чи. А руки и плечи у Макдональда были в полном порядке. Самые сильные на
"Кампари". Я чувствовал, что в эту ночь мне их сила пригодится. Только
Макдональд знал мою цель. Только Макдональд знал, что я собирался вер-
нуться тем же путем, что и уходил. Остальные верили в мой самоубийствен-
ный план атаки капитанского мостика, верили, что в случае успеха я вер-
нусь через дверь лазарета. Они, правда, не верили, что я вернусь. Обста-
новка была праздничная, но не очень.
Буллен не спал. Он неподвижно лежал на спине с каменным, угрюмым ли-
цом. Одет я был в тот же вечерний костюм, что и прошлой ночью. Он еще не
успел высохнуть, был покрыт коркой запекшейся крови. Я был босиком. В
одном кармане лежал складной нож, в Другом - завернутый в клеенку фона-
рик, на лице маска, на голове колпак. Нога болела, я чувствовал себя как
после тяжелого приступа лихорадки. Но это уже не в моей власти. Было
сделано все, чтобы подготовиться как можно лучше.
- Свет! - скомандовал я Марстону. Щелкнул выключатель, и в лазарете
стало темно, как в могиле. Я отдернул занавеску, открыл иллюминатор и
высунул голову наружу.
Шел крупный, тяжелый дождь. Холодный, косой дождь с норд-веста. Капли
через иллюминатор полетели на койку. Небо черное и без единой звезды.
"Кампари" по-прежнему качался - немного с борта на борт, немного с носа
на корму - но это была ерунда по сравнению с минувшей ночью. Корабль де-
лал около двенадцати узлов. Выкрутив шею, я сумел посмотреть вверх. Ни-
кого. Высунулся еще дальше и посмотрел вперед и назад. Если этой ночью
на "Кампари" и светился какой огонек, то я его не заметил.
Можно было действовать. Я поднял бухту нейлонового троса, убедился,
что он привязан к ножке койки и выбросил бухту наружу, в темноту и
дождь. Сделав последнюю проверку другого троса, который был завязан у
меня вокруг пояса и конец которого держал в руках Макдональд, сказал:
- Ну, я пошел.
Вполне возможно, что эту прощальную речь можно было произнести и с
большим красноречием, но в тот момент ничего другого мне на ум не приш-
ло. Капитан Буллен отозвался:
- Счастливого пути, малыш.
Он сказал бы куда больше, если бы знал, что я действительно замыслил.
Марстон что-то буркнул. Сьюзен совсем ничего не сказала. Извиваясь, впе-
ред ногами, оберегая больную ногу, я полез через иллюминатор и вскоре
уже весь висел снаружи, опершись о проем локтями. Я скорее чувствовал,
чем видел боцмана, готового травить конец, завязанный у меня на поясе.
- Арчи, - шепнул я тихо, - загни-ка еще разок свою байку. Про то, что
все кончится хорошо.
- Ты вернешься прежде, чем мы заметим, что ты ушел, - бодро доложил
он. - Смотри, не потеряй мой ножик.
Ухватившись двумя руками за трос, привязанный к койке, я заскользил
вниз с той скоростью, с которой боцман успевал травить свой конец, и че-
рез пять секунд оказался в воде.
Она была темная и холодная, у меня перехватило дыхание. Резкий пере-
пад температуры между теплым лазаретом и холодным океаном буквально па-
рализовал меня. На мгновение я непроизвольно отпустил трос, отчаянно за-
махал руками и снова поймал его, не успев даже как следует испугаться.
Боцман наверху трудился в поте лица - неожиданная нагрузка, должно быть,
едва не выдернула его из иллюминатора.
Но самое худшее был не холод. Если тебе удалось выжить после первона-
чального теплового удара, холод еще можно некоторое время терпеть, сми-
риться с ним нельзя, но привыкнуть можно. К чему нельзя привыкнуть, что
невозможно вытерпеть - это насильственное глотание соленой воды в боль-
ших количествах каждые несколько секунд. А со мной именно это и происхо-
дило.
