его лице выступили капельки пота. Все капельки до единой отражали лунный
свет, скатываясь и поблескивая на его бороде. Сердце бешено колотилось.
Всадники вокруг него безмолвствовали, но лошади громыхали, словно грозо-
вой гром за сотни миль отсюда. Их немигающие глаза жгли его душу.
Он попытался обрести голос и нашел его запрятанным в глубочайшей
пещере внутри себя.
- Кто вы? - прошептал он.- Кто вы?
Они ничего не ответили. Он слышал их дыхание.
- Пожалуйста,- сказал он ломающимся тихим голосом.- Я всего лишь
старик. Я неЄ не хочу никому вредить.- Его распростертые руки дрожали.-
Я не хочу никаких неприятностей,- сказал он.
И именно тогда фигура, стоявшая за Мускатным Джоном, слегка нак-
лонилась вперед и протянула руку, оставляя за собой яркий колючий синий
след необузданной первозданной силы.
Джон ощутил горячий ожог боли, и дрожь заставила его тело покач-
нуться. Он заскрипел зубами, слезы закапали из его глаз. Он услышал, как
потекла вода. Обоссался, подумал он. Засранец, обоссался. Но нет. Это
было не так. Это была кровь, стекающая из обрубка его правой руки. Боле-
вой шок еще не успел дойти до его мозга.
Еще одна фигура подняла свой топор, лунный свет пылал на его
смертоносном лезвии, которое обрушилось со свистящим металлическим зву-
ком.
Рука Мускатного Джона отвалилась по локоть. Он уставился на во-
локна мяса и призрачно-белый блеск кости. Его рука сжимала воздух в нес-
кольких футах от него. И когда жар от боли поджег его вены и нервы
вплоть до мозга костей, когда его рот раскрылся, а глаза выкатились из
глазниц, его вопль раздался в ночи, как вой раненого и умирающего живот-
ного.
Топор упал.
Из обрубка его правой руки хлынула шустрая тускло блестящая
красная кровь. Красный дождь забрызгал деревья. Тело Мускатного Джона
дергалось, словно под током. Увидев устремленные на него глаза, он по-
нял, что должен встать на ноги и бежать, бежать, бежать по направлению к
шоссе. Крича от ужаса и боли, он, шатаясь, поднялся на ноги и, качнув-
шись вперед, потерял равновесие и упал сбоку от одной из лошадей на кучу
шипов и колючек. Твари повернулись к нему, подняв топоры. Он побежал,
спасая свою жизнь, спотыкаясь, крича, ковыляя от дерева к дереву; звуки
их шагов замедлялись в густой листве, но недостаточно. Кровотечение.
Слишком сильное кровотечение. О, Господи! О, Господи Иисусе Всеблагий,
слишком сильное кровотечение, засунь руку в эту впадину, придержи вену.
О, Господи, слишком сильное кровотечение, ГОСПОДИ, ПОМОГИ МНЕ, СЛИШКОМ
СИЛЬНОЕ КРОВОТЕЧЕНИЕ!..
Хорошо ориентируясь, они направляли своих лошадей мимо деревьев
и зарослей кустарника; их лица были расщеплены между лунным светом и
тенью, а пальцы, как тиски - вокруг рукояток своих блестящих топоров.
Он опять споткнулся, чуть не упал, но удержался на ногах. Его
ноги подкашивались, в голове гудело, и с каждым шагом тело все больше
немело. С одной стороны волочился рюкзак, потому что у него не было ру-
ки, чтобы поддержать лямку. Горячий пот заливал его лицо. Он обернулся,
чтобы разглядеть их.
И именно тогда тварь, как раз позади него, нагнулась и почти без
усилия одним ударом отсекла голову от окровавленного тела спасавшегося
бегством старика.
Она отлетела в ночь, переворачиваясь; серебряная борода свети-
лась в лунном свете, глаза уставились на мир и не видели ничего. Тело
зашаталось, безумно дернувшись, и в следующее мгновение рухнуло грудой
тряпок, покрытую запекшейся кровью.
