лизительно на середину бомбы. Ни один из нас при этом не сказал ни сло-
ва.
Я вытравил слабину лебедки, и трос туго натянулся. Кэролайн хрипло
заметил:
- Она ни за что не выдержит. Такая тонкая веревка...
- Этот трос рассчитан на полтонны. - Я потянул еще, и хвост начал
подниматься. Петля была не на середине. Немного отпустил трос, мы пойма-
ли центр, и когда я потянул снова, "Твистер" весь пошел вверх. Когда он
вышел дюйма на три из своего тряпичного ложа, я защелкнул автоматический
замок и утер пот со лба. Судя по температуре лба, поту давно было пора
испариться самостоятельно.
- А как мы собираемся перетащить его к другому борту? - голос Кэро-
лайна больше не дрожал, это был ровный невыразительный голос человека,
не до конца осознавшего, что переживаемый им кошмар происходит наяву.
- Понесем. Вдвоем мы справимся.
- Понесем? - повторил он уныло. - Он весит сто двадцать килограммов.
- Я прекрасно знаю, сколько он весит!
- У вас больная нога, - он меня не слышал. - У меня больное сердце.
Корабль качается, этот полированный алюминий скользкий, как стекло. Один
из нас споткнется, отпустит. А то и оба вместе. Тогда он упадет.
- Прервитесь-ка на этом месте. - Я взял фонарик, подошел к левому
борту, достал из-за перегородки пару брезентов и подтащил их к гробу.
- Мы положим его на них и поволочем.
- Поволочем по полу? Стукать его об пол? - он все-таки не так уж без-
ропотно смирился с этим кошмаром, как я думал. Посмотрел на меня, потом
на "Твистера", потом снова на меня и сказал убежденно: - Вы сумасшедший.
- Ради бога, ничего более путного вы не можете сказать? - Я снова
взялся за лебедку, открыл замок и потянул. Кэролайн обеими руками ухва-
тился за "Твистер", когда он весь вылез из гроба, стараясь не допустить
удара носа бомбы о перегородку.
- Перешагните через перегородку и захватите его с собой, - скомандо-
вал я. - Повернитесь спиной к трапу.
Кэролайн молча кивнул. Луч фонарика освещал его застывшее в напряже-
нии лицо. Он прислонился спиной к трапу, еще крепче подхватил "Твистер"
с обеих сторон от петли, поднял ногу и вдруг покачнулся, когда неожидан-
ный рывок корабля бросил на него всю тяжесть бомбы. Он задел ногой верх
перегородки, сложившись, силы инерции "Твистера" и рывка судна увлекли
его вперед. Кэролайн вскрикнул и тяжело перевалился через перегородку на
дно трюма.
Я видел все это как в замедленной съемке и наугад протянул руку, за-
щелкнул замок, бросился к раскачивающейся бомбе, между ней и трапом. Ки-
нул фонарь и вытянул вперед обе руки, чтобы помешать носу бомбы врезать-
ся в трап. Во внезапно спустившемся кромешном мраке промахнулся, но не
промахнулся "Твистер". Он воткнулся мне под дых с такой силой, что я ед-
ва не испустил дух, но все-таки тут же обнял его руками и вцепился в эту
алюминиевую скорлупу так крепко, будто хотел разломить ее надвое.
- Фонарь! - завопил я. Почему-то в этот момент мне отнюдь не казалось
столь важным понижать голос. - Достань фонарь!
- Моя коленка...
- К чертям твою коленку! Достань фонарь! Я услышал подавленный стон и
почувствовал, что он лезет через перегородку. Снова услышал его, когда
он заскреб руками по стальному полу. И снова тишина.
- Нашел ты, наконец, фонарь? - "Кампари" начал переваливаться на дру-
гой борт, и я изо всех сил пыжился, пытаясь сохранить равновесие.
- Нашел.
- Так зажги его, болван.
- Я не могу. Он разбит.
- Приятно слышать... А ну, ухватись-ка за тот конец этой хреновины.
Выскальзывает она у меня.
Он выполнил распоряжение, и стало немного полегче.
- У вас нет спичек?
- Спичек! - Мне стоило большого труда сдержаться. Если бы это не ка-
салось "Твистера", то было бы весьма забавно. - Спичек! После того, как
я пять минут резвился в воде под бортом?
- Об этом не подумал, - угрюмо признался он. И в повисшей на мгнове-
ние тишине сообщил: - У меня есть зажигалка.
