лось.
- Постарайтесь обернуться как можно быстрее, - тихо и взволнованно
сказал Джон. - Не знаю, сколько мы еще сможем ждать. Чую, что надвигает-
ся шторм.
Он нервничал. Я тоже. Нервничала вся команда. Но Джону не оставалось
ничего другого, как ждать, сидя в боте. Никто не собирался оглоушить его
ударом по голове, связать веревками и бросить в Мексиканский залив.
- Не волнуйтесь, - ободряюще сказал я. Хотя уж если кто и волновался,
то это был я.
Сняв пиджак, под которым был заранее надетый гидрокостюм, застегнул
молнии спереди у горла и на манжетах костюма, накинул на плечи кислород-
ный аппарат и затянул ремни. Взяв в одну руку маску, а в другую пиджак,
брюки и шляпу, я осторожно шагнул через борт бота в резиновую надувную
лодочку, которую кто-то из команды заранее опустил на воду рядом с бор-
том бота. Эндрю уже сидел на корме этой хлипкой лодчонки, держа в руке
веревку. Как только я уселся в лодке, он начал понемногу отпускать ве-
ревку, привязанную к планширу "Метапена". Прилив быстро уносил нас под
мрачную громаду платформы. По мере продвижения Эндрю все больше отпускал
ее. Грести веслом в резиновой лодчонке при сильном течении довольно
трудно, а грести против течения вообще невозможно. Было бы в сто раз
легче добраться до "Метапена", перебирая веревку руками и подтягиваясь.
Я шепнул Эндрю одно слово, и он, зафиксировав веревку, сделал поворот.
Все еще находясь в глубокой тени, мы приблизились к борту корабля, стоя-
щего вплотную к массивным опорам. Платформа, нависая над опорами, отбра-
сывала тень. Она была над нами на высоте трех метров. Свет ламп на вышке
и верхней палубе едва достигал дальней стороны верхней палубы корабля.
Остальная часть корабля была погружена в глубокую тьму, если не считать
дорожки света на полубаке, проникающего из прямоугольной щели верхней
платформы. Через эту щель проходили вертикальные сходни, представляющие
собой зигзагообразную лестницу, установленную в металлическом коробе и
очень похожую на пожарную лестницу. Короб с лестницей можно было подни-
мать и опускать в зависимости от прилива или отлива.
Эта лестница словно специально предусмотрена для меня.
Корабль был глубоко погружен в воду, ребристые нефтехранилища находи-
лись высоко, но планшир достигал только до пояса. Я вынул из кармана фо-
нарик-карандаш и поднялся на борт. Продвигался вперед в полной темноте,
если не считать тусклого отблеска света на корме. Борт корабля вообще не
был освещен, не было даже навигационных и якорных огней. И только иллю-
минация на буровой вышке сверкала, как рождественская елка, на которой
огней было больше чем достаточно.
Движущиеся в глубоких пазах раздвижные двери выходили на приподнятый
полубак. Я потянул за верхний и нижний болты одной из створок, подождал,
пока мне поможет слабая бортовая качка, и толкнул дверь назад так, чтобы
в образовавшуюся щель пролезла моя голова и рука с фонариком. Я увидел
пустые бочки с краской, канаты, пиломатериалы, тяжелые цепи. Это напоми-
нало складское помещение. То, что я увидел в нем, не представляло для
меня ни малейшего интереса. Я задвинул створку двери, вставил в гнезда
болты и снова отправился на поиски...
Пробрался на корму над цистернами. Там были поднимающиеся двери с
большими защелками, выступающими над поверхностью дверей. Я увидел про-
дольные и поперечные трубы различных размеров. На трубах, на соответс-
твующей высоте, были большие маховики, предназначенные для открытия и
закрытия вентилей, и ребристые вентиляторы. Продвигаясь по корме, я на-
летал почти на каждый вентилятор и прочувствовал их своей головой, ко-
ленными чашечками и голенями. Казалось, что прокладываю себе путь через
девственные джунгли. Металлические девственные джунгли. Но я упорно
продвигался вперед. Надо удостовериться, что на корме нет ни люков, ни
трапов, размеры которых равнялись бы размерам человеческого тела.
