлось взломать дверь топорами, то Яблонский не услышал
бы этого: в виски было столько снотворного, что его хватило бы даже на
то, чтобы свалить с ног слона. Видимо, Яблонский кое-как доковылял до
кровати и упал замертво. Я знал, что это глупо, но стоял в полной тишине
и мраке, горько упрекая себя за то, что не прикончил тогда налитый мне
стакан. Если бы я сделал хотя бы один глоток, то сразу бы понял, что
здесь дело не чисто. Яблонский не любил виски и, скорее всего, подумал,
что шотландское виски должно иметь именно такой привкус. Найдя два ста-
кана с остатками виски на дне, Ройял решил, что я погрузился в такой же
беспробудный сон, как и Яблонский. Скорее всего, в их планы не входило
убивать меня.
Теперь все прояснилось. Все, кроме одного вопроса, имеющего решающее
значение: почему они убили Яблонского? У меня не было времени искать от-
вет на этот вопрос. Интересно, заглянули они в мою комнату, чтобы убе-
диться, сплю ли я? Скорее всего, нет, но я не мог за это поручиться. Си-
деть и рассуждать на такую тему было излишней роскошью. И все же в тече-
ние двух часов я не мог заниматься ничем другим: сидел и рассуждал. За
это время одежда высохла или почти высохла. Брюки были измяты и в морщи-
нах, словно ноги слона. Но что с них возьмешь, если их владелец спал, не
снимая их всю ночь. Я оделся. Только галстук не повязал. Открыв окно,
решил было выбросить в сад дубликаты трех ключей - от дверей комнат и от
наручников, но услышал осторожный стук в дверь комнаты Яблонского.
Я подскочил к двери и замер. Стоя у двери, пытался лихорадочно сооб-
разить, что предпринять. Если вспомнить все, через что мне пришлось
пройти этой ночью, и все, что передумал и перечувствовал за последние
два часа, можно понять, что голова отказалась работать: мысли не бежали,
как обычно, а еле копошились. На меня напал столбняк. Я стоял, не двига-
ясь с места, словно превратился в соляной столб, как жена Лота. В тече-
ние десяти жизненно важных секунд ни одна разумная мысль не пришла в го-
лову. Мною владел только один непреодолимый импульс, один-единственный,
всепоглощающий импульс: бежать. Но бежать было некуда. Да, это был Ро-
йял, спокойный и хладнокровный убийца, человек с маленьким пистолетом.
Это был Ройял, он стоял за дверью, сжимая в руке пистолет. Ему наверняка
было известно, что я уходил из дома этой ночью. Он проверил это. И он
знал, что я вернусь, знал, что Яблонский и я - сообщники, знал, что я
ушел не так далеко, чтобы не вернуться в этот дом при первой же возмож-
ности. Он рассчитал, что я уже вернулся. Возможно, он даже видел, как я
вернулся. Тогда почему же он так долго медлил, прежде чем явиться сюда?
Ответ на этот вопрос мне тоже был известен. Он знал, что когда я вер-
нусь, то буду ждать прихода Яблонского, решив, что тот ушел по какому-то
личному делу. Вернувшись, я должен буду оставить ключ в замке, поэтому
Яблонский не сможет открыть ее своим ключом, чтобы войти. Он постучит в
дверь тихо, едва слышно, а я, безуспешно прождав своего сообщника целых
два часа, буду нервничать из-за его длительного отсутствия. Услышав стук
в дверь, рванусь, чтобы впустить его, и тут-то Ройял пустит мне в лоб
одну из своих медно-никелевых пуль. Если у них нет сомнений в том, что
мы с Яблонским работаем вместе, то они поймут, что я не стану трудиться
на них и не выполню той работы, которую они решили поручить. Если отка-
жусь работать, они потеряют интерес ко мне, и я стану лишь обузой. Более
того, я представляю для них определенную опасность, и поэтому остается
одно - пуля в лоб. Точно так же, как получил свою пулю Яблонский.
И тут я снова подумал о нем, представил его труп, стиснутый стенками
грубо и наспех сколоченного ящика, ставшего для него гробом. И страх тут
же исчез. У меня почти не было шанса выжить, но я не боялся. На цыпочках
пробрался в комнату Яблонского, обхватил рукой горлышко бутылки с виски,
так же неслышно вернулся в свою комнату и сунул ключ в замок двери, ве-
дущей в коридор. Задвижка открылась совершенно бесшумно, и в эту минуту
снова постучали в дверь. На этот раз стук был громче, настойчивее. Ис-
пользуя этот шум, я чуть-чуть приоткрыл дверь, чтобы образовалась щель,
- поднял вверх руку с бутылкой, готовясь нанести удар, и осторожно высу-
нул голову за дверь.
