Вместо ожидаемого общего потепления неразбавленное бренди произвело
на меня весьма странное действие. Глотку мне обожгло как будто расплав-
ленным свинцом, и хотя этот жгучий огонь прокладывал внутри меня путь
все ниже и ниже к желудку, снаружи мне стало еще холоднее.
- Кто-то идет, - неожиданно прошептал Макдональд.
Я успел только поставить пустой стакан на тумбочку. Ни на что другое
у меня не хватило времени, даже на то, чтобы улечься и закрыться одея-
лом. Распахнулась дверь, зажегся верхний свет и Каррерас, с неизбежной
картой под мышкой, направился через лазарет к моей койке. Как обычно, он
полностью контролировал все свои эмоции. Беспокойство, напряжение,
предвкушение схватки - он не мог не чувствовать всего этого, не мог не
испытывать скорби по погибшему сыну, но на лице его переживания никак не
отражались.
Он остановился, не дойдя до кровати, и внимательно, изучающе осмотрел
меня холодными, прищуренными глазами.
- Не спите, Картер? - задумчиво проговорил он. - И даже не лежите. -
Он взял двумя пальцами стакан с тумбочки, понюхал и поставил обратно. -
Бренди. И вы дрожите, Картер. Все время дрожите. Почему? Отвечайте!
- Я боюсь, - сердито ответил я. - Всякий раз, как вас вижу, душа в
пятки уходит.
- Мистер Каррерас! - из двери амбулатории появился закутанный в одея-
ло доктор Марстон, протирая глаза и на ходу приглаживая свою естествен-
нейшим образом растрепанную, восхитительную седую шевелюру. - Это неслы-
ханно, совершенно неслыханно! Тревожить тяжело больного - и в такой час.
Я должен попросить вас удалиться, сэр. И немедленно!
Каррерас оглядел его с головы до ног, затем в обратном направлении и
процедил сквозь зубы:
- Успокойтесь.
- Нет, я не успокоюсь! - возопил доктор Марстон. Пожизненный контракт
с Метро-Голдвин-Майер был ему обеспечен. - Я врач. У меня есть врачебный
долг, и я выскажу, в чем он состоит, чего бы мне это ни стоило. - К нес-
частью под рукой у него не оказалось стола, ибо удар кулаком по столу
явился бы достойным завершением этого выступления. Но даже и без того
доктор произвел впечатление своим искренним гневом и возмущением. Даже
Каррерас, очевидно, смутился.
- Старший помощник Картер очень болен, - продолжал греметь Марстон. -
У меня тут нет возможности вылечить сложный перелом бедра, и результат
был неизбежен. Воспаление легких, да, сэр, воспаление легких. Двусторон-
нее, в легких столько жидкости, что он не может даже лечь, да и вообще
едва дышит. Температура сорок, пульс сто тридцать, озноб. Я обложил его
грелками, напичкал аспирином, антибиотиками, бренди, наконец, и все без
толку. Лихорадка его не отпускает. То он мечется в жару, то лежит весь
мокрый от пота. - Насчет сырости он вспомнил очень вовремя. Я чувство-
вал, как морская вода из промокших бинтов просачивается сквозь свежую
повязку на матрас. - Бога ради, Каррерас, неужели вы не видите, что он
очень болен? Оставьте его.
- Мне он нужен только на минуту, доктор, - примирительно объяснил
Каррерас. Если у него и зашевелились вначале какие-то подозрения, то
после блестящего сольного номера Марстона они просто обязаны были исчез-
нуть. "Оскар" за такую игру был бы вполне заслуженной наградой. - Я ви-
жу, что мистер Картер нездоров, и не собираюсь отнимать у него силы.
Я потянулся к карте и карандашу прежде, чем Каррерас протянул их мне.
Ничего удивительного, что при неутихающей дрожи и распространявшейся от
больной ноги по всему телу онемелости, вычисления отняли больше времени,
чем обычно. Но сложности никакой в них не было. Я взглянул на стенные
часы и подвел итог:
- Вы будете на месте чуть раньше четырех.
- Мы не пропустим его, как вы считаете, мистер Картер? - оказывается,
только внешне он был так беззаботен и уверен в себе. - Даже в темноте?