Я предполагал, что тащиться на веревочке за кораблем, делающим две-
надцать узлов, не слишком приятно, но никак не мог подумать, что это до
такой степени плохо. В своих размышлениях я забыл учесть один фактор -
волны. Сначала меня тащило вверх по волне, в следующий момент она прохо-
дила надо мной, я повисал в воздухе и тяжело грохался в растущую передо
мной громаду новой волны. Каждый такой удар норовил вышибить из меня
дух. А когда у тебя вышибают дух, желание снова глотнуть воздуха настой-
чиво, безотлагательно и неудержимо. Но зарывшись лицом в волну, я глотал
отнюдь не воздух, а огромные количества соленой воды. Сходные ощущения,
вероятно, можно получить, направив себе в глотку струю мощного бранд-
сбойта. Я барахтался, извивался, крутился, выпрыгивал из воды, как по-
павшая на крючок рыба, вытянутая на поверхность быстроходным катером.
Медленно, но весьма уверенно, я тонул, будучи побит, еще не начав
действовать. Я понял, что надо возвращаться, и немедленно. Я задыхался и
давился морской водой, она жгла мне ноздри и глотку, переполняла рот и
желудок, и я чувствовал, что вода уже попала и в легкие.
У нас была установлена целая система сигналов, и теперь я начал беше-
но дергать за завязанный вокруг пояса трос, уцепившись за другой левой
рукой. Я дернул раз десять, сначала медленно в каком-то порядке, потом,
не получив ответа, неистово, отчаянно. Никакого ответа. Я так бился в
волнах и до этого, что Макдональд постоянно чувствовал то напряжение, то
ослабление троса. Он не мог отличить один рывок от другого.
Я попытался подтянуться на своем тросе, но под напором обрушивающейся
на меня воды это было невозможно. Когда ослаблялось натяжение троса, за-
вязанного на поясе, мне требовалась вся сила обеих рук, чтобы просто
удержаться на месте, вцепившись в другой трос. Собрав в отчаянии все си-
лы, попытался подтянуться хоть на дюйм. Но и этого сделать не удалось.
Понятно, что не долго еще смогу так провисеть.
Спасение пришло совершенно случайно. Никакой моей заслуги тут не бы-
ло. Особенно тяжелая волна перевернула меня на спину, в этом положении я
провалился в очередную яму и врезался в следующую волну спиной и плеча-
ми. Как раньше, от удара я выпустил весь воздух из легких, как раньше,
судорожно стал хватать воздух ртом - и тут же обнаружил, что могу ды-
шать. В легкие врывался воздух - не вода. Я дышал. Когда лежал так на
спине, наполовину вытащенный из воды спасительной веревкой, нагнув голо-
ву к груди между вытянутых рук, рот у меня был на воздухе.
Я не стал терять времени и поплыл, перебирая руками трос, давая воз-
можность Макдональду осторожно травить второй, привязанный к поясу. Я
по-прежнему глотал воду, но теперь уже в не заслуживающих упоминания ко-
личествах.
Секунд через пятнадцать снял левую руку с веревки и начал ощупывать
борт корабля в поисках каната, опущенного с юта минувшей ночью. Мокрый
трос скользил теперь по ладони правой руки и обдирал с нее кожу. Но я
почти не замечал этого, так как обязан был найти привязанный к леерной
стойке канат, если нет - можно было опускать занавес. Это был бы конец
не только моим надеждам выполнить план, но и мне самому в равной степе-
ни. Мы с Макдональдом вынуждены были действовать в предположении, что
канат будет на месте, и затаскивать меня обратно он должен был лишь по
получении установленного сигнала. А я обнаружил, что подать подобный яс-
ный сигнал, находясь в воде, невозможно. Если не найду каната, меня
просто протащит до конца нейлонового троса, после чего я утону. Много
времени это не отнимет. Проглоченная соленая вода, яростные атаки волн,
неоднократные удары о стальной борт корабля, потеря крови, искалеченная
нога - все это быстро отнимало остаток сил. Много времени это не отни-
мет. Левая рука вдруг задела канат. Я вцепился в него - утопающий, хва-
тающийся за свою последнюю соломинку в необозримых просторах океана.
Просунув свой направляющий трос под петлю на поясе, освободил правую
руку, подтянулся на канате, пока целиком не вылез из воды, захлестнул
канат петлей вокруг здоровой ноги и повис так, жадно хватая воздух широ-
ко открытым ртом и дрожа, как загнанный пес. Неожиданно меня стошнило, и
я освободил свой желудок от запасов собравшейся там морской воды. После
этого почувствовал себя лучше, но появилась страшная слабость.