Со зловещими орлиными криками ненависти и мести твари пришпорили
своих лошадей, понукая их вперед. Копыта истоптали тело вместе с костями
в желе. Одно из них натолкнулось на голову, и она разлетелась вдребезги,
словно фарфоровая ваза, в которой содержалась пропитанная вином губка. В
течение почти десяти минут твари пронзительно кричали, их кони исполняли
танец смерти, и когда они закончили, ничего нельзя было узнать, кроме
потрепанного, разорванного во многих местах армейского рюкзака. С однов-
ременным финальным леденящим криком они направили своих лошадей на север
и скользнули в лес, словно призраки. Долгое время после этого ни одно
животное в лесу не осмеливалось шевельнуться, и даже насекомые чувство-
вали мимолетное всепожирающее присутствие размахивающего топором Зла.
Луна висела в небе словно немой свидетель. Очень медленно, по
мере того как серый свет наползал на горизонт, она начала опускаться. По
дороге проехало несколько грузовиков, направлявшихся в отдаленные города
Севера, расстояние до которых от леса, окружавшего Вифаниин Грех, было
равно вечности.
В лесу мухи собрались на пир.
11. Посторонний, сующий нос не в свои дела
Из-за того, что в окрестностях утром было так тихо, как в моги-
ле, Эван явственно расслышал звук косилки. Он работал над коротким расс-
казом в своем полуподвальном кабинете, сейчас полностью оборудованном.
Подвешенные на стене книжные полки были заполнены старыми изданиями в
мягких обложках, несколькими ценными экземплярами первых изданий Хэмин-
гуэя и Фолкнера и всякой рассортированной всячиной; окна он оставил отк-
рытыми, чтобы уловить дыхание утреннего ветра.
Высокий звук косилки, как он понял через секунду, внимательно
прислушавшись, доносился к нему через улицу.
Из дома Китинга.
Сегодняшний день, последний день июня, завершал две недели, ко-
торые они прожили в доме на Мак-Клейн-террас. Работая по регулярному
расписанию, он закончил один короткий рассказ и накануне отправил его в
"Харперз"; он уже получил два отказа от них и был готов к третьему. Не-
важно; он был уверен, что его материал хорош, это было лишь делом време-
ни. Теперь, когда семестр в колледже Джорджа Росса начался, Кэй казалась
вполне счастливой. Когда она чувствовала неуверенность по поводу своих
педагогических способностей, Эван разговорами помогал ей отвлечься от
этих ощущений, и постепенно ее настроение улучшалось. Он был рад видеть,
что Лори очень легко привыкла к их новому дому; она, казалось, с нетер-
пением ждала каждый день недели, когда ей предстояло отправиться в "сол-
нечную школу", и по вечерам без умолку болтала об играх с другими деть-
ми. Ему было приятно видеть такими счастливыми свою жену и дочь, потому
что им пришлось пройти длинный тяжелый путь и, слава Богу, эти тяжелые
времена ушли в прошлое. Они купили кое-какую новую мебель на сбережения,
которые Эван накопил за время работы в Ла-Грейндже, и Кэй строила планы
перекрасить гостиную в мягкий персиковый цвет.
Только тогда, когда он оставался один и позволял своим мыслям
уноситься прочь, Эван ощущал знакомые цепкие паучьи прикосновения старых
сомнений. Они познакомились с немногими семьями в Вифаниином Грехе, и
хотя уже три раза навещали Демарджонов, Эван начинал ощущать и опасаться
недостатка доброжелательности. Он попытался высказать свои чувства Кэй,
но она посмеялась и сказала, что на знакомство с новыми людьми в любом
городе требуется время. Нет нужды торопить события или беспокоиться на
этот счет, сказала она, все придет в свое время. Наконец он согласился,
что, вероятно, она права.
Посторонний, думал Эван; всегда посторонний, сующий нос не в
свои дела. Это все воображение, старался он внушить себе. Только вообра-
жение, и ничего больше. Но, в отличие от других людей, иногда он видел
те вещи, которые не дано было видеть им, и может быть, они это чувство-
вали в нем. Поэтому ему было трудно найти друзей и доверять людям. Из-за
чувств, которые он ощущал вокруг себя, Эван отложил свои исследования по
истории Вифаниина Греха; миссис Демарджон была такой неискренней, когда
подбадривала его, что Эван боялся натолкнуться на неодобрение других жи-
телей деревни. Боялся: вот подходящее ключевое слово, главное чувство.
