она держит то у моей спины, то у живота. (А прогревались кишки.) Огром-
ные и удивительно теплые мягкие ладони. Дто не мешало ее рукам быть
хваткими, цепкими, как у скряг прошлых веков, хапаЯ по пути, что попада-
лось С деньги, подарки, вкусную еду, мужчин.
А Михаил болел, лежал с осложнением.
С ... Едем в общагу. Догуляем там! С это взывает ко мне Вик Викыч.
С Ух, догуляем! С вторит Леонтий.
Я сижу рядом. Я еще слаб.
Вик Викыч и Леонтий собрались и уходят, но, как вдруг выясняется, они
берут менЯ с собой С в общагу ведь едем, в твою общагу! С кричат. Они
уже подхватились, натягивают на менЯ рубашку, свитер и чуть ли не силой
тащат менЯ с постели в жизнь. Ух, догуляем! Надо же какРникак Леонтию
здесь, в России, свое допить С да, да, да, допить и допеть!..
И тут (хорошо помню) Михаил, лежа, слабый, и лишь едва оторвав голову
от подушки, говорит Вик Викычу:
С Только смотри же: не петь Дерного ворона!
Тот кивнул.
Оба с голосами, Вик Викыч и Михаил, когда поют Ворона, подначивают и
обычно провоцируют друг друга С мол, кто первый вступит? Петь в одиночку
Ворона значит накликивать смерть. Так что не забежать вперед ни на пол-
такта. В этом ирония, шутка и давняЯ игроваЯ их договоренность С один
без другого тем более не поет. В любой вечер, в любой компании!
Михаил, больной, а не забыл, подсмеялся: одному, мол, не петь!
Вик Викыч согласен: С Дурной Я, что ли!
Но тут возмущаетсЯ Леонтий С как так? как это не петь?! С провинциал
клянется, что обожает петь Ворона, что за диктат! он мРммечтаРаал об
этой песне, он, может, и в Израиль собралсЯ и едет, чтоб по пути (в
МРммРмоскве) с кемРнибудь спеть!
С Не. Без Мишки никогда! С дразнит его Вик Викыч.
С А только припев?
С Нет.
Леонтий уже вопит, что Ворон С любиРмммРмаЯ песня. Когда Леонтий ви-
дит кружащую в небе черную птицу, он плакать готов, как гениально она
вьется! МРммРмагия!
С Ну разве что Я совсем упьюсь! С Вик Викыч смеетсЯ и вдруг предлага-
ет: С А ты попробуй петь один. Один споешь?
Провинциал зябко поводит плечами:
С Один? Я?.. Страшновато.
Общий хохот. Мужички обманывают смерть.
С На выход! С командует, басит Вик Викыч, уже пьян.
С Догуляем! С Пьян и обрезанный Леонтий. Уже завтра летит он к люби-
мой жене, котораЯ гдеРто под ТельРАвивом учитсЯ говорить на Языке проро-
ков С она вместе с сыном, милая, любимая, родная, но без своего Леонти-
яРХайма, завтра они воссоединятся!
Оставить менЯ здесь Вик Викыч и Леонтий никак не хотят, подхватив под
руки, ведут С Я слаб, измучен, чтоРто лепечу, но эти двое влили в менЯ
полстакана водки: вперед, вперед, общага ждет!
До магазинов на такси, а дальше С пешие С погода отличная! Мы идем
вдоль Ярких палаток, киосков, комков, всех этих свежих вагончиков и
распродаж на развалах, берЯ на выбор красивые бутылки, дорогие колбасы,
сыр на закусь. Леонтий ищет селедку: он хочет попрощатьсЯ с Россией на-
целенно и конкретно, поблюдно, С говорит он. Поблядно? С грозит ему сме-
ющийсЯ Вик Викыч.
Однако селедки нигде нет. Картошка есть С нет селедки. Ладно, за се-
ледкой пошлем баб, как только у них расположимся... А что за бабы?
С Ты не спрашивай. Ты, знай, плати! С велит ему Вик Викыч.
Когда изРза поворота показалсЯ могучий корпус общаги, у менЯ застуча-
ло сердце. Я увидел фасад и знакомый разброс окон, занавески.
Пятнистым афганцам (моим врагам на входе) Викыч объясняет:
С Мы идем к сестрам С к Анастасии и Маше. В гости. А он (я) С он к
себе домой! Не узнал, что ли, служивый?
Викыч и Леонтий по ступенькам, прихватив справаРслева, чуть не воло-
кут меня.