- Не представляю, как можно умудриться при включенном радаре, - я
немного посопел, чтобы он не забыл случайно о серьезности моего положе-
ния, и продолжал: - А как вы собираетесь остановить "Тикондерогу"? - Те-
перь меня не меньше, чем его, беспокоило, чтобы стыковка состоялась, и
перегрузка завершилась как можно быстрей и благополучней. "Твистер" в
трюме должен был взорваться в 7.00. Я предпочитал к тому времени быть от
него подальше.
- Снаряд перед носом, сигнал остановиться. Если это не сработает, -
добавил он задумчиво, - снаряд в борт.
- Вы меня просто удивляете, Каррерас, - веско заявил я.
- Удивляю вас? - левая бровь Каррераса едва заметно поползла вверх -
целая мимическая картина при обычной каменной невозмутимости его лица. -
Каким образом?
- Человек, который приложил столько усилий и, должен признать, все
время демонстрировал исключительную предусмотрительность - и вдруг соби-
рается пустить все прахом беспечным, непродуманным поступком в самом
конце, - он, было, хотел что-то сказать, но я остановил его рукой и про-
должал: - Я не меньше вашего хочу увидеть, как "Тикондерога" остановит-
ся. Только за это чертово золото я и гроша ломаного не дам. Прекрасно
знаю, как важно, чтобы капитан, боцман и я немедленно попали в первок-
лассную больницу. Очень хочу увидеть, что все пассажиры и команда успеш-
но переправились. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из команды "Тикондероги"
был убит во время обстрела. И наконец...
- Короче, - угрюмо прервал он меня.
- Пожалуйста. Встреча произойдет в пять часов. При теперешней погоде
в это время будет полумрак - то есть капитан "Тикондероги" вполне хорошо
разглядит нас на подходе. Как только он увидит, что другой корабль идет
с ним на сближение, как будто Атлантика - это узкая речка, где не разой-
тись, не шаркнувшись бортами, он сразу заподозрит неладное. Кому, как не
ему, знать, что он везет целое состояние. Он повернет и будет удирать. У
вашей команды, едва ли сведущей в морской баллистике, мизерные шансы по-
разить движущуюся мишень с качающейся палубы, при отвратительной види-
мости сквозь пелену дождя. Да и вообще, что можно сделать из той хлопуш-
ки, которую, как мне сообщили, вы установили на баке?
- Ту пушку, что я установил на юте, никто хлопушкой не назовет. - Хо-
тя лицо его было по-прежнему невозмутимо, слова явно дали ему пищу для
размышления. - Как-никак у нее калибр четыре дюйма.
- Что с того? Чтобы пустить ее в ход, вам придется сделать разворот,
а в это время "Тикондерога" уйдет еще дальше. Я уже называл причины, по-
чему вы и в этом случае наверняка промахнетесь. После второго выстрела,
кстати, наши палубные плиты будут так покорежены, что орудия задерутся к
небесам и в дальнейшем вы их сможете использовать лишь в качестве зени-
ток. Чем тогда вы предложите остановить "Тикондерогу"? Грузовой корабль,
в четырнадцать тысяч тонн водоизмещением, не остановишь, помахав ему ав-
томатом.
- До этого дело не дойдет. Элемент неопределенности, конечно, всегда
существует. Но мы не промахнемся.
- Нет никакой необходимости в этом вашем элементе неопределенности,
Каррерас.
- В самом деле? Как же вы предлагаете это сделать?
- Я считаю, этого вполне достаточно, - вмешался капитан Буллен. Авто-
ритет коммодора "Голубой почты" придавал дополнительную значительность
его хриплому голосу. - Одно дело - работать с картами по принуждению,
совсем другое - по доброй воле корректировать преступные планы. Я все
это выслушал. Вам не кажется, мистер, что вы зашли слишком далеко?
- Нет, черт возьми, - возразил я. - Ничто не будет слишком, покуда
все мы не окажемся в военно-морском госпитале в Хэмптон-Родсе. Это до
смешного просто, Каррерас. Как только он, судя по радару, подойдет на
несколько миль, начинайте передавать сигналы бедствия. Одновременно, и
лучше обговорить это сейчас, пусть ваши стукачи на "Тикондероге" примут
от "Кампари" 808 и передадут его капитану. А когда он подойдет поближе,
передайте ему по световому телеграфу, что угробили машину в борьбе с
ураганом. Он наверняка о нем слышал, - я изобразил на лице утомленную
улыбку. - При этом, кстати, вы будете недалеки от истины. И когда он к
нам пришвартуется, а вы снимете чехлы с орудий - что ж, дело сделано. Он
не сможет, да и не посмеет отвалить.