- Боже, храни Америку! - взорвался я. - Если все тамошние ученые...
Зажги ее, приятель, зажги скорее!
Колесико проскребло по кремню, и дрожащий язычок бледно-желтого пла-
мени осветил уголок темного трюма, насколько это было в его жалких си-
лах.
- Хватай блок, живо! - я подождал, пока он выполнил команду. - Тяни
за свободный конец, открывай замок и опускай осторожно на брезент.
Я сделал первый шаг от перегородки, удерживая в руках немалую часть
веса бомбы. До брезента было около двух футов. В это время за спиной
раздался щелчок замка, и я вдруг почувствовал, как у меня ломается хре-
бет. Трос лебедки провис, я баюкал на руках всю стодвадцатикилограммовую
тушу "Твистера". "Кампари" перевалился на другой борт, понятно было, что
груз для меня непосилен. Хребет мой и действительно был готов сломаться.
Я споткнулся, качнулся вперед, и "Твистер" вместе со мной - судорожно
прицепившимся к нему сверху насекомым - тяжело рухнул на брезент с гро-
хотом, потрясшим весь трюм.
Я расцепил руки и медленно поднялся. Дрожащее пламя освещало выпучен-
ные глаза доктора Кэролайна, уставившегося на поблескивающую бомбу. Мас-
ка ужаса сковала его лицо. И тут он хриплым криком нарушил безумное оча-
рование этой таинственной сцены.
- Пятнадцать секунд! У нас только пятнадцать секунд! - он бросился к
трапу, но успел забраться только на вторую ступеньку, когда я, схватив-
шись за поручни, прижал его к трапу. Он боролся яростно, неистово, но
недолго. И затих.
- Как далеко ты собираешься уйти за пятнадцать секунд? - А сам не
знал, зачем это говорю, да и вообще едва ли отдавал себе отчет, что го-
ворю. Все мое внимание было сосредоточено на лежавшей передо мною бомбе.
Вероятно, и на моем лице были написаны те же чувства, что и у Кэролайна.
Он тоже следил за бомбой. Это было совершенно бессмысленно, но в тот мо-
мент нам было не до осмысливания своих поступков. Вот мы и пялили глаза
на "Твистера", как будто что-нибудь смогли бы увидеть перед тем, как ос-
лепительная вспышка ядерного огня превратит в ничто нас и весь "Кампари"
заодно. Человеческие органы чувств тут бессильны.
Прошло десять секунд. Двенадцать. Пятнадцать. Двадцать. Полминуты. Я
выпустил застоявшийся в легких воздух - все это время стоял не дыша - и
отпустил Кэролайна.
- Ну и как, далеко бы ты ушел? Доктор Кэролайн медленно опустился на
дно трюма, отвел взгляд от бомбы, какое-то мгновение смотрел непонимаю-
щими глазами на меня и улыбнулся.
- Вы знаете, мистер Картер, мне и в голову это не пришло, - голос его
был вполне твердый, а улыбка - отнюдь не улыбкой сумасшедшего. Доктор
знал наверняка, что сейчас умрет, и не умер. Хуже этого впереди нам ни-
чего не предстояло. Он понял, что в ущелье страха человек не может спус-
каться бесконечно, где-то есть нижняя точка, а затем начинается подъем.
- Сначала надо ухватить свободный конец, а уж потом открывать замок,
- укоризненно заметил я. - И ни в коем случае не наоборот. В следующий
раз попомните.
Есть вещи, за которые невозможно извиняться. Он и не пробовал, а ска-
зал с сожалением:
- Боюсь, что никогда не смогу стать моряком. Но по крайней мере мы
теперь знаем, что пружина спуска не такая слабая, как мы боялись, - он
несмело улыбнулся. - Мистер Картер, я, пожалуй, закурю.
- Пожалуй, я последую вашему примеру. Остальное было уже просто, ска-
жем, сравнительно просто. Мы по-прежнему обращались с "Твистером" с ве-
личайшей осторожностью - ведь стукнись он под каким-нибудь другим углом,
и впрямь мог бы сработать - но уже не ходили вокруг него на цыпочках. Мы
сволокли его на брезенте в другой конец трюма, зацепили лебедку за трап
у левого борта, из пары брезентов и одеял устроили мягкое ложе между пе-
регородкой и бортом, перенесли бомбу через перегородку, обойдясь без
сопровождавшей первую попытку акробатики, осторожно ее опустили, забро-
сали сверху одеялами и накрыли брезентом, на котором волокли ее по полу.
