все равно не смог бы довести материю хотя бы отчасти до ее прежнего объема,
потому что толстый материал при всей своей эластичности потребовал бы
большого винтового пресса, чтобы принять прежний вид. Я ужасно огорчился.
Мало сказать: огорчился -- я готов был снова впасть в отчаяние.
Но нет, я не позволю отчаянию овладеть мной! Кое-как опростав место для
последних одного -- двух рулонов, я сумею проделать отверстие в
противоположной стенке ящика. У меня еще есть надежда. Если там окажется
другой ящик с сукном или тюк с полотном, у меня хватит времени предаться
отчаянию.
Трудно сломить надежду в человеческом сердце. Так было и со мной. Пока
есть жизнь -- есть и надежда. Воодушевленный этой мудрой пословицей, я снова
взялся за дело. Скоро мне удалось убрать еще два рулона. Это позволило
проникнуть внутрь уже почти пустого ящика и пустить в ход нож.
Мне удалось вышибить обе части доски и сделать отверстие, достаточное
для моей цели, а она заключалась только в том, чтобы получилась щель, через
которую можно просунуть руку. Увы, меня ждало самое печальное разочарование:
еще один тюк с полотном! Я был обессилен, мне стало дурно, и я бы упал, если
бы было куда упасть,-- я остался как был, лежа лицом вниз, ослабевший и
телом и душой.
-==Глава XLVII. EXCELSIOR[39]==-
Прошло много времени, прежде чем я снова собрался с духом и
приподнялся. Если бы не голод, я бы еще долго оставался в состоянии полного
оцепенения. Но природа взяла свое. Я хотел съесть свои крошки лежа, однако
жажда заставила меня вернуться на старое место. Мне было все равно, где
спать, потому что я мог скрыться от крыс в любом из ящиков. Но надо было
находиться поблизости от бочки с водой,-- вот почему я предпочел старое
место.
Нелегко мне было вернуться туда. Пришлось поднять и отбросить назад
много рулонов материи. Класть их надо было бережно, не то, вернувшись в свое
убежище, я не смог бы расчистить для себя достаточно места.
Все же мне удалось осуществить свое намерение. Поев и утолив
лихорадочную жажду, я свалился на массу материи и моментально заснул. Я
принял обычные меры предосторожности, накрепко закрыв ворота своей крепости,
и сон мой не был нарушен крысами.
Утром, или, вернее сказать, в тот час, когда я проснулся, я снова поел
и попил. Не знаю, было ли это утро, потому что я два раза забывал завести
часы и уже не отличал день от ночи. И так как я спал теперь нерегулярно, то
и по сну не мог определить время суток. Еды не хватило, чтобы утолить голод.
Да и всего моего запаса пищи не хватило бы, чтобы полностью насытиться;
немалых трудов стоило мне удержаться от того, чтобы не уничтожить весь
запас. Потребовалась вся моя решимость, чтобы сдержаться. Решимость эта
поддерживалась ясным сознанием того, что мне придется есть в последний раз.
Воздержание объяснялось простым страхом голодной смерти.
Позавтракав как можно экономнее и наполнив желудок водой вместо пищи, я
опять углубился во второй ящик с материей, так как решил продолжать розыски,
пока силы не изменят мне. Не много у меня их оставалось. Я понимал, что
съеденного едва хватит, чтобы поддержать жизнь. Я чувствовал, что слабею.
Ребра у меня обозначились, как у скелета, и я с трудом поворачивал тяжелые
рулоны материи.
Один конец каждого ящика, как я уже говорил, был обращен к борту
корабля. Конечно, не имело никакого смысла делать туннели в этом
направлении. Но конец второго ящика, обращенного внутрь трюма, я еще не
испробовал. Теперь я за него взялся.
Не стану описывать подробности этой работы. Она была похожа на то, что
я делал и раньше, и заняла несколько часов. И в результате меня опять
подстерегало горькое разочарование. Еще один тюк с полотном! Я не мог больше
продвигаться в этом направлении. И вообще продвигаться больше некуда!
