ревший, терпеливый к длиннотам общажных исповедей, Я умею услышать и
(искусство паузы) в верную минуту мягко поддакнуть, кивнуть, отпустив
кающемусЯ человеку очередной выброс, не скажу его грехов С бед. Мне нео-
бязательно вставлять свое словцо или комментировать.
Рассказывает. Губы ее шелестят.
С ... была замужней, красивой, была на виду. Была к тому же известный
в НИИ человек, ты же знаешь, и, конечно, многие ухаживали, да, да, они
всерьез влюблялись! Как в старых романах!
Но она С ниРни. Кореневский долго преследовал, молодой доктор наук,
ученый с именем, цветы дарил, потом обиделся, розы исчезли С стал де-
монстративно дарить другой женщине! (ЛесЯ с мужем смеялись С мол, вот и
кончилсЯ розовый период...)
Она и мужу не позволяла лишнего, так ценила себя, свое тело. Ну,
иногда, когда уж он совсем с ума сходил, а Я лежала как королева, он бе-
сился, дергался, возмущался, весь выходил из себя! Эта моЯ сдержанность
(доска доской, говорят друг другу женщины, намекаЯ на активность в пос-
тели... но Я на их слова плевала, вам нужна активность, вот вы и крути-
тесь). А Я свое получала, как это теперь говорят С оргазм С ну да, ор-
газм обрушивалсЯ сам собой, лежу, как струна, натянута, напряжена, муж
дышит частоРчасто, сейчас взорветсЯ и... вот оно. Зазвенело. Ударило. Я
дышу, губу закусила. Муж, вечнаЯ боязнь, спрашивает: ТТебе хорошо?.. Те-
бе, Леся, правда, хорошо?У С а Я молчу, он подглядел закушенную губу, но
Я и тут не призналась, молчу, лежу, чуть набросив простынь, дыхание на-
лаживается, королева.
29
Кореневский, Лазутин, Зимин, Гельфман, Гуревич, Олег
Замятин, их было много, видишь, Я фамилии их помню, всех
их выгнали, Я участвовала, да, да, виновата, заседали,
графин с водой на столе посредине. Изгоняли одного за
одним С а самим изгоняющим это было очень кстати, им
было нужно, что Я с ними и что Я красива. В НИИ никого и
близко не было, одна только конкурировала, ты, может, ее
помнишь, блондинка, полулатышка, глазищи, грудь высокаЯ
С но стати всеРтаки моей у нее не было, тоже научный
сотрудник. Только не говори, что Я делала карьеру, а
ктоРто там боролсЯ за права (не говорю), не говори и не
думай этого, прошу тебя. Если нет романов, если нет
тайной личной жизни, чем еще заниматьсЯ красивой
женщине, обычнаЯ общественнаЯ работа, профкомовское
судилище, балаган С не говори и не думай плохо (не
говорю и не думаю, жила своей жизнью. А ВенЯ в психушке)
С или ты думаешь, Я одна их выгоняла, всех этих зиминых
и гуревичей, чего их теперь на менЯ вешают?
Она полулежала в постели. Я рядом. Я принес клюквы с рынка и сделал
ей прохладный кислючий морс, как советовал врач.
С Подожди, Леся... С Подал клюквенную водицу (надо, надо, хоть нес-
колько глотков!).
А лекарство? С вспомнила С но Я не советовал. Лучше бы выждать. Поче-
му? С КислаЯ среда разрушит лекарство, какой прок его сейчас прини-
мать?..
ЛД поправлялась. И, уже пора, С стали появлятьсЯ (возвращаться) ее
друзья. Сначала, как водится, появилсЯ одинРдругой. А Я стал отдаляться.
Но ведь такое бывало, что Я остывал к женщине, как только она, оправив-
шись после падениЯ и своих бед, малоРпомалу подымалась вверх. Так ушел
от Вероники С так уходил от ЛД.
Когда после большого перерыва (после психбольницы) Я появилсЯ у Леси
Дмитриевны вновь, ее друзьям уже и счету не было: друзьЯ позанимали все
места, как во вновь открывшемсЯ модном кинотеатре. Все занято, аншлаг.
Ну, может, было еще в кассе, если постучать, нашлось бы одинРдва левых
билетика. Но это уже стоя. И смотреть на экран уже издалека и сбоку.