Каррерас уставился сквозь меня, затем слегка кивнул.
- Полагаю, что бесполезно убеждать вас, Картер, стать моим... скажем,
лейтенантом?
- Достаточно будет переправить меня в целости и сохранности на борт
"Тикондероги". Никакой иной благодарности мне не требуется.
- Это будет сделано, - он взглянул на часы. - Не пройдет и трех ча-
сов, как здесь появятся шесть членов вашей команды с носилками и переп-
равят вас, капитана и боцмана на "Тикондерогу".
Каррерас вышел. Я окинул взглядом лазарет. Буллен и Макдональд лежали
в кроватях, Сьюзен и Марстон стояли, завернувшись в одеяла, у двери в
амбулаторию. Все они смотрели на меня, и выражение их лиц было, мягко
говоря, весьма неодобрительным.
Тишину, воцарившуюся на неподобающее случаю долгое время, прервал не-
ожиданно ясным и строгим голосом Буллен.
- Каррерас совершил пиратский акт единожды и готов совершить во вто-
рой раз. Таким образом, он окончательно зарекомендовал себя врагом Анг-
лии и королевы. На вас ложится обвинение в помощи врагу и прямая ответс-
твенность за потерю ста пятидесяти миллионов долларов золотом. Я сниму
показания у всех присутствующих здесь свидетелей, как только мы окажемся
на борту "Тикондероги". - Я не мог винить старика в чем бы то ни было.
Он по-прежнему свято верил обещанию Каррераса о нашем благополучном уст-
ройстве. С его точки зрения, я просто облегчал до предела задачу Карре-
раса. Но время просвещать его еще не настало.
- Послушайте, - взмолился я, - не слишком ли сурово? Ладно, пусть по-
собничество, пусть соучастие, пусть даже подстрекательство, но к чему
эта ерунда об измене?
- Зачем вы это сделали? - Сьюзен Бересфорд недоумевающе покачала го-
ловой. - Зачем вы сделали это? Помогали ему, чтобы спасти собственную
шею. - К сожалению, время просвещать ее было также еще впереди. Ни она,
ни Буллен не обладали достаточными актерскими способностями, чтобы сыг-
рать утром свою роль, зная всю правду.
- И это, пожалуй, слишком сурово, - запротестовал я. - Еще несколько
часов назад вы сами больше всех хотели убраться с "Кампари". А теперь...
- Я не хотела сделать это таким образом. Не подозревала, что у "Ти-
кондероги" есть такой шанс спастись.
- Не хочу в это верить, Джон, - торжественно заявил Марстон. - Просто
не желаю в это верить.
- Легко вам всем разговаривать, - огрызнулся я. - У вас у всех семьи.
А у меня никого, кроме себя, нет. Можно ли меня винить в том, что забо-
чусь о своем единственном родственнике?
Никто не попытался оспорить этот шедевр логического умозаключения. Я
оглядел их всех по очереди, и все они один за другим - Сьюзен, Марстон,
Буллен - отвернулись, даже не пытаясь скрыть выражения лиц. А затем от-
вернулся и Макдональд, но сначала все же успел незаметно подмигнуть мне
левым глазом.
Я же расслабился и попытался заснуть. Никто не поинтересовался, как
для меня прошла ночь.
12. Суббота. 6.00-7.00.
Когда я проснулся, все так же болели окоченевшие руки и ноги, я все
так же дрожал. Но из мрачных глубин беспокойного сна меня поднял не хо-
лод, не боль и не озноб. Шум, скрип, скрежет металла по всей длине "Кам-
пари", как будто корабль с каждым качком все дальше врезался в глубину
айсберга. По медленному, вялому, безжизненному покачиванию я определил,
что стабилизаторы не работали. "Кампари" лежал в дрейфе.
- Итак, мистер, - скрипучим голосом сказал Буллен, - ваш план срабо-
тал, черт бы вас подрал. Поздравляю. "Тикондерога" пришвартовалась.
- Так точно, - подтвердил Макдональд, - пришвартована к нам бортом.
- В такую погоду? - я сморщился, услышав, как скрежещут трущиеся бор-
та кораблей при качке. - Всю краску сдерет. Наш приятель взбесился.