- Так будет надежно? - поинтересовался доктор Кэролайн. Судя по все-
му, он совсем пришел в себя, если не считать учащенного дыхания и круп-
ных капель пота на лбу.
- Они ее никогда тут не найдут. Они и не подумают даже посмотреть. Да
и с чего бы?
- Что вы предлагаете делать дальше?
- На полном ходу отваливать. Я достаточно уже проверил свою везу-
честь. Но сначала гроб. Нам надо догнать его до прежнего веса и привин-
тить крышку.
- А куда мы пойдем потом?
- Вы вообще никуда не пойдете. Вы останетесь здесь. - Я доходчиво
объяснил ему, почему это вдруг он должен остаться здесь, но ему это ни
капельки не понравилось. Разъясняя некоторые подробности, усиленно под-
черкивал основную мысль, что его единственный шанс на спасение заключал-
ся именно в пребывании здесь, но тем не менее привлекательности этого
плана донести до него не сумел. Все-таки до него дошло, что сделать это
необходимо, и страх вполне несомненной смерти очевидно перевесил тот
близкий к истерике ужас, который породило в нем мое предложение. Кроме
того, после тех пятнадцати секунд, когда мы ожидали взрыва "Твистера",
ничего более страшного произойти уже не могло.
Через пять минут я закрутил последний шуруп в крышку гроба, спрятал
отвертку в карман и покинул трюм.
Мне показалось, что ветер немного утих, а дождь, вне всякого сомне-
ния, разошелся еще сильнее. Крупные, тяжелые капли отскакивали брызгами
от мокрой палубы, и даже в непроглядной тьме ночи вокруг моих босых ног
мерцал загадочный белесый нимб.
Я неторопливо двинулся вперед. Теперь, когда самое страшное было по-
зади, испортить все ненужной спешкой было совершенно ни к чему. Я прев-
ратился в черную тень, под стать мраку ночи. Никакое привидение не могло
сравниться со мной бесшумностью. Однажды рядом со мной прошли двое нап-
равлявшихся к носу часовых, в другой раз я сам прошел мимо еще одной па-
рочки, пытавшейся спрятаться от холодного дождя за надстройкой. Никто из
них меня не заметил, никто и не подозревал о моем присутствии. Впрочем,
так и должно было быть. Именно по этой причине собака никогда не поймает
зайца: жизнь ценится дороже, чем завтрак.
Не поручусь за точность, но во всяком случае не меньше двадцати минут
прошло, прежде чем я снова оказался около радиорубки. Мне показалось ес-
тественным именно здесь вынуть из рукава свой последний козырь.
Висячий замок был заперт. Внутри, следовательно, никого не было. Я
спрятался за ближайшей шлюпкой и принялся ждать. Тот факт, что внутри
никого не было, совсем не означал, что там никто не появится в ближайшем
будущем. Тони Каррерас как-то обмолвился, что их подставные радисты на
"Тикондероге" сообщают курс и положение каждый час. Судя по всему, Кар-
лос, убитый мною радист, как раз ожидал такого сообщения. Через некото-
рое время должна поступить очередная радиограмма, и Каррерас, несомнен-
но, должен прислать другого радиста, чтобы ее принять. Игра близилась к
концу - теперь он уж точно ничего не оставит на волю случая. Но в ту же
игру играл и я, причем надеялся на выигрыш. Мне вовсе не улыбалось быть
застигнутым в радиорубке у работающего передатчика.
Дождь безжалостно барабанил по сгорбленной спине. Сильнее намокнуть я
уже не мог, но замерзнуть мог вполне. Я и замерз, здорово замерз, и че-
рез пятнадцать минут уже стучал зубами без остановки. Дважды мимо меня
проходили часовые. Каррерас действительно не полагался на случай в эту
ночь. Оба раза я был уверен, что они меня обнаружат. Зубы стучали так
интенсивно, что приходилось совать в рот рукав, дабы этот лязг меня не
выдал. Но в обоих случаях часовые не проявили должной бдительности. Лязг
зубов постепенно набирал силу. Неужели этот чертов радист так и не при-
дет? Или я перехитрил сам себя, и все мои хитрые теоретические построе-
ния - полная ерунда? Может, радист вообще не собирался приходить?
До сих пор я сидел на свернутом в бухту фале спасательной шлюпки, но