Коридор слабо освещала одна-единственная лампа ночного света, находя-
щаяся в дальнем конце длинного коридора, но света было достаточно для
того, чтобы разглядеть, что у стоящего в коридоре человека не было в ру-
ках пистолета. Света было достаточно, и я разглядел: это не Ройял, а Мэ-
ри Рутвен. Я опустил руку с бутылкой и бесшумно вернулся в свою комнату.
Через пять секунд я уже стоял у двери комнаты Яблонского. Стараясь
как можно лучше имитировать его глубокий хрипловатый голос, спросил:
- Кто там?
- Мэри Рутвен. Впустите меня. Скорее. Прошу вас! Я впустил ее, не те-
ряя времени. Я так же, как и она, не хотел, чтобы ее увидели стоящей пе-
ред дверью в коридоре, я стоял за дверью, которая скрывала меня от ее
глаз. Она стремительно вошла в комнату и быстро захлопнула за собой
дверь. Комната снова погрузилась в темноту, и Мэри не успела разглядеть
меня.
- Мистер Яблонский, - она говорила торопливо и взволнованно, едва
уловимым прерывающимся от страха шепотом. - Я вынуждена была прийти и
поговорить с вами. Просто вынуждена... Думала, что мне так и не удастся
вырваться, но, к счастью, Гюнтер уснул, правда, он каждую минуту может
проснуться и обнаружить, что я...
- Успокойтесь, успокойтесь, - сказал я. Приходилось говорить шепотом:
так было легче имитировать голос Яблонского, и все же, несмотря на то,
что я говорил шепотом, это была самая неудачная имитация из всех, кото-
рые мне когда-либо доводилось слышать.
- Зачем вам потребовалось увидеть меня?
- Мне не к кому обратиться, кроме вас. Вы - не убийца и не негодяй. Я
знаю, что вы хороший человек, чего бы мне не наговорили.
Она действительно была умной девушкой. Ее интуиция, женская прозорли-
вость или какая-то аналогичная способность были таковы, что ни Вилэнд,
ни генерал не могли бы похвастаться подобным даром.
- Вы должны помочь мне. Вернее, нам. Я очень прошу помочь нам. Нашей
семье угрожает большая опасность.
- Кого вы имеете в виду?
- Отца и себя, - она замолкла. - Правда, я ничего не знаю о делах от-
ца, честное слово, ничего не знаю. Возможно, что и он в опасности, а мо-
жет быть, он работает с этими... подонками. Он приезжает и уезжает, ког-
да хочет, но это так непохоже на него. Может быть, он вынужден сотрудни-
чать с ними. Не знаю... Возможно, они имеют какую-то власть над ним, и
что-то вынуждает его подчиняться...
Я увидел прядь ее золотистых волос, когда она покачала головой.
- Отец всегда был добрым, честным и прямым человеком... Он всегда был
порядочным, но теперь...
- Успокойтесь. - Я не мог больше обманывать ее. Если бы она не была
так испугана и расстроена, она уже разоблачила бы меня. - Вам известны
какие-либо факты, мисс?
В моей комнате был включен электрокамин. Дверь в смежные комнаты была
открыта, и я был абсолютна уверен, что вскоре она разглядит мое лицо:
рыжие волосы выдавали меня с головой. Я повернулся спиной к горящему ка-
мину.
- С чего начать? - спросила она. - Похоже, что мы лишились свободы,
вернее, отец лишился ее. Я уже сказала, что он может приезжать и уез-
жать, когда ему заблагорассудится. Он не пленник, но мы не можем сами
решить ни одного вопроса, вернее, отец не может. Все мои вопросы отец
решает за меня, а за него решает кто-то другой. Мы должны постоянно на-
ходиться вместе. Отец сказал, что все письма, которые пишу, я должна пе-
ред тем, как отправить их, показывать ему. Он запрещает мне звонить по
телефону и ездить куда-либо, если поблизости от меня нет этого ужасного
Гюнтера. Даже если еду в гости к другу, например к судье Моллисону, этот
шпион все время рядом. Отец сказал, что недавно ему угрожали похитить
меня. Я не поверила этому, но если это правда, то Симон Кеннеди - я имею
в виду шофера - охранял бы меня гораздо лучше Гюнтера. Меня ни на минуту
не оставляют одну. Когда я нахожусь на нефтяной вышке - объекте Х-13, то
не могу покинуть ее, когда захочу: окна моей комнаты заперты, их невоз-