Он боялся множества вещей, одни из которых сияли на свету, другие таи-
лись в темноте. Боялся неудачи, ненависти, насилия иЄ да, даже боялся
своего внутреннего зрения.
С той первой ночи в Вифаниином Грехе он больше не видел снов, но
могучий заряд того сна все еще изводил его. Мысленным взором он видел
буквы на дорожном указателе: ВИФАНИИН ГРЕХ. И что-то, приближающееся в
водовороте удушливой пыли. Он не имел представления, что это было, но
свежее воспоминание об этом болезненно отдавалось в его нервах. Он пы-
тался забыться, объясняя свое состояние беспокойством, или утомлением,
или чем угодно, но вместо того, чтобы забыть, он просто закопал этот
кошмар в могилу - и часто возвращался к нему, принося с собой запах
смерти и ослепительно темного страха.
Но были и другие вещи, которые тоже беспокоили его, и не все они
были заключены в мире сновидений. Однажды он вышел из дома и пошел пеш-
ком по улицам деревни, просто из любопытства, любуясь цветами на Круге,
наблюдая за игроками в теннис на кортах недалеко от Диэр-Кросс-лэйн,
вслушиваясь в мягкий голос ветерка в верхушках деревьев. Все больше уг-
лубляясь в деревню, он обнаружил, что стоит на углу Каулингтон-стрит,
замерев на месте. Прямо перед ним по земле протянулась тень, остроуголь-
ная и густо-черная; за забором из кованного железа с заостренными нако-
нечниками стоял тот дом из темного камня, крышу которого он видел с
Мак-Клейн-террас. Окна пылали отраженным солнечным светом, словно добела
раскаленные глаза с оранжевыми зрачками. От улицы к двери вела асфальти-
рованная дорожка, обрамленная по обе стороны аккуратно постриженной жи-
вой изгородью, но вдоль окон первого этажа рос густой дикий кустарник.
Окрестности дома были зелеными и слегка холмистыми, равномерно посажен-
ные дубы отбрасывали мозаичные тени. Ничто вокруг дома не двигалось, и
Эван не смог ничего разглядеть за его окнами. Через несколько минут Эван
ощутил, как неожиданно пробежал по позвоночнику холодок, хотя он стоял
на полностью открытом солнечному свету месте. Его пульс участился, а
когда он поднес руку ко лбу, то обнаружил легкую испарину. Он быстро по-
вернулся и пошел обратно тем же путем, оставляя это место позади.
Но он не знал, почему почувствовал неожиданный приступ страха.
Были также и другие вещи: тень однорукой фигуры; очертания фигу-
ры, быстро промелькнувшей мимо его спальни и дальше вниз по улице; лай
собаки в тихие ночные часы. Преследующие его глаза Гарриса Демарджона.
Воображение?
Ничто не является реальным, кроме того, что ты ощущаешь, говорил
себе Эван, прислушиваясь к гудению косилки. Но является ли то, что я
ощущаю, реальным? Эти мучительные сомнения возникли из старых страхов и
чувства неуверенности? Или из чего-то совсем другого? Кэй не будет его
слушать; в любом случае, нет нужды отягощать ее вещами, кипящими внутри
его сознания. Но независимо от того, были ли эти демоны воображаемыми
или реальными, они начинали кричать в его душе.
А теперь они звучали голосом косилки для лужаек.
Эван встал, поднялся по лестнице из полуподвала и встал в двер-
ном проеме, глядя через улицу на дом Китинга.
Китинг выглядел более молодым человеком, чем Эван представлял
себе; он был одет в потертые джинсы и промокшую от пота футболку. Пока
Эван смотрел, Китинг, стоя за своей красной косилкой, на мгновение сде-
лал передышку, чтобы вытереть лицо белым носовым платком. На подъезде к
дому стоял потрепанный на вид и запачканный краской грузовичок-пикап с
опущенным задним бортом. Не совсем подходящее средство передвижения для
этого человека. Эван закрыл дверь, перешел через улицу и остановился на
тротуаре, глядя, как он работает. На Китинге были очки, заклеенные лип-
кой лентой. Он посмотрел вверх, увидел Эвана и приветственно кивнул.