Я был окружен ящиками с сукном и тюками с полотном. Я не мог пройти
сквозь них. Я не мог перескочить через них. Нечего было и пытаться.
Таков был грустный вывод, к которому я пришел. Снова мною начало
овладевать безнадежное отчаяние.
К счастью, это недолго продолжалось, ибо мне пришли в голову мысли,
которые побудили меня к дальнейшим действиям. На помощь пришла память. Я
вспомнил, что когда-то читал книгу, в которой очень хорошо описывалось, как
мальчик отважно борется с трудностями и не поддается отчаянию, как смелостью
и настойчивостью преодолевает препятствия и добивается наконец успеха. Я
вспомнил также, что этот мальчик сделал своим девизом латинское слово
"эксцельсиор", что значит "все выше" или "все вверх".
Вспоминая, как боролся мальчик и как ему удалось победить трудности --
а некоторые из них были так же велики, как и мои,-- я решил сделать еще одно
новое усилие.
Думаю, что именно странное слово "эксцельсиор" зародило во мне эту
мысль, потому что я перевел слово буквально. "Все вверх,-- повторял я,--
надо искать наверху. Почему до сих пор это не пришло мне в голову? И в том
направлении может быть пища, так же как в любом другом". Да выбора почти и
не было, потому что другие направления я уже испробовал. Итак, я решил
искать наверху.
В следующую минуту я уже лежал на спине, с ножом в руках. Я подпер себя
несколькими рулонами материи, чтобы удобнее было работать, и, ощупав одну из
досок верхней крышки ящика из-под полотна, начал резать ее поперек.
После многих усилий доска поддалась. Я рванул ее вниз. О господи!
Неужели все мои надежды должны рушиться?
Увы! Это было именно так. Плотный, грубый холст, а за ним тяжелая,
холодная масса полотна -- вот все, что я опять нашел.
Теперь оставалась только верхняя часть первого ящика из-под сукна и
крышка ящика с галетами. Надо напрячь последнее усилие... Над первым ящиком
находился еще ящик с сукном, а верхушку второго полностью закрывал тюк с
полотном.
-- Милосердный Боже, неужели я погиб?!
Вот все, что я мог сказать, и впал в полное забытье.
-==Глава XLVIII. ПОТОК БРЕНДИ==-
Я заснул от усталости и длительного напряжения сил. Проснувшись, я
почувствовал себя гораздо бодрее. Странно, что мне стало веселее и я не так
отчаивался, как раньше. Казалось, меня поддерживала какая-то
сверхъестественная сила -- ведь обстоятельства нисколько не изменились, то
есть не изменились к лучшему, и никакой новой надежды или плана у меня не
возникло.
Было ясно, что мне не удастся проникнуть за ящики с сукном и
полотном,-- у меня ведь не было места, куда выкладывать из них материю.
Поэтому я перестал и думать о них.
Но существовали еще два направления: одно -- прямо, другое -- налево,
то есть к носу корабля.
Впереди стояла большая бочка с водой, и, конечно, через нее никак
нельзя было пробраться. Пришлось бы выпустить всю воду. Одно время я думал,
что можно проделать отверстие выше уровня воды, влезть в бочку, просверлить
второе отверстие и пролезть через него. Я знал, что в бочке воды не больше
чем наполовину, потому что в последнее время из-за жары, я, не стесняя себя,
пил много воды. Но я боялся, что из-за этого большого отверстия я могу
потерять всю воду за одну ночь. Вдруг налетит внезапный шквал, какие уже
бывали не раз, и корабль начнет качаться. При этом валкое судно накренится
набок, что уже с ним случалось, бочка перевернется, и вода из нее выльется
-- драгоценная влага, мой лучший друг, без которого я бы давно погиб.
Я подумал и решил не трогать бочку. Оставалась еще другая и более
легкая возможность продвигаться -- через бочонок с бренди.