С Не знаешь, к каким сестрам? Не бывал у сестер на северной сторо-
не?.. Ну, ты, салага, даешь! С уже на ходу растолковывает Викыч, надви-
гаясь на афганца. А Леонтий, придерживаЯ меня, другой рукой выдергивает
из кармана денежку (не вижу, но слышу ее хруст) и сует второму. Я только
слабо улыбаюсь. Мне трудно передвинуть ногу. Ступенька крута. Но
вдруг... Я лечу. Леонтий и Вик Викыч подхватили под руки и на порыве
вносят менЯ в дом через крутизну ступенек у входа. (НежданноРнегаданно
закончилось мое изгнание. Как бы скостили срок, с возвращеньицем Вас ,
Петрович.) Оба гогочут С а Я, висящий на их руках, слабый, раскрыв рот,
продолжаю ощущать полет. Ощущать, что счастлив. Торжественный въезд.
Коридор северной стороны. Мои места. Вик Викыч не раз бывал в многок-
вартирном этом доме (в гостях у меня), так что теперь мы и впрямь сразу
направляемсЯ к сестрам, Анастасии и Маше. ТПочти как ЦветаевыУ, С пояс-
няю Я, и пьяноватый Леонтий тотчас делаетсЯ перевозбужден, это Россия,
это она дает ему красивый знак, чтобы, прощаясь, запомнил!
Я остерегаю: да, да, АнастасиЯ и Маша любят людей
денежных, любят, чтобы у них ТгуделиУ, попиваЯ винцо. Но
(внимание!), как и многие женщины такого склада, сестры
неосознанно (невольно) будут ждать ближе к ночи некоего
приключения, выяснениЯ кто с кем, а то и легкого
мордобоя. (В запасниках моей памяти картинка, когда
подвыпившаЯ женщина Люба лупит хахалЯ по щекам, а
сестры, успокаивая, крепко держат его за руки.) У них
две комнаты. БольшаЯ длЯ застольЯ и крохотная, где еле
втиснуты две их кровати. Я также напоминаю, что
АнастасиЯ и Маша великолепно жарят блинцы!..
Входим, и Анастасия, смеясь, спрашивает меня: где был, пропадал?
С А чо, так плох с лица?
Вик Викыч и Леонтий коротко объясняют С Он болел. Я только улыбаюсь;
с разинутым ртом; слаб и счастлив.
Викыч, Леонтий и Я стоим в дверях С в карманах, в руках и чуть ли не
в зубах у нас бутылки и свертки. АнастасиЯ нам рада. Маша сейчас придет
и тоже будет рада. Но знаешь, чего нет? С говорит Анастасия. С дрожжами
затеЯ долгая, а скоростной, блинной муки уже нет. ТСейчас будет!У С и
рванувшийсЯ на улицу Леонтий приносит (как раз к приходу Маши) четыре
огромных пакета. Общее ликование! На шум подошли еще женщины, две из них
с девятого этажа, довольно красивые. Леонтий пускает слюну, не зная, на
ком остановить глаза. А менЯ клонит, Я сплю, Я едва держу голову С так
ослабел.
Леонтий счастлив, вот она Москва, вот они московские женщины, о кото-
рых не зрЯ говорят. Он скромный провинциал, рядовой заводской инженер,
но ведь и он красоту понимает! ТЦветаевы, это кто?У С потихоньку спраши-
вает он меня, заодно пополняЯ образование. Он нацелилсЯ на грудастую Лю-
бу Николаевну, текстильщицу, и шепчет мне на ухо, мол, вырос в глуши,
крестьянский вкус!
Сестры сетовали С почему Виктор Викторович так редко приходит?
С Зачем Я вам нужен часто? С смеялсЯ Вик Викыч.
С Нужен, нужен!
С Не общажный, извините, человек. Мне, видно, суждено умереть в прек-
расной отдельной квартире! С весело пророчил Викыч, обдаваЯ нас через
стол водочным дыханием. (А меж тем умер на улице, жить ему оставалось
месяц.)
С МРмРмосква! МРммосква! С кричит мне (с стаканом в руке) романтичный
Леонтий.
Они все кричат. Один Я молчу С пить не могу, есть не могу, говорить
не могу, мне бы на стуле удержаться.
Пришел званный на блины Федоров с восьмого этажа, гитара, романсы с
надрывом, теперь это надолго С теперь пошлоРпоехало! Маша и Анастасия,
обе расчувствовались. Вик Викыч, на боевом взводе, уже думает, как по-
полнить запасы, да и женщины вокруг него из тех, что умеют выпить (еще и
косятсЯ на быстро пустеющий стол). Как медленно тянетсЯ времЯ у больных;
и как резво летит оно у здоровых! С думалось мне.
С Куда это ты? Дего встал? С спрашивает менЯ Люба Николаевна.
Оказывается, Я встал. Оказывается, собираюсь идти, хочетсЯ С менЯ по-
тянуло в коридоры. МенЯ манила, зазывала коридорнаЯ прохлада. (Ощутить
полноту возвращения.) Но как идти, если слаб, С пойдут ли ноги?..