Лезть было невысоко - каких-нибудь двадцать футов, и там палуба, но,
преодолев фута два, я уже горько сожалел о том, что не поддался искуше-
нию и не завязал минувшей ночью узлов. Канат намок и стал скользким -
мне приходилось изо всей силы сжимать руки, чтобы не съехать вниз. А
этой всей силы в руках у меня осталось совсем немного, весь ее запас я
израсходовал, отчаянно цепляясь за свою спасительную веревочку. Даже
когда мне удавалось хорошо ухватиться ногами, даже когда мои слабеющие
руки не скользили вниз под грузом ставшего непомерно тяжелым тела, и то
я за один раз не мог подтянуться больше, чем на два-три дюйма. Три дюйма
и не больше - это все, что я мог за один раз.
Я не мог этого сделать: разум, инстинкт, логика, здравый смысл - все
подсказывало мне, что я не мог этого сделать. И все же я сделал это.
Последние несколько футов подъема были сплошным кошмаром: подтягивался
на пару дюймов, соскальзывал на дюйм вниз, опять подтягивался - и так
подползал все ближе и ближе к верху. В трех футах от него остановился. Я
знал, что именно такое расстояние отделяет меня от безопасности, но
взобраться еще хотя бы на дюйм по этому канату было выше моих сил. Руки
дрожали от напряжения как в лихорадке, бицепсы готовы были лопнуть. Я
подтянул тело вверх, пока глаза не оказались на одном уровне с зажатыми
в замок ладонями.
В кромешной тьме смутно белели и даже вроде светились костяшки паль-
цев. Секунду провисел в таком положении, затем отчаянно выбросил вверх
правую руку. Если бы я не достал комингс шпигата... но я не мог не дос-
тать. У меня не было больше сил - я никогда не смог бы повторить эту по-
пытку.
Я его достал. Верхней фалангой среднего пальца уцепился за комингс,
тут же рядом оказалась моя другая рука. Я неистово нащупывал нижнюю
планку поручней.
Я обязан был перевалиться через нее, и немедленно, иначе свалился бы
в море. Нащупал планку, ухватился за нее обеими руками, с размаху кач-
нулся вправо, достал здоровой ногой комингс, перехватился руками за сле-
дующую планку, потом за верхнюю, перетащил через нее тело и тяжело грох-
нулся на палубу с другой стороны.
Сколько времени там лежал, дрожа каждым мускулом тела, хрипло всасы-
вая воздух в готовые разорваться легкие, скрежеща зубами от нестерпимой
боли в руках и пытаясь не дать полностью себя окутать красному туману
перед глазами, этого я не знаю. Возможно, две минуты, возможно, десять.
Где-то в течение этого промежутка меня опять вырвало. А затем медленно,
страшно медленно, боль начала отступать, дыхание замедлилось, туман пе-
ред глазами рассеялся. Правда, перестать дрожать так и не смог. Мне по-
везло, что в ту ночь на палубе не оказалось какого-нибудь пятилетнего
озорника, - он мог бы выкинуть меня за борт, не вынимая рук из карманов.
Я развязал узлы у себя на ноге окоченевшими, негнущимися и все же ра-
ботающими пальцами, привязал тросы к стойке над узлом каната, вытравил
трос, пока он не натянулся, и три раза резко дернул. Через пять секунд
пришел ответ - три отчетливых рывка. Теперь они знали, что начало успеш-
ное. Я надеялся, что они порадовались этому больше, чем я сам. Иначе бы-
ло бы совсем плохо.
По меньшей мере пять минут я просидел, прежде чем ко мне возвратилась
некоторая часть сил, затем нетвердо поднялся на ноги и поковылял через
палубу к трюму номер четыре. Брезент впереди с правого борта по-прежнему
был закреплен. Это значило, что внизу никого не было. Впрочем, я и не
ожидал никого там обнаружить. Выпрямившись, я огляделся вокруг и застыл
под проливным дождем, струившимся по моему насквозь промокшему наряду.
Не больше чем в пятнадцати футах, прямо по направлению к корме я заме-
тил, как в темноте вспыхнул и погас красный огонек. Мне приходилось слы-