Кино ее выздоровлениЯ (зима тревоги нашей) длилось долго. Я от-
сутствовал месяцев пять в общей сложности (психушка плюс почти два меся-
ца лечениЯ ребер возле метро ТПолежаевскаяУ). Когда Я вернулся, ЛД уже
выходила на улицу самостоятельно. Но, конечно, была слаба. ЛД из тех
крупных женщин, кто теряетсЯ в тесном и бедноватом быту, особенно у пли-
ты С что сготовить и как? а что на завтра?.. Но всего заметнее вгоняла
ее в краску, как девочку, известнаЯ необходимость посещать туалет в
столь маленькой квартирке, где все слышно, не скрыть, а ведь она пока
что неловка и немощна. Она прогоняла меня. Так долго и сложно устраива-
лась, что Я, в свое времЯ ставивший на постель и затем выносивший ее
судно, кричал: ТДа что ты за цаца! Я помогу тебе сесть!У С ТУйди. Стой,
где стоишь!У С кричала она с опасливым привизгиваньем в голосе, а Я сме-
ялся. Но и сам уже слышал позыв. Всякое журчание воды действовало на мои
отбитые почки как приказ, который не обсуждают. Как только ЛесЯ выходи-
ла, Я влетал туда, едва не сбив ее в узком коридорчике. Ей и это не нра-
вилось. Ей виделось в этом чтоРто собачье, когда один пес без промедле-
ниЯ задирает лапу вслед за своим дружком. Я так не считал. Дыша всей
грудью, с облегчением Я направлял розовоРкрасную струю в журчащую воду.
Вода окрашивалась, но в конце концов Я иссякал, и светлое начало побеж-
дало. Так что мы с Лесей все еще составляли пару; не скажу счастливую,
но и не ущербную. Даже ее строгий мужРпартиец (суров) посматривал со
всех стен на нас с Лесей и вздыхал. Мол, вот вам женщина. Вот вам безус-
ловнаЯ практичность С черта, проявляющаясЯ у женщин при первой же воз-
можности улучшить жизнь! Переболела, и вот уже сидит, пьет рука к руке с
сожителем чаек С черносмородинное варенье!.. Мертвые завидуют, как и жи-
вые.
Да и Я теперь знал, что человеческое ТяУ практично и живуче, вот
только оно слабо, ах, как слабо и мало (и коротко памятью), сравнительно
с тем, что предлагают тебе вспомнить С сравнительно с нестерпимой длЯ
человека принудительной жаждой покаяния. (Деловек не может не приз-
наться.) Не скажу Ад С скромненькое типовое Дистилище, которое три меся-
ца кряду обдирало мое ТяУ вполне соразмерным железным скребком. (Я не
виню. Нынешние люди, быть может, и не заслуживают лучшей участи.)
Дто ж винить, если Я хотел (Я ведь хотел?) пройти в параллель, повто-
рить путь Вени С путь отступничества, свой путь длЯ своего времени. ТяУ
уцелело С вот и Я уцелел. (Но в опыте отсутствовала хрупкаЯ гениальность
моего брата.) Ах, как дышалось!.. Я выскочил (вынырнул) из метро в Текс-
тилях, где у входа продавали все те же раскисающие пельмени в белых упа-
ковках. И где у столба стояла пошатывающаясЯ пьянь, в вековечном гамле-
товском раздумье: пасть или не пасть на землю?..
Стоило остановитьсЯ (а Я люблю вздохнуть на ветру возле метро), как
шаткий ханыга уже косился: не ищу ли Я с ним на пару выпить? Какой одна-
ко мощный московский лоб и какой сизый сократовский нос!.. Но прежде чем
двинутьсЯ к дому Леси, Я, конечно, позвонил. Мол, был на Урале, у род-
ных, в глубинке, там и приболел, ни телефона, почта раз в месяц. Но сей-
час уже живРздоров, рад слышать голос, помню и все прочее. Да, да, купил
ей помаду, да, цвета ранней вишни, прикуплю еще возле метро, у старика
кавказца.
ЛесЯ со мной ладила, старалась, все хорошо, и все же, как ни старай-
ся, она была другая; другую Я ее уже не любил. Но сначала появилсЯ пер-
вый. Как разведчик. И словно бы он призывно кликнул им, свистнул С через
самое краткое времЯ появились остальные; вылезли из близких кустов. Они
С ее друзья, они настоящие. (Появились цветы, которые они принесли. Ба-
наныРапельсины на столе.) Само собой, тот, кто первый, оказалсЯ из Тбыв-
шихУ. Он не был большим начальником С зам, притом не первый, а третий,
из невеликих; попросту сказать, лакей, чегоРизволите, с полотенцем через
плечо и с сучьим глазом. Этот замРлакей и принял менЯ за своего. Когда
ЛесЯ Дмитриевна, знакомЯ нас (не могла же не подхвалить из приличия),
представила, мол, вот Петрович, писатель; писатель, хотЯ его и не печа-
тают, С он, с лету, на подхвате спросил меня. Спросил, как выстрелил:
С Перестали печатать?