Вик Викыч помог, открыл мне дверь.
С Держись там, родненький. Если что С зови, кричи! С предупредил.
И вот Я шагнул в коридор. Один.
Брел, покачиваясь. Медленно. Какие, однако, узнаваемые, какие живые
стены! С долгоРдолго шел Я коридором, переставляЯ ноги по знаемым наи-
зусть старым, стертым доскам. СпустилсЯ на четвертый этаж, на третий.
МенЯ завораживали двери, номера квартир. И окно в торце коридора с уже
сто лет известным мне видом на булочную.
Шаги. Со стороны лифта. Характерное, шаг в шаг, сбойное подстукива-
ние.
ОглянулсЯ С хромоножка Сестряева.
С Петрович! Видела вас с друзьями, когда вы входили. Здравствуйте.
(Все видит из своего наблюдательного окна. Деликатничает. Не входил Я С
менЯ внесли.) У меня, Петрович, к вам дело...
Она всегда на ТвыУ.
Я стал поближе к коридорной стене. Опора. Мне бы, слабому, тоже сей-
час костыль. А она, Сестряева ТасЯ (чуть с улыбкой), сообщает потрясаю-
щую длЯ менЯ новость. Да, Ловянников. Просил передать Петровичу С мол,
надо бы вновь постеречь квартиру. Да, молодой бухгалтер Ловянников уехал
на месяцРполтора. Как всегда. Ключи у нее, у Таси, С мол, как увидишь
Петровича, передай ему из рук в руки.
И протягивает мне ключи. Знакомый брелокРсобачка.
С А Марс? С спрашиваю.
С Собаку он взял с собой.
С Давно уехал?
С НеделЯ уже. Ловянников очень торопился...
С А светРгаз оплатил?
Я расспрашиваю, Я деловит, Я мелочен, но на самом деле Я еле сдержи-
ваю счастье, звон и боль внезапно нахлынувшего чувства С еще не верится:
Я вернулся. (Не просто ночлег на ночь С квартира.) Я прислонилсЯ к сте-
не. Я даже не заметил, как Сестряева ушла. В голове кружение.
Вдруг осознаю, что Я вновь медленно иду по коридору С куда? С не
знаю. ПопалсЯ Акулов, кивнул мне на бегу.
Замятов, он тоже кивнул. Один, другой С они шли мимо. Они не осозна-
вали, что происходило с ними С и что со мной. А ничего не происходило,
если не считать, что Я десятьСдвадцать (не знаю сколько) минут опять ды-
шал их коридорной пылью. Люди здоровались, вот и все. Люди поуспокоились
на теперь уже своих кв метрах. (Уже обрели. Я напрягся, чтобы на миг это
в них увидеть.) Люди и есть люди, они забывают. И коеРкто из них опять
не прочь, как в былые времена, зайти вечерком ко мне (будь у менЯ сторо-
жимаЯ квартира) и рассказать под водку всю свою жизнь. Возможно, не так
сразу. Возможно, Я чуть забегал вперед, утративший спешит увериться.
Позвонил в дверь Зинаиде.
С АРа. Привет! С как ни в чем не бывало.
И запах ватрушек. Садись же, садись, чай заварен! Как будто не она и
не они гнали менЯ прошлой осенью, как чумного. (Некоторые держали дверь
призакрытой. Не гнали, но ведь и не звали.) Решили ли они своим ги-
гантским коллективным мозжечком, что Я искупил и что прощен? Или просто
забыли?.. У Зинаиды Я посидел. Даю выпил с ее солененьким печеньем. С
ватрушкой тоже. О том, о сем. Она не сразу и с неопределенной, с нейт-
ральной интонацией спросила, есть ли у менЯ ночлег.
С Есть.
С Да?
Я вынул ключи с брелоком, погремел в ладони. Она кивнула С хорошо!..
Предложила бы Зинаида мне угол, если бы в ладони ключей не было, С не
знаю, не уверен. Теперь мы говорили о здоровье. Она считала, что Я ужас-
но выгляжу, надо бы очиститься, а длЯ этого недели две попоститься. Не
есть жирное. И не более ста грамм водки в день. Хорошо поешь, певунья,
подумал Я. Хорошо подпеваешь, подумал. Но досады уже не держал. На душе
было прекрасно. МенЯ простили С Я простил.
А когда на возвратном (от Зинаиды) коридорном пути Я еще
и остановилсЯ с Курнеевым покуритьРпоговорить,
сигаретный дым выжал из менЯ маленькую живую заслепившую
слезу.
Курнеев Петр Алексеевич сам приостановился.
С Кого Я вижу?! Привет, С он сказал без особой радости, но и без об-
щажной настороженности. Как своему. Мол, жизньРто идет, а мы с тобой все