Этот бочонок лежал, повернутый ко мне концом, и, как я уже говорил,
замыкал вход ко мне с левой стороны. Его верхушка, или днище, приходилась
как раз рядом со стенкой бочки с водой. Но бочонок лежал так близко к борту
корабля, что за ним вряд ли оставалось пустое место. Именно поэтому почти
половина его диаметра была скрыта за бочкой с водой, а другая половина
образовала естественную стену моего убежища.
Вот через эту-то свободную половину бочонка я и решил прокладывать
дорогу, а потом, забравшись в бочонок, просверлить вторую дыру, которая
откроет мне путь через его противоположную сторону.
Может быть, за бочонком с бренди найдется пища, которая сохранит мне
жизнь? Предположение не было основано ни на чем, но я молился за успех.
Плотное дубовое дерево, из которого были сделаны клепки бочонка,
уступало ножу куда хуже, чем мягкая ель ящиков. Однако начало было положено
уже раньше -- я ведь когда-то проделал дырку в этом месте. Я ввел в нее нож
и трудился, пока не прорезал одну из досок днища поперек. Тогда я надел
башмаки, лег на спину и стал изо всех сил бить по днищу каблуками, стуча,
как механический молот. Дело было нелегкое: дубовая доска, крепко стиснутая
соседними досками, сопротивлялась долго. Но я настойчиво продолжал колотить
по доске -- крепления наконец ослабли, и я почувствовал, что дерево
поддается. Еще несколько сильных ударов довершили дело, и доска провалилась
внутрь.
Немедленно меня окатил с ног до головы мощный поток вина. Оно било не
струей, а именно потоком! Прежде чем я успел вскочить на ноги, меня затопило
бренди, и я испугался, что утону в нем. Каморка сразу наполнилась. И только
потому, что я прижал голову к верхним балкам трюма, бренди не залило мне
рот, не то я захлебнулся бы. Оно все же попало мне в горло и глаза -- я
ослеп и оглох. Только спустя некоторое время мне удалось избавиться от
приступа чихания и кашля.
Я вовсе не был склонен веселиться по этому поводу, но я почему-то
вспомнил о герцоге Кларенсе, который когда-то выбрал странный род смерти: он
пожелал, чтобы его утопили в бочке с мальвазией.[40]
Впрочем, наводнение кончилось так же быстро, как началось. Под полом
было достаточно места, и в несколько секунд вино ушло вниз, растворилось в
трюмной воде, оставшись там до конца путешествия. Только платье мое
промокло, да в воздухе остался сильный запах алкоголя, из-за которого трудно
было дышать.
Нос корабля в ту минуту как раз поднимался на волну -- бочонок
накренился, и это движение в десять минут опорожнило его до единой капли.
Я не стал больше дожидаться.
Отверстие, которое я проделал, было достаточно, чтобы влезть туда, и,
кончив чихать и кашлять, я залез внутрь бочонка.
Первым делом я постарался нащупать втулку: я считал, что от нее легче
будет начинать резать клепки.
Я легко нашел ее. К счастью, она была не наверху, а сбоку, на
подходящей высоте.
Я закрыл нож и стал бить по втулке черенком. После нескольких ударов я
вышиб ее наружу и принялся резать клепку.
Не сделал я и дюжины надрезов, как почувствовал, что силы мои
удивительно возросли. Раньше я чувствовал сильную слабость, а теперь готов
был рвать дубовые клепки голыми руками. Настроение вдруг поднялось, как
будто я занимался не серьезным делом, а игрой, исход которой не имел особого
значения. Кажется, я насвистывал и, возможно, даже пел. Я совершенно забыл,
что нахожусь в смертельной опасности, и мне казалось, что все минувшие
страхи просто плод моего воображения: то ли я их придумал, то ли видел во
сне.
Тут меня внезапно охватила мучительная жажда, и, мне помнится, я
барахтался в бочонке, стараясь вылезть наружу, чтобы выпить воды.
Кажется, я действительно вылез, но не уверен, пил ли я воду. Вообще с
этого момента я ничего не помню, потому что неожиданно впал в
бессознательное состояние.
-==Глава XLIX. НОВАЯ ОПАСНОСТЬ==-
Я оставался без сознания несколько часов, и мне даже не снились, как