На корме тоже не нашел ничего интересного. Большую часть палубы и
надстройки занимали каюты. Один большой люк каюты, напоминающий вагонную
дверь, был застеклен и имел пару открытых форточек. Я включил фонарик и
осветил люк. Внутри были только моторы. Значит, люк тоже отпадал. Отпа-
дал, как и вся верхняя палуба.
В лодке терпеливо ждал Эндрю. Я скорее почувствовал, чем увидел, его
вопрошающий взгляд и покачал головой. Мне незачем было качать головой.
Когда он увидел, что я натягиваю на голову резиновый шлем и надеваю кис-
лородную маску, ему уже не требовалось ответа. Он помог мне обвязать
вокруг талии спасательный шнур, и на это ушла целая минута: резиновую
лодку раскачивало на волнах так сильно, что каждый из нас мог работать
только одной рукой, а другой держался за борт лодки, чтобы не упасть.
Если пользоваться при погружении кислородным баллоном, то самая боль-
шая глубина, на которую можно опуститься, - не более восьми метров. Но
учитывая, что корабль был погружен в воду на четыре - пять метров, у ме-
ня был достаточный запас глубины. Поиски под водой провода или чего-то,
прикрепленного к проводу, оказались гораздо легче, чем я предполагал,
так как даже на глубине около пяти метров влияние волн было почти неза-
метно.
Эндрю все время вытравливал спасательный шнур, то ослабляя, то натя-
гивая его, чтобы следить за каждым моим передвижением. Создавалось впе-
чатление, что он выполнял эту работу всю свою трудовую жизнь, а кстати,
так и было на самом деле.
Я дважды внимательно осмотрел днище и борта корабля от носа до кормы,
освещая каждые полметра мощным фонарем, предназначенным для подводных
работ. Возвращаясь после второго осмотра, увидел на полпути огромную му-
рену, которая выплыла из темноты, куда не достигал свет фонаря, и ткну-
лась головой со злыми немигающими глазами и ядовитыми зубами прямо в
стекло фонаря. Я пару раз мигнул фонарем, и она уплыла.
Больше я ничего не увидел и, почувствовав себя усталым, вернулся к
надувной лодке. Влез в нее, думая о том, что пятнадцать минут интенсив-
ного плавания, да к тому же еще с кислородным снаряжением, заставили бы
выдохнуться любого человека. Вместе с тем я отлично знал, что если бы
нашел то, что искал, усталость прошла бы сама собой. Я все поставил на
карту, чтобы обнаружить это, и, вернувшись без находки, чувствовал себя
разочарованным, измученным, опустошенным и отчаявшимся. К тому же я сов-
сем замерз, и мне очень хотелось курить. Представил себе потрескивающие
поленья горящего камина, подумал о горячем кофе, от которого вверх под-
нимается пар, и долгом-долгом безмятежном сне. Снова подумал о Германе
Яблонском, мирно спящем в доме генерала в удобной кровати из красного
дерева.
Я стащил маску, сбросил кислородные баллоны. Потом снял с ног ласты и
надел ботинки онемевшими негнущимися пальцами, бросил на палубу корабля
брюки, пиджак и шляпу, подтянулся, влез на палубу и облачился в собс-
твенный костюм. Через три минуты, мокрый насквозь, как одеяло, которое
только что вытащили из стиральной машины, подошел к лестнице, ведущей на
палубу буровой вышки. Палуба находилась в 30 метрах над головой.