Это мог быть знак (оттиск пострадавших от нового времени). Он увидел
менЯ как одного из бонз бывшего Писательского Союза, притом не из пер-
вых, а тоже, если считать, какогоРнибудь сытого, нетщеславного третьего
зама. Мол, в доску наш и тоже на подхвате, с полотенцем и с чегоРизволи-
те, и само собой (как и он) с дачей, с машиной и с детьми в Цюрихе. (У
него были в Аргентине, но ведь не разница). Он почти приветствовал меня:
С Перестали печатать?
А Я, конечно, ответил:
С Нет. Не начали.
Он засмеялся, даже гоготнул:
С Да ну?.. Это любопытно! С И словно бы переволновавшись от того, что
рядом с ним, в шаге от него существуют такие вот, не способные присо-
сатьсЯ к жизни людишки, люди ни длЯ кого , он схватилсЯ (с извинениями)
за живот и помчалсЯ в туалет. Мы с Лесей затеяли беседу. А он долго ос-
тавалсЯ там. Его, видно, прижало уже раньше (возможно, и суетен не так
станет, когда облегчится). Запершись, стал постанывать. ОоооРо. ОСоооо,
гггоссРсподи... АааРаа! И так далее. Конечно, негромко. Но, конечно,
слышно. Не прежняЯ, увы, огромнаЯ квартира Леси и ее покойного мужа. Оо-
Сооо! АааРаа!..
ЛД и Я, мы переглянулись с улыбкой. С домашней милой улыбкой ЛесЯ мне
пояснила, что у ее старинного друга (шутЯ говорила, но другомРто старин-
ным он был всерьез) С у ее друга давняЯ и особаЯ диета, которую только
особый спецмагазин мог удовлетворить. А теперь вот страдает. Блага, увы,
отрезали. ЛесЯ иронизировала. (Но поРдоброму.) Заодно она открыла на
кухне кран, громкаЯ сильнаЯ струЯ воды, чтобы не слышать. Мы с ней пере-
сели к окну. Я подсказал, вода не поможет, тут бы телевизор. ЛД согласи-
лась С да, да, но телевизор за времЯ ее болезни сел, трубка села. Но
звукРто работает! С настаивал Я... и вот, включив звук без изображения,
мы вслепую слушали перестроечные заботы. КтоРто требовал зарплаты, грозЯ
забастовкой, комуРто митинг можно, митинг нельзя, разрешение дали, снова
не дали. (Вспомнил на миг Вероничку, сердце шевельнулось.) Вышел из туа-
лета со слезами на глазах старинный друг и кисло (на вопрошающий взгляд
Леси) махнул рукой С мол, так себе, мол, разве это жизнь! А Я мельком
(тоже снисходительный) подумал, что БВГДЕЖЗИЙКЛМНОПРС Т
УФХЦДШЩЪЫЬЭЮяабвгдежзЁ клмноп°±І¦ґµ ¶
·ё№є»јЅѕ¬АБВГДЕЖЗИЙКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩ Ъ
ЫЬЭЮяабвгдежзийклмнопрстуфцэяяячшщъыь э
юяпрощу, пожалуй, демократам их неталантливость во власти, их сует-
ность, даже их милые и несколько неожиданные игры с недвижимостью С про-
щу не только за первый чистый глоток свободы, но еще и за то, что не да-
ли так сразу облегчитьсЯ этому господину С пусть, пусть, но не так сра-
зу.
Надо признать, он был добр к ЛД и участлив. Его правильно послали к
ней первым.
Он спокойно спросил меня. (Когда ЛД вышла на звонок в комнату С к те-
лефону.)
С Ешь ее? (такой, видно, замРзавовский сленг).
С Нет.
С МРм... А как же?
Я как бы пояснил:
С Она С меня.
В моих глазах, видно, мелькнуло недоброе (агэшник!). А он, конечно
же, человек социумный и с интуицией, тут же все понял С понимал в людях!
(Всю жизнь сидел за большим столом и слушал упрашивающих и умоляющих.
Отказывал. Но понимал их.)
Он важно и весомо сказал:
С Наши интересы совпадают. Надо помочь ей...
Мол, что же сейчас нам ссориться, если и ты, и Я за Лесю. Я кивнул С
разумеется.
Из кухни, где мы с ним сидели, Я слышал, как ЛесЯ говорила по телефо-
ну еще с одним из ТбывшихУ. Тот тоже был С за. Они все о ней теперь оза-
ботились: ведь ЛД поработает, если ее посадить на нужное им место; и еще
как поработает! (Но они послали вперед этого лакеяРзама, старинного дру-
га, мол, посмотри, как там она, осталось ли хоть что, не сплошные ли ру-
ины?..) В тот день Я ушел раньше. Я ушел, а бывший третий зам (или кто