Плывущие по небу серые тучи перекрыли свет звезд, но этот призрачный
свет все равно не помог бы. Мне казалось, что висящая над головой лампа
была слишком слабой, чтобы освещать лестницу, но это было не так. Просто
она находилась слишком далеко от лестницы. На расстоянии трех метров от
платформы обнаружил, что это не лампа, а прожектор. А что если они охра-
няют эту лестницу? Что я скажу, если меня задержат? Скажу, что я еще
один инженер с танкера и что меня мучает бессонница? Скажу, что я стою
здесь и сочиняю правдоподобный рассказ, в то время как с моих брюк, на-
детых прямо на гидрокостюм, стекают струйки воды, образуя под моими но-
гами лужу? Что я скажу людям, с интересом разглядывающим мой блестящий
от воды резиновый водолазный костюм, тогда как вместо него положено быть
рубашке и галстуку? У меня не было пистолета, а я уже отлично усвоил,
что любой человек, так или иначе связанный с генералом Рутвеном и Вилэн-
дом, едва продрав глаза, наденет первым делом кобуру на ремне и только
потом натянет носки: все, кого мне довелось встретить из этой компании,
были самыми настоящими складами оружия. Что если кто-то из этих людей
направит на меня пистолет? Побегу ли я вниз по этим ста тридцати сту-
пенькам, чтобы кто-то спокойненько перехватил меня внизу? Впрочем, и бе-
жать-то некуда: пожарная лестница - единственное убежище, защищенное с
трех сторон, и только ее четвертая сторона выходит на море. Если прыгну,
то приземлюсь где-то вблизи от вентилей и труб на танкере. Я пришел к
выводу, что более или менее разумному человеку остается только один вы-
ход - броситься вниз, не дожидаясь дальнейшего развития событий.
Я стал подниматься вверх. Там не было ни живой души. Трап кончался
закрытой с трех сторон площадкой: одна сторона ограждена перилами, две
Другие - высокими стальными стенками. Четвертая сторона выходила прямо
на палубу, где стоял кран. Все, что я видел на палубе, ярко освещено;
слышался шум работающих машин и голоса мужчин, находящихся в десяти мет-
рах от меня. Мысль оказаться в гуще этой толпы пришлась мне не по вкусу,
и я стал искать путь к отступлению. И тут же нашел его. Рядом находилась
стальная перегородка высотой около семи метров, в которую были вмонтиро-
ваны скобы. Тесно прижимаясь к перегородке, поднялся по этим скобам на-
верх, прополз несколько метров и, очутившись под прикрытием одной из
громадных колонн, поднялся на ноги.
Моим глазам открылась вся панорама буровой вышки.
В сотне метров к северу, на большой приподнятой платформе, находилась
буровая вышка, кажущаяся еще более внушительной и массивной от располо-
женных у ее основания кабин управления буровой и снующих под платформой
людей. Я предполагал, что под этой платформой расположен генератор, вы-
рабатывающий электроэнергию, и жилые помещения. Меньшая платформа была
на южной стороне, и именно на ней я стоял сейчас. Она была почти пустой
и имела только полукруглую площадку, которая, выходя за пределы платфор-
мы, нависала над поверхностью моря с юга. Назначение этого большого, ни-
чем не занятого пространства на какую-то минуту озадачило меня, но потом
я вспомнил: Мэри Рутвен говорила, что генерал обычно летал с вышки на
берег и с берега на вышку вертолетом. Вертолету требовалось место для
посадки. Эта платформа и была предназначена для посадки.
На основной палубе между двумя платформами, почти у моих ног, мужчи-
ны, используя кран на гусеничном ходу, передвигали большие бочки и опус-
кали их в ярко освещенное отверстие, находящееся на полпути от высокой
перегородки на северной платформе. Нефть будут перекачивать на борт ко-
рабля, поэтому в этих бочках могла находиться только "грязь", то есть
химическая смесь баритов, добавляемая под давлением в цементный раствор
для формирования наружных стенок при бурении с целью предотвращения осы-
пания грунта. Там было множество таких бочек для хранения "грязи". Боль-
шая часть бочек была открыта. Они занимали всю ширину палубы. Именно
здесь могло быть то, что мне нужно.
Я направился к дальней стороне южной платформы, обнаружил еще один
трап и спустился по нему на палубу. Теперь от моей осторожности и бес-
шумного передвижения ничего не зависело. Наоборот, это могло показаться
подозрительным.
Самым важным теперь был фактор времени: погода заметно ухудшилась,
ветер стал вдвое сильнее, чем полчаса назад.
Возможно, капитан Зеймис будет вынужден отплыть, не дождавшись меня.
Эти печальные мысли лишали надежды на будущее. Вернее, на свое собс-
твенное будущее: капитан и его люди уйдут в море, а я останусь здесь.
Выбросив эти мысли из головы, подошел к первому хранилищу.
Дверь открывалась при помощи тяжелой стальной щеколды. Других замков
